ред ним предметами. Но скоро она опускала его на землю и, закрыв лицо
платком, давала волю слезам, которые слепили ей глаза; ни любопытства,
ни радости не отражалось на худом и болезненном личике ребенка. Его вос-
поминания были довольно скудны и однообразны, все они связаны были с
бедностью и горем его родителей. Часами просиживал он у матери на коле-
нях и с детским участием следил, как слезы катятся по ее лицу, а потом
забивался тихо в какой-нибудь темный угол, сам плакал и засыпал в сле-
зах. Суровая реальность жизни со многими ее наихудшими лишениями - голо-
дом и жаждой, холодом и нуждой - открылась ему на заре его жизни, когда
разум его только пробудился; и хотя на вид он оставался ребенком, но он
не знал детской беспечности, веселого смеха, и глаза его были тусклы.
ми мучительной мысли. Здоровый, сильный человек, который мог вынести
чуть ли не любые тяготы, связанные с физическим трудом, хирел в заключе-
нии в нездоровой атмосфере тюрьмы, переполненной людьми. Слабая и хруп-
кая женщина чахла под двойным бременем телесных и душевных страданий.
Юное сердце ребенка надрывалось.
щина переселилась в жалкую комнату неподалеку от места заключения мужа,
и хотя к этой перемене привела нищета, женщина была теперь счастлива,
потому что находилась ближе к нему. В течение двух месяцев она и ее ма-
ленький спутник являлись, по обыкновению, к открытию ворот. Однажды она
не пришла - в первый раз. Настал следующий день, и она пришла одна. Ре-
бенок умер.
о счастливом освобождении от мук для умершего и благодетельном избавле-
нии от расходов для оставшихся в живых, - повторяю, мало знают они о
том, сколь мучительны такие утраты. Безмолвный взгляд, говорящий о любви
и заботе, когда все остальные холодно отворачиваются, сознание, что мы
владеем сочувствием и любовью одного существа, когда все остальные нас
покинули, являются стержнем, опорой, утешением в глубочайшей скорби, ко-
торых не оплатят никакие сокровища и не подарит никакая власть. Ребенок
просиживал часами у ног родителей, обратив к ним худое, бледное личико и
терпеливо сложив маленькие ручки. Они видели, как он таял с каждым днем,
и хотя его недолгая жизнь была жизнью безрадостной и теперь он обрел тот
мир и покой, которых он, ребенок, никогда не ведал на земле, - они были
его родителями, и его смерть глубоко ранила их души.
должна положить конец ее скорби и испытаниям. Тюремные товарищи мужа не
пожелали докучать ему в его страданиях и горе и предоставили ему одному
маленькую камеру, которую он раньше занимал вместе с двумя заключенными.
Женщина поселилась здесь с ним и, влача жизнь без боли, но и без надеж-
ды, медленно угасала.
ее к открытому окну, чтобы воздух ее оживил, и тогда лунный свет, падав-
ший прямо ей в лицо, открыл ему происшедшую в ней перемену, и, словно
беспомощный ребенок, он зашатался под тяжестью своей ноши.
божия, и ты должен это вынести ради меня. О, как я ему благодарна за то,
что он взял нашего мальчика! Он счастлив, теперь он на небе. Что делал
бы он здесь без матери!
сел рядом с ней и, поддерживая ее в своих объятиях, добавил более спо-
койно:
ни.
положат рядом с моим бедным мальчиком, но обещай мне, что, если ты ког-
да-нибудь покинешь это ужасное место и разбогатеешь, ты перенесешь нас
далеко-далеко, очень далеко отсюда, на какое-нибудь тихое деревенское
кладбище, где мы можем покоиться в мире. Дорогой Джордж, обещай мне это!
лени. - Скажи мне, Мэри, еще хоть слово. Один взгляд, один только
взгляд!
вырвался из обессиленного тела, губы Зашевелились, и лицо озарилось
улыбкой; но губы были бледны, и улыбка застыла, напряженная и страшная.
Он остался один на свете.
опустился на колени перед телом жены и призвал бога в свидетели страшной
клятвы: начиная с этого часа он посвящал себя мщению за ее смерть и
смерть своего ребенка, начиная с этого часа и до последнего мгновения
жизни все силы его будут направлены к достижению этой единственной цели,
его мщение будет длительным и ужасным, его ненависть будет вечной и неу-
гасимой и будет гнаться за своей жертвой по всей земле. Глубокое отчая-
ние и страсть, вряд ли человеческая, произвели такие ужасные изменения в
его лине и фигуре, что его товарищи по несчастью в страхе отпрянули от
него, когда он проходил мимо. Глаза его налились кровью, лицо было мерт-
венно бледно, спина сгорблена, словно от старости. В жестокой душевной
муке он чуть не насквозь прокусил нижнюю губу, и кровь, хлынувшая из ра-
ны, стекла по подбородку и запятнала рубашку и шейный платок. Ни одной
слезы, ни одной жалобы он не проронил; но блуждающий взгляд и суетливая
торопливость, с какою он шагал взад и вперед по двору, указывали на жар,
его сжигавший.
это известие с полным спокойствием и признал ею целесообразность. Почти
все обитатели тюрьмы собрались, чтобы присутствовать при выносе; они
расступились, когда появился вдовец; он поспешно прошел вперед и остано-
вился, один, на маленькой огороженной площадке у ворот, откуда отступила
толпа, руководимая инстинктивным чувством деликатности. Дешевый гроб
медленно пронесли на плечах. Толпой владело мертвое молчание, нарушаемое
только сетованиями женщин и шарканьем о каменную мостовую ног носильщи-
ков. Они достигли того места, где стоял осиротелый муж, и остановились.
Он положил руку на гроб, машинально поправил пелену, покрывавшую его, и
дал знак идти дальше. Тюремные сторожа сняли шапки, когда гроб поравнял-
ся с ними, и через секунду тяжелые ворота закрылись за ним. Муж рассеян-
но взглянул на толпу и рухнул на землю. Хотя на протяжении многих после-
дующих недель он днем и ночью бился в жесточайшей горячке и в бреду, но
сознание понесенной утраты и воспоминание о данной клятве не покидали
его ни на миг. Картины мелькали перед его глазами, одно место сменялось
другим, и события следовали за событиями со всей быстротою горячечного
бреда; но все они были так или иначе связаны с его единой великой целью.
Он плыл по беспредельному морю; над ним кроваво-красное небо; сердитые
волны, вздымаясь и бешенстве, вскипают и надвигаются с обеих сторон.
Впереди второе судно, с трудом идет оно в ревущем шторме, его рваные па-
руса развеваются, как ленты, на мачтах, а на палубе теснятся люди, при-
вязанные к поручням, через которые перекатываются каждое мгновенье ги-
гантские волны, унося обреченных в пенящееся море. Заднее судно несется
среди ревущих валов, с быстротой и силой, которым ничто не может проти-
востоять, и, врезавшись в корму переднего судна, разбивает его своим ки-
лем. Из чудовищной воронки, образовавшейся на месте Затонувшего судна,
вырывается вопль, такой громкий и пронзительный, - предсмертные крики
тонущих, слившиеся в неистовый вой, - что заглушает боевой клич стихии и
прокатывается долгим эхом, которое, казалось, прорезает воздух, небо и
океан. Но что это там - эта старая, седая голова, которая показалась над
водой, и, бросая отчаянные взгляды и взывая о помощи, борется с волнами?
Один взгляд - и он прыгает за борт судна и, сильными взмахами рук рассе-
кая воду, плывет к ней. Он приближается к ней, настигает ее. Это - лицо
того человека. Старик заметил его приближение и тщетно пытается от него
ускользнуть. Но он крепко схватывает его и влечет ко дну. Вниз, вниз
вместе с ним, на глубину трехсот футов; "борьба все слабее, слабее и,
наконец, прекращается. Старик мертв - он убил его и сдержал свою клятву.
Песок душит его и слепит глаза, мелкие песчинки проникают в поры кожи и
доводят почти до безумия. Гигантские массы песка, гонимые ветром и наск-
возь пронизанные лучами палящего солнца, вздымаются вдали, подобно ог-
ненным колоннам. Кости людей, погибших в ужасной пустыне, валяются у его
ног, зловещий свет озаряет все вокруг; сколько хватает глаз, все внушает
ужас и страх. В отчаянии он тщетно пытается вскрикнуть, но язык прилип к
гортани, и вне себя он бросается вперед. Наделенный сверхъестественной
силой, он бредет по песку, пока не падает без чувств на землю, измучен-
ный усталостью и жаждой. Какая ароматическая свежесть оживила его, что
это за журчанье? Вода! Да, Это источник, и чистый, прохладный ручей
струится у его ног. Он пьет с жадностью, его ноющее тело отдыхает на бе-
регу, и он погружается в блаженное забытье. Приближающиеся шаги застав-
ляют его очнуться. Седой старик, шатаясь, идет утолить невыносимую жаж-
ду. Опять Это он! Он обвивает руками тело старика и не пускает его. Тот
борется и пронзительно кричит, умоляя дать воды, одну каплю воды, для
спасения жизни! Но он крепко держит старика и жадно следит за его агони-
ей, и когда голова его безжизненно поникла на грудь, он ногами отталки-
вает от себя труп.
и свободен, узнал, что отец, который мог обречь его на смерть в тюрьме,
- да! - который обрек тех, кто был его сыну дороже жизни, на смерть от
нищеты и той болезни сердца, какую не врачует ни одно лекарство, - отец
был найден мертвым на своих пуховиках. У него хватило бы духу оставить
сына нищим, по он был так горд своим здоровьем и силой, что считал преж-