старик, и я увидел его родное, горбоносое лицо. Рядом с ним сидел его сын,
добрая душа, охотник Иса. А у самого огня, склонившись к котлу с мамалыгой и
помешивая ее лопаточкой, стояла жена Кязыма. А в стороне от дверей на
кушетке сидела с веретеном старуха, и тут же возились дети Кязыма, мальчик и
девочка, которых я не раз катал на себе.
спрыгнув с кушетки, подбежали ко мне.
подбежала ко мне. -- Лопни мои глаза, если это не Арапка!
простая душа, увидев меня, прослезился.
длинней, чем ты думаешь, Иса. Я никогда твоих слез не забуду, Иса. Ты
благодарный, ты помнишь, что, когда убил медведя в лесу, две лошади и два
осла отказались везти его домой. Они хрипели и в ужасе пятились от этой
страшной поклажи. И только я, собрав все свои силы и преодолев отвращение,
согласился дотащить его тушу до дому.
огня и, только повернув голову, сурово смотрел в мою сторону. Нет, нет, я не
верил в его равнодушие, я не верил, что все это время он не думал обо мне,
не скучал по мне. Но таков мой старик. Ни один человек в мире не умеет так
себя в руках держать, как он.
говорил я про себя, вернулся к вам ваш Арапка, вернулся в родной дом после
неисчислимых страданий, все так же любящий и преданный своему хозяину.
У него рана на спине!
внимательно он рассматривал рану. Да, да, говорил я про себя, смотри, что со
мной сделали.
ненавистью сказал мой старик и прибавил. -- Иса, поедешь к нему и вернешь
ему деньги. Я Арапку беру назад, раз ему невтерпеж там жить.
порядочных людей, а не бросила в грязь. Господи, подумал я, все как прежде,
как будто не было долгой разлуки и невыносимых страданий. И опять, как
прежде, куры и петухи окружили меня в надежде поклевать отскакивающие зерна.
Клюйте, милые, клюйте, думал я, Арапка добрый, он снова дома, он снова
счастлив.
чистую тряпку и протер рану на моей спине. Сначала сильно жгло, но потом
стало гораздо легче, потому что мухи перестали донимать.
сильно обеспокоен, что деньги моего старика пропадут. Ведь сказать, что этот
хозяин меня уже продал в другое место, я не мог, потому что понимать-то я
понимаю абхазскую речь, а сказать ничего не могу.
старику, что этот хозяин давно продал меня и даже слышать не хочет об этом
непотребном муле. Видно, мошенник, не сообразил сразу, что может за меня
дважды деньги получить, а когда сообразил, уже было поздно, проговорился. Я
прислушивался к Исе не для того, чтобы услышать мнение этого живодера обо
мне. Нет. Я прислушивался к Исе, чтобы узнать, не заметил ли он случайно
кобылу с жеребенком. Видно, не заметил. Странно, как можно было не заметить
жеребенка, если кобыла в самом деле ожеребилась.
оседлал меня и поехал в село Атары. С тех пор мы с ним неразлучны, и время,
когда он меня продал, я вспоминаю, как дурной сон.
он мной не совсем доволен, то я настаиваю на своей правоте. То он на меня
поварчивает, то я заупрямлюсь, защищая достоинство солидного, знающего себе
цену мула. Вот так и живем с тех пор, и другой жизни я себе не желаю.
стариком продолжали бодро идти вперед, когда вдруг услышали страшный визг
свиньи. Это был какой-то скрежещущий, раздирающий душу визг. Через некоторое
время я увидел, что в пятидесяти шагах от нас выволокли из калитки свинью.
Двое держали ее за ноги, третий держал за уши, а четвертый шел рядом. Свинью
явно собирались зарезать, а она об этом знала и визжала с неимоверной силой.
за ноги, один за передние, другой за задние, а третий, оттянув ей голову к
спине, за уши. Четвертый, вынув большой нож, склонился над ней, но почему-то
нож не вонзал в нее, а что-то обсуждал с остальными. Свинья, понимая, что
надвигается смерть, продолжала визжать изо всех сил. Я почувствовал, что мой
старик начал раздражаться. Он терпеть не может, когда кто-то какое-то дело
делает нечисто.
просто неумехи. Наконец, когда мы поравнялись с ними, тот, что держал нож,
сунул его в свинью, и она замолкла. Те, что держали свинью, отпустили ее и
немного отошли, довольные сделанным делом.
казалась убитой, встала на ноги с торчащим по рукоять из груди ножом и,
шатаясь, пошла. Видно, тот, что убивал, не попал ей в сердце.
землю. -- Разве можно мучить животное, даже если это свинья!
догнал ее, схватил за одно ухо, вывернул ей голову, выхватил нож, всаженный
ей в грудь, и с силой вонзил его снова И конечно, попал ей в самое сердце.
Свинья замертво свалилась на траву.
немало нарезал всякой живности, но свинью он резал в первый раз. Вообще он
только в последние годы стал разводить свиней и продавать, но сам он их
никогда не резал и свинину не ел.
кривоглазых и криворуких, мой старик взгромоздился на меня, и мы пошли
дальше. А эти все продолжали стоять, смущенно переминаясь, то глядя на
мертвую свинью, то на моего старика, словно все еще пораженные неожиданным
воскрешением свиньи и ее невесть откуда взявшимся забойщиком.
железный мост. Проходить по нему было неприятно, и я был рад, когда мост
кончился.
из-под руки долго глядел ему вслед.
-- посмотрим, как вы мясо научите летать, чтобы вам оставалось только
хватать его и швырять в котел.
аэропланами, ни машинами, ни конторами, ни большими городскими домами. Он
всегда уверен, что внутри у него есть что-то такое, что в тысячу раз важнее
всех этих аэропланов, машин и контор. Такая внутри у него есть сила, но
объяснить эту силу я не могу. Я ее только чувствую. И не только я. Все ее
чувствуют. Ее чувствует даже наше чегемское начальство, и они стараются
особенно с моим стариком не связываться. Они даже сквозь пальцы смотрят на
то, что он все еще держит пастуха Харлампо.
эндурцы. Мы въехали в село абхазских эндурцев. Старик мой спокойно озирался
и никак не показывал, что такое большое скопление эндурцев в одном месте
действует ему на нервы. Днем с огнем не сыщешь другого такого человека,
который умел бы так держать себя в руках.
мы въехали в село чистокровных абхазцев, нервы у него не выдержали из-за
наших же абхазцев. Мы проезжали мимо большого кукурузного поля, которое
мотыжили десяток колхозников. Старик мой остановился и, видно, захотел
прополоскать горло родной речью. Он стал с крестьянами говорить о том, о
сем. Конечно, спросил у них насчет эвкалиптов, и они ему отвечали, что
насчет эвкалиптов у них все тихо.
от времени, подымая голову, спрашивали сами у него насчет чегемских дел. Мой
старик сначала охотно с ними говорил, а потом стал сердиться, и я это понял,
потому что он стал дергать за поводья так, словно я пытался идти, а он хотел
меня остановить. Но ясное дело, что я стоял на месте, а это он начинал
беситься.
мотыгой. -- Как надо, так и мотыжим!
по-гяурски!
свою мотыгу, -- тоже мне учит... да еще верхом на муле...
упомянул меня. Но он гораздо младше моего старика по возрасту, а по
абхазским обычаям так со старшими разговаривать не положено.
гневе. -- При чем тут мой мул, если вы оскотинились!
плетень, спрыгнул на поле и, наклоняясь к стеблям кукурузы, стал разгребать
землю из-под них. Попутно он выдергивал стебли, слишком близко росшие друг
от друга, которые надо было срезать мотыгой.
стеблями кукурузы. И каждый раз видно было, как из-под них высовываются
сорняки, слегка заваленные землей. Дело в том, что эти колхозники ленились
выполоть сорняк из-под каждого стебля, а чаще всего просто заваливали корни
Сертаков Виталий
Лондон Джек
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Посняков Андрей
Шилова Юлия