Чтение 68–й страницы книги ~Избранное~

- Я не знаю, - ответил он спокойно. - Но отец Браун
знает. И он сказал, что убийство совершила воля, свободная,
как этот морской ветер.
- Отец Браун - удивительный человек, - промолвила она не
сразу. - Только он один как-то скрашивал мою жизнь, до тех
пор пока.
- Пока что? - переспросил Пейн, порывисто наклонился к
ней и так толкнул бронзовое чудовище, что оно качнулось на
своем пьедестале.
- Пока не появились вы, - сказала она и снова улыбнулась.
Так пробудился старый замок. В нашем рассказе мы не
собираемся описывать все стадии этого пробуждения, хотя
многое произошло еще до того, как на берег спустилась ночь.
Когда Гарри Пейн наконец снова отправился домой, он был
полон такого счастья, какое только возможно в этом бренном
мире. Он шел через темные пески - те самые, по которым
часто бродил в столь тяжелой тоске, но теперь в нем все
ликовало, как море в час полного прилива. Он представлял
себе, что замок снова утопает в цветах, бронзовый тритон
сверкает, как золотой божок, а бассейн наполнен прозрачной
водой или вином. И весь этот блеск, все это цветение
раскрылись перед ним благодаря слову "убийство", смысла
которого он все еще не понимал. Он просто принял его на
веру и поступил мудро - ведь он был одним из тех, кто чуток
к голосу правды.
Прошло больше месяца, и Пейн наконец вернулся в свой
лондонский дом, где у него была назначена встреча с отцом
Брауном: художник привез с собой фотографию портрета. Его
сердечные дела подвигались успешно, насколько позволяла тень
недавней трагедии, - потому она и не слишком омрачала его
душу, впрочем, он все же помнил, что это - тень семейной
катастрофы. Последнее время ему пришлось заниматься слишком
многими делами, и лишь после того как жизнь в доме Дарнуэев
вошла в свою колею, а роковой портрет был водворен на
прежнее место в библиотеке, ему удалось сфотографировать его
при вспышке магния. Но перед тем как отослать снимок
антиквару, как и было договорено, он привез показать его
священнику, который настоятельно просил об этом.
- Никак не пойму вас, отец Браун, - сказал Пейн. - У вас
такой вид, словно вы давно разгадали эту загадку.
Священник удрученно покачал головой.
- В том-то и дело, что нет, - ответил он. - Должно быть,
я непроходимо глуп, так как не понимаю, совершенно не
понимаю одной элементарнейшей детали в этой истории. Все
ясно до определенного момента, но потом. Дайте-ка мне
взглянуть на фотографию. - Он поднес ее к глазам и
близоруко прищурился. - Нет ли у вас лупы? - спросил он
мгновение спустя.
Пейн дал ему лупу, и священник стал пристально
разглядывать фотографию, затем он сказал:
- Посмотрите, вот тут книга, на полке, возле самой рамы
портрета. Читайте название "Жизнь папессы Иоанны" Гм,
интересно. Стоп! А вон и другая над ней, что-то про
Исландию. Так и есть! Господи! И обнаружить это таким
странным образом! Какой же я осел, что не заметил их
раньше, еще там!
- Да что вы такое обнаружили? - нетерпеливо спросил
Пейн.
- Последнее звено, - сказал отец Браун -
Теперь мне все ясно, теперь я понял, как развертывалась
вся эта печальная история с самого начала и до самого конца.
- Но как вы это узнали? - настойчиво спросил Пейн.
- Очень просто, - с улыбкой отвечал священник. - В
библиотеке Дарнуэев есть книги о папессе Иоанне и об
Исландии и еще одна, название которой, как я вижу,
начинается словами: "Религия Фридриха..." - а как оно
кончается - не так уж трудно догадаться - Затем, заметив
нетерпение своего собеседника, священник заговорил уже более
серьезно, и улыбка исчезла с его лица: - Собственно говоря,
эта подробность не так уж существенна, хотя она и оказалась
последним звеном. В этом деле есть детали куда более
странные. Начнем с того, что, конечно, очень удивит вас.
Дарнуэй умер не в семь часов вечера. Он был мертв с самого
утра.
- Удивит - знаете ли, слишком мягко сказано, - мрачно
ответил Пейн, - ведь и вы и я видели, как он целый день
расхаживал по комнате.
- Нет, этого мы не видели, - спокойно возразил отец
Браун. - Мы оба видели или, вернее, предполагали, что
видим, как он весь день возился со своим аппаратом. Но
разве на голове у него не было темного покрывала, когда вы
заходили в комнату? Когда я туда зашел, это было так. И,
недаром мне показалось что-то странное в его фигуре. Дело
тут не в том, что он был хромой, а скорее в том, что он
хромым не был. Он был одет в такой же темный костюм. Но
если вы увидите человека, который пытается принять позу,
свойственную другому, то вам обязательно бросится в глаза
некоторая напряженность и неестественность всей фигуры.
- Вы хотите сказать, - воскликнул Пейн, содрогнувшись, -
что это был не Дарнуэй.
- Это был убийца, - сказал отец Браун. - Он убил Дарнуэя
еще на рассвете и спрятал труп в темной комнате, а она -
идеальный тайник, потому что туда обычно никто не
заглядывает, а если и заглянет, то все равно немного увидит.
Но в семь часов вечера убийца бросил труп на пол, чтобы
можно было все объяснить проклятием Дарнуэев.
- Но позвольте, - воскликнул Пейн, - какой ему был смысл
целый день стеречь мертвое тело? Почему он не убил его в
семь часов вечера?
- Разрешите мне, в свою очередь, задать вам вопрос, -
ответил священник. - Почему портрет так и не был
сфотографирован? Да потому, что преступник поспешил убить
Дарнуэя до того, как тот успел это сделать. Ему, очевидно,
было важно, чтобы фотография не попала к антиквару, хорошо
знавшему реликвии дома Дарнуэев.
Наступило молчание; затем священник продолжал более тихим
голосом:
- Разве вы не видите, как все это просто? Вы сами в свое
время сделали одно предположение, но действительность
оказалась еще проще. Вы сказали, что любой человек может
придать себе сходство с портретом. Но ведь еще легче
придать портрету сходство с человеком... Короче говоря,
никакого рока Дарнуэев не было. Не было стариной картины,
не было старинной надписи, не было предания о человеке,
лишившем жизни свою жену, но был другой человек, очень
жестокий и очень умный, который хотел лишить жизни своего
соперника, чтобы похитить его невесту. - Священник грустно
улыбнулся Пейну, словно успокаивая его. - Вы, наверно,
сейчас подумали, что я имею в виду вас, - сказал он. - Не
только вы посещали этот дом из романтических побуждений. Вы
знаете этого человека или, вернее, думаете, что знаете. Но
есть темные бездны в душе Мартина Вуда, художника и любителя
старины, о которых никто из его знакомых даже не
догадывается. Помните, его пригласили в замок, чтобы
реставрировать картины? На языке обветшалых аристократов
это значит, что он должен был узнать и доложить Дарнуэям,
какими сокровищами они располагают. Они ничуть бы не
удивились, если бы в замке обнаружился портрет, которого
раньше никто не замечал. Но тут требовалось большое
искусство, и Вуд его проявил. Пожалуй, он был прав, когда
говорил, что если это не Гольбейн, то мастер, не уступающий
ему в гениальности.
- Я потрясен, - сказал Пейн, - но очень многое мне еще
непонятно. Откуда он узнал, как выглядит Дарнуэй? Каким
образом он убил его? Врачи так и не разобрались в причине
смерти.
- У мисс Дарнуэй была фотография австралийца, которую он
прислал ей еще до своего приезда, - сказал священник. - Ну,
а когда стало известно, как выглядит новый наследник, Вуду
нетрудно было узнать и все остальное. Мы не знаем многих
деталей, но о них можно догадаться. Помните, он часто
помогал Дарнуэю в темной комнате, а ведь там легче легкого,
скажем, уколоть человека отравленной иглой, когда к тому же
под рукой всевозможные яды. Нет, трудность не в этом. Меня
мучило другое - как Вуд умудрился быть одновременно в двух
местах? Каким образом он сумел вытащить труп из темной
комнаты и так прислонить его к аппарату, чтобы он упал через
несколько секунд, и в это же самое время разыскивать в
библиотеке книгу? И я, старый дурак, не догадался взглянуть
повнимательнее на книжные полки! Только сейчас, благодаря