масках лиц" (там же, с. 95), он выявлял и характерные "маски-сознания" лиц.
Маски и выражают и скрывают. Это относится и к "маскам-сознания",
представляемым лицами, реализуемым ими в своей деятельности. Текст написан
обществом, но он записан в индивидах. Продукты преобразований, новые
отношения (уже между этими продуктами - как отношения сознания, "отношения
сцены", а не как отношения действительности) и являются языком, выражающим
социальное в сознании, действительную социальную реальность. И его нужно
уметь расшифровывать. Маркс фактически рассматривает образования сознания
как явления социальной действительности, запечатленные в субъектах,
"записанные" в индивидах. Именно в этом смысле он понимает социальную
обусловленность их сознания, а не в каком-либо ином. Сознанием кодируется и
в своем материале выполняется "предстояние" ему объекта, которое само
рождено уже игрой социального механизма. И анализ этого "предстояния" не
требует обращения к психической природе субъекта, к предшествующему опыту
образования ассоциаций у этого субъекта, к его склонностям, навыкам и вообще
к тысяче уходящих в бесконечность обстоятельств, которые не могут быть
учтены никакой наукой и через которые объект сознания преломлялся бы,
трансформируясь в полагаемый сознанием смысл. Ведь ничто из этого не может
объяснить происшедших преобразований в системе отношений. Прежде чем человек
осознал, например, стоимость как сверхчувственное свойство природного тела
продукта труда, произошли эти преобразования - срастание, смещение,
инверсия, сгущение и т.п., то есть "сработала" игра социального механизма,
замещающего реальность видимыми, квазипредметными образованиями. И потому,
что они произошли, человек осознал стоимость как такое свойство.
"объективные мыслительные формы", говорящее и записанное в нем общественное
сознание (смыслы, предметные значения, символику и т.п.), то это же и формы,
в которых субъект фиксирует и переживает свой социальный опыт сознания, не
проникая в его реальные пути и генезис. Это формы, которыми человек
регистрирует то, что его движет и побуждает, не идя дальше объективно
видимого мотива и смысла своих сознательных побуждений и душевных движений
(аналогичные вещи имеют место и при регистрации сознанием своего
психического опыта).
психологический (а в других системах - анимистический, мифологический,
космологический и пр.) язык мотиваций, оформляющий их социальные потребности
и желания, берется на уровне этой абстракции лишь в той мере и в той форме,
в какой в нем проглядывают процессы и механизмы системы социальной
деятельности. Его формы рассматриваются как кристаллизации, отложения
продуктов игры последних. Связи и зависимости, действующие в структуре и
считающиеся действительно "говорящими", должны быть поняты прежде, чем могут
быть поняты эти формы. Кстати, чем очевиднее и ближе структура, тем труднее
ее выявить, что является еще одним свидетельством того, что метод "духовного
понимания", "непосредственного проникновения в смысл сознания", предлагаемый
идеалистической философией культуры, бесплоден.
регистрируется им в терминах мотива, смысла, сознательно понимаемого
интереса и т.п., не будучи образом действительности и механизма процесса,
смысловые отложения которого и впечатаны в сознание в виде таких форм, не
являются также чем-то просто неясным, произвольным, субъективным. Это не
некий туман заблуждений, где-то в пределе стремящихся к истине, рождающих ее
при сбрасывании пелены тумана и поэтому сопоставимых с наукой, лежащих с ней
на одной линии (как если бы движение знания было "прояснением смысла", а
истина - телеологическим смыслом заблуждения, внутренней пружиной всего
движения). Это сопоставление оказывается невозможным, ибо совершенно
независимо от него указанные формы выполняют вполне определенную
генетическую и функциональную роль, поскольку воспроизводятся самими
социальными отношениями. И в качестве таковых они обладают определенной
устойчивостью, структурностью и существуют как несводимые ни к какому
знанию, как неустранимые им. Маркс указывал, например, что открытие
действительной природы продуктов труда как товаров "отнюдь не рассеивает
вещной видимости общественного характера труда" (там же, т. 23, с. 84), что
"для людей, захваченных отношениями товарного производства, эти специальные
особенности последнего - как до, так и после указанного открытия - кажутся
имеющими всеобщее значение, подобно тому как свойства воздуха - его
физическая телесная форма - продолжают существовать, несмотря на то, что
наука разложила воздух на его основные элементы" (там же. Курсив мой. -
М.М.).
предполагаемое классической философией, не может здесь восстановить
действительности, что целый ряд объективных образований сознания не может
быть воспроизведен в качестве сознательно контролируемой человеком
конструкции предмета. Осуществив определенную расцентровку сознания и
анализируя его в обход - через предметную деятельность (в качестве ее
стороны и одной из метаморфоз), Маркс прерывает телеологическую схему,
сослужившую в свое время известную эвристическую службу в анализе явлений
сознания (прежде всего научного). Определенные образования сознания
оказываются инвариантными относительно любых других (скажем, более развитых)
форм сознания и неустранимыми последними. Маркс совершенно определенно
формулирует принцип несводимости бытия (в том числе, бытия сознания) к
знанию. В этом смысле сознание стало, если можно так выразиться,
"бытийствовать" в марксизме задолго до появления любого экзистенциализма и
феноменологии.
гносеологического субъекта (по схеме телеологии самосознания и т.п.), а
сознание, включенное в социальные структуры, являющееся активным реальным
звеном их развития и функционирования, а потому рассматриваемое согласно
своей роли и месту в них. И он вообще отказывается в этой области от
традиционного отношения "объект - субъект", показывая, что отношение
социальных идей и представлений к реальному общественному бытию не есть
отношение мысли субъекта к исследуемому ею объекту и что, следовательно,
противопоставление "материального" и "духовного" в этом плане мало что может
дать для понимания развития и смены культур, систем духовно-практического
освоения человеком окружающего мира. Сознание и культурные формы впервые у
Маркса выступают в новых, неклассических координатах анализа.
социальные детерминизмы сознания и культуры, эти новые схемы анализа очень
интересно проступают в понимании таких более усложненных по сравнению с
рассмотренными выше форм, которые можно было бы назвать рационализированными
косвенно-фетишистскими формами сознания и которые в условиях идеологической
борьбы проникают в идеологию, науку, философию, культуру вообще, приобретают
самостоятельность, могут закрепляться интересами господствующих классов и
т.д.
именно применительно к подобного рода превращениям сознания,
представляющегося основанным на некоторых автономных логических
соображениях, но на деле строящегося совершенно иначе. Прежде всего он
показал, что человек как рефлектирующий и осуществляющий целенаправленную
деятельность индивид не является хозяином в своем собственном идеологическом
доме - не в том смысле, что он связан всегда заданным и социально всегда
ограниченным содержанием как предметом сознательной мысли, а в смысле
механизмов этой мысли, в смысле выявления того, что или кто является ее
активным, самодеятельным агентом. Оказалось, что таковым является не
идеологизирующий свое положение, мотивы и интересы человек.
реальной жизни и самостоятельно существующего рядом с ней), которую выделяет
Маркс, - это зависимость его от непосредственного, стихийно сложившегося в
общественных структурах сознания. Он называет последнее по-разному:
"вплетенное в непосредственный язык реальной жизни" сознание,
"духовно-практическое освоение действительности", "мыслительные формы
практического обихода", "обыденное сознание". Но связь внешне
самостоятельных рационализаций идейной жизни с этим сознанием всегда
оказывается одной и той же - она анализируется Марксом по модели связи
выраженного и невыраженного как особого типа каузальности. Превращенное
сознание он характеризует введением того, что можно было бы назвать
своеобразными "косвенными прагматическими объектами мысли".
формы, которая как особый тип связи была также открыта и разработана Марксом
и которая охватывает вообще структуру всего ряда косвенных,
символически-иллюзорных выражений, наблюдающихся в самых различных областях
жизни человеческого сознания и деятельности. Но здесь не место анализировать
строение этой формы; предположим, что оно известно (в "Капитале" это понятие
применяется сплошь и рядом). Остановимся на особого рода объектах сознания -
косвенных объектах.
который непосредственно или "текстуально" полагается мыслью, но которым на
деле утверждается косвенно другой объект, другая предметность сознания,
остающаяся в нем не выраженной эксплицитно как прямой, аналитический предмет
мысли. Первый замещается вторым и движется уже по его логике. Например,
когда Гегель говорит о "господстве мыслей в истории", то в этом можно
установить косвенный способ утверждения другого предметного смысла
гегелевского сознания - разорванности связи духа и действительности,
восприятия независимой от сознания реальности как враждебной сознанию и
ускользающей от ее рационального контроля. Вот эти, второго рода,
предметности сознания Маркс и считал происходящими из общественных структур
и реальной деятельности, рождающимися в них в виде их "непосредственного
языка сознания", и рассматривал в качестве псевдорационального такое
мышление, которое от них зависит и косвенно их выражает на своем уровне, не
Акунин Борис
Каргалов Вадим
Посняков Андрей
Каргалов Вадим
Афанасьев Роман
Свержин Владимир