сняли задачу восстания и с тех пор не ведут вооруженной борьбы против
большевиков. (И даже самарские эсеры [открыли] коммунистическим братьям
кусок колчаковского фронта, из-за чего и амнистия-то пошла.) И даже тут на
процессе, подсудимый Гендельман, член ЦК, сказал: "Дайте нам возможность
пользоваться всей гаммой так называемых гражданских свобод -- и мы не будем
нарушать законов". (Дайте им, да еще "всей гаммой"! Вот краснобаи!..)
есть, отреклись от своего бывшего Временного, да и от Учредительного тоже).
И только просят произвести [перевыборы] этих советов со свободной агитацией
партий.
звериное рыло! Да нешто можно? Да ведь [серьезный момент]! Да ведь [окружены
врагами]! (И через двадцать, и через пятьдесят, и через сто лет так будет.)
А вам -- свободную агитацию партий, сукины дети?!
рассмеяться только плечами пожать. Справедливо было решено: "немедленно
всеми мерами государственной репрессии пресечь этим группам возможность
агитировать против власти". *(21) А именно: в ответ на отказ эсеров от
вооруженной борьбы и на мирные их предложения -- ВЕСЬ ЦК ЭСЕРОВ (кого
ухватили) ПОСАДИЛИ В ТЮРЬМУ!
А в чём обвинять? "Этот период не является в такой мере обследованным
судебным следствием" -- сетует наш прокурор.
вынесли резолюцию (но не проводили в жизнь, -- однако по новому уголовному
кодексу это всё равно): тайно агитировать в Красной армии, чтобы
красноармейцы [отказывались участвовать в карательных экспедициях] против
крестьян.
карательных экспедиций.
(больше говорила и писала) так называемая "Заграничная делегация ЦК" эсеров
-- те главные эсеры, которые унесли ноги в Европу.
здесь подсудимых не подлежали бы обвинению в данном процессе, если бы не
обвинения их в организации [террористических актов]!.." Когда, мол,
издавалась амнистия 1919 года, "никому из деятелей советской юстиции не
приходило в голову", что эсеры организовали еще и террор против деятелей
советского государства! (Ну, кому, в самом деле, в голову могло прийти,
чтоб: эсеры -- и вдруг террор? Да приди в голову -- пришлось бы заодно и
амнистировать! Или не принимать дыры в колчаковском фронте. Это просто
счастье, что тогда -- в голову не приходило. Лишь когда понадобилось --
тогда пришло.) А теперь [[это]] обвинение [не] амнистировано (ведь
амнистирована только [борьба]) -- и вот Крыленко предъявляет его!
после Октябрьского переворота? Чернов (на 4 съезде с-р): что партия все свои
силы "противопоставит всякому покушению на права народа, как она это делала"
при царизме. (А все помнят, как она делала.) Гоц: "Если Смольные самодержцы
посягнут и на <Учр. Собр.>... партия с-р вспомнит о своей старой испытанной
тактике".
"свидетельских показаний... будет мало". "Этим до чрезвычайности затруднена
моя задача... В этой области <т. е. террора> приходится в некоторых моментах
бродить в потемках". *(23)
[обсуждался] на ЦК с-р в 1918 г. и [был отвергнут]. И теперь, спустя годы,
надо доказать, что эсеры сами себя обманывали.
социалистов. Или в 1920-м: если большевики посягнут на жизнь
заложников-эсеров, то партия возьмется за оружие. *(24)
смели [думать] взяться за оружие! "Почему не было высказываний [абсолютно
отрицательного] характера?" (Товарищ Крыленко, а может террор -- их "вторая
натура"?)
Крыленки. Но натягиваются такие факты: в голове одного подсудимого был
проект взорвать паровоз совнаркомовского поезда при переезде в Москву --
значит, ЦК виноват в терроре. А исполнительница Иванова с ОДНОЙ
пироксилиноваой шашкой дежурила одну ночь близ станции -- значит, покушение
на поезд Троцкого и значит, ЦК виноват в терроре. Или: член ЦК Донской
предупредил Ф. Каплан, что она будет исключена из партии, если выстрелит в
Ленина. Так мало! Почему не -- категорически запретили? (Или может быть:
почему не донесли на неё в ЧК?)
по прекращению индивидуальных террористических актов своих безработных
томящихся боевиков. Вот и весь их террор. (Да и те боевики не сделали
ничего. Двое из них, Коноплёва и Семёнов с подозрительной готовностью
обогатили в 1922 г. своими добровольными показаниями ГПУ и теперь Трибунал,
но не лепятся их показания к эсеровскому ЦК -- и вдруг также необъяснимо
этих заядлых террористов полностью освобождают.)
свидетеле Крыленко разъясняет так: "если бы человек хотел бы вообще
выдумывать, то вряд ли этот человек выдумал бы так, чтобы случайно попасть
как раз в точку". *(25) (Очень сильно! Это можно сказать обо всяком
подделанном показании.) Или (о Донском): неужели "заподозрить в нём сугубую
проницательность -- показать то, что нужно обвинению?" О Коноплевой
наоборот: достоверность её показания именно в том, что она не всё показывает
то, что необходимо обвинению. (Но достаточно для расстрела подсудимых).
"Если мы поставим вопрос, что Коноплёва выдумывает всё это... то ясно:
выдумывать так выдумывать (он знает! -- А. С.), уличать так уличать" *(26)
-- а она вишь не до конца. А есть и так: "Подводить Коноплёву ни с того ни с
сего под расстрел -- едва ли Ефимову было нужно". *(27) Опять правильно,
опять сильно. Или еще сильней: "Могла ли произойти эта встреча? Такая
возможность не исключена". [Не исключена]? -- значит, [была]! Катай-валяй!
бездеятельностью". Так что' ж уши забиваете? Было несколько денежных
экспроприаций из советских учреждений (оборачиваться-то не на что эсерам,
квартиры снимать, из города в город ездить). Но раньше это были изящные
благородные [эксы], как выражались все революционеры. А теперь перед
советским судом? -- "грабеж и укрывательство краденого".
фонарем закона вся неуверенная, заколебленная, запетлившаяся история этой
пафосно-говорливой, а по сути растерявшейся беспомощной и даже бездеятельной
партии, никогда не возглавленной достойно. И каждое её решение или
нерешение, и каждое её метание, порыв или отступление -- теперь обращаются и
вменяются ей только в вину, в вину, в вину.
Бутырках, арестованный ЦК писал новоизбранному ЦК, что [не на всякое]
свержение большевистской диктатуры он согласен, а только -- через сплочение
трудящихся масс и агитационную работу (то есть, и сидя в тюрьме, не согласен
он освободиться ни террором, ни заговором!) так и это выворачивается им в
первейшую вину: ага, значит, на свержение согласны!
экспроприаций почти нет, за всё остальное давно прощены? Наш любимый
прокурор вытягивает заветный запасец: "В крайнем случае недонесение есть
состав преступления, который по отношению ко всем без исключения подсудимым
имеет место и должен считаться установленным". *(28)
промаха! Это -- открытие юридической мысли в новом кодексе, это -- мощеная
дорога, по которой покатят и покатят в Сибирь благородных потомков.
противники" -- вот кто такие подсудимые! А тогда и без процесса ясно, что с
ними надо делать.
не успел запомнить по номерам -- но как он сечет этими номерами! как
глубокомысленно приводит и истолковывает их! -- будто десятилетиями только
на тех статьях и качается нож гильотины. И вот что особенно ново и важно:
различения [методов] и [средств], которые проводил старый царский кодекс, [у
нас нет]! Ни на квалификацию обвинения, ни на карательную санкцию они не
влияют! Для нас намерение или действие -- [всё равно]! Вот была вынесена
резолюция -- за неё и судим. А там "проводилась она или не проводилась --
это никакого существенного значения не имеет". *(29) Жене ли в постели
шептал, что хорошо бы свергнуть советскую власть, или агитировал на выборах,
или бомбы бросал -- всё едино! [Наказание -- одинаково]!!!
восстаёт желанный портрет -- так и нам все больше выступает в набросках 1922
года -- вся панорама 37-го, 45-го, 49-го.
бараны, они еще -- люди! Мало, очень мало сказано нам, а понять можно.
Иногда Крыленко по оплошности приводит их слова, произнесенные уже здесь, на
суде. Вот подсудимый Берг "обвинял большевиков в жертвах 5 января" (расстрел
демонстрантов в защиту Учредительного Собрания). А вот и прямехонько,
Либеров: "я признаю себя виновным в том, что в 1918 г. я недостаточно
работал для свержения власти большевиков". *(30) И Евгения Ратнер о том же,
и опять Берг: "считаю себя виновным перед рабочей Россией в том, что не смог
со всей силой бороться с так называемой рабоче-крестьянской властью, но я
надеюсь, что мое время еще не ушло". (Ушло, голубчик, ушло.)
Лукин Евгений
Маккефри Энн
Каменистый Артем
Лондон Джек
Куликов Роман
Херберт Фрэнк