сделала преступником. За какие-то мгновения я постарел и больше никогда не
сознавал себя молодым. И хотя впоследствии меня продолжали называть
Везунчиком, я больше не знал удачи. Мое знание не легло в хранилища. Я
вытравил его из памяти корабля и желал бы так же поступить и со своей. Но
оно было погребено во мне, и все это время я носил его с собой по
Галактике. И я внушал себе, что это сон, кошмар, бред. И когда-нибудь
наступит час, и я не вспомню об этом.
было облачено в скафандр и разговаривало на астролинге. Это означало, что
их народ вступил в Галактическое Братство. А также и то, что пришел час
искупления.
себя за малодушие и решил найти тебя, чтобы рассказать о своем
преступлении. Чтобы ты осудил меня. В моем мире никто мне не судья. Но
твой приговор я приму как высшую справедливость, потому что вынесен он
будет по законам жертв. И вот я пришел.
суставчатые конечности, глядел на Кратова выпуклыми глазами и ждал.
такое. Что мне сказать ему? Что я и сам побывал на его месте, но давно уже
полагаю свою вину искупленной? По законам собственной совести... Видно,
моя совесть оказалась чересчур сговорчивым судьей, если не прошло и одного
круга, а я живу спокойно, в ладу с самим собой... Сказать ему, что за
спиной моего народа тысячелетия беспрерывных убийств? Что лишь недавно мы
уговорились не воевать и до сих пор не можем залечить раны? Что нет на
Земле человека, рода которого не коснулась бы война? Особенно та, которую
называют Мировой... О чем он мне рассказал? Что это было? Большая война
или одна из бесчисленных малых, которые и войнами-то однажды перестали
называть, а так - конфликтами? Или какая-нибудь резня своих своими же, под
революционными лозунгами шкурной справедливости? В архивах моей семьи есть
фотографии людей, родных мне по крови, но не оставивших потомства. Это
срубленные ветви моего родового дерева. Они погибли в войнах и социальных
катаклизмах. И так недавно все это было, что я помню еще их имена. Слишком
мало времени прошло, чтобы я мог судить беспристрастно".
рождают детей в любви и согласии. Вот я, например, живу...
Наказание? Но оно ничего не меняет. Может быть, смерть? Но это всего лишь
разновидность наказания... - Кратов поднялся. - Взгляни туда, Раамм. За
этими деревьями находится музей оружия. Иди туда и посмотри, что в нем
хранится. Поговори с его смотрителем. Ты кое-что поймешь в нас, людях. И
он, кстати, тоже кое-что поймет. Может быть, тебе даже станет легче...
Прощай, Раамм.
сиденье рядом с потрясенной Марси.
исповедаться.
такие?
любопытства.
совершил тяжкий проступок перед человечеством или просто с ним не поладил.
Ты кого-нибудь убил?!
напряглось теплое, податливое до этой минуты тело девушки. - Тебе от этого
легче? Мне - нет. Ему, - он указал глазами на неподвижную фигуру Раамма
Везунчика, - тоже... Есть в Галактике такая планета Псамма.
Какой-то обряд? Посвящение в рыцари монашеского ордена?
плоддер-пост на Земле. Сообщил свое желание. Передал Плоддерскому Кругу
всю наличность - несколько тысяч энектов. Дал обет исполнять Кодекс
плоддерской чести. И на шесть лет исчез для Земли.
послушание. Работали мы везде, куда пошлют. Я, например, стал блюстителем
Галактических маяков. Стяжать там особенно и нечего было. Что же до
целомудрия...
короткий для успокоения совести... как выяснилось.
некоторое время, чтобы он смог продолжить. - Два потока. Один будет здесь
через полчаса, а другой накатит к обеду. Если только не прибавит прыти.
Потом они столкнутся лоб в лоб, и получится танковое сражение под
Прохоровкой.
взамен наполовину истраченной.
растерянно бормотал Грант. - Думаешь, мне это не надоело? Ну что они к нам
привязались?! То всякая ползучая дрянь, то тараканопауки ублюдочные... И
вот теперь эти красавцы!
тобой осталось ровно до второго потока. Патруль в нашей глухомани,
конечно, великая роскошь. Но мало ли что - вдруг да кто-нибудь и подхватит
нас на автоаларм. А первый поток я, хоть как, но должен отвалить.
чести...
продекламировать его пантаврам. Постатейно. Авось проникнутся. Или, что
еще лучше, напугаются. Твоя дикция деморализует кого угодно. Маяк должен
работать - вот в чем на данный момент состоит наша честь.
передатчику. А ты действуй. Я тебе потом помогу. Ничего, брат-плоддер,
как-нибудь отстреляемся!
постоял, задумчиво покачивая фогратором. - Если только не будет третьего
потока.
плечо.
топоту. Раструб фогратора лежал у него на локтевом сгибе. Стена пока еще
скрывала пантавров от его глаз, и Кратов очень надеялся, что она сдержит
хотя бы первую атаку. Стена вокруг маяка была сложена из гранитных
валунов, намертво сплавленных и для верности прошитых металлической
арматурой. От времени камень кое-где подернулся рыжеватым мхом, на
подножие стены взбегали нанесенные ветрами и уже слежавшиеся земляные
буруны. Защитный вал строился на совесть, на века, и трудно было даже
вообразить, что найдется сила, способная хотя бы слегка ущербить его.
масло, как океанский лайнер во встречную волну. И, не задерживаясь в
облаке гранитных брызг ни на миг, продолжал свое страшное всесокрушающее,
всевытаптывающее, всесминающее движение.
в их крошечных мозгах шевельнулась хотя бы слабая тень мысли изменить
вековечному инстинкту, этой планете пришел бы конец. Они выдолбили бы ее
своими корявыми когтистыми лапами со шпорами, искрошили бы в труху все
деревья, срыли бы тяжелыми башками в костяных жабо все горы и холмы под
основание, обратили бы этот мир в идеально круглый и предельно мертвый
шар. Но природа благоразумно наложила вето: запретила пантаврам
выстраиваться на бегу даже по двое, и планета убереглась. Лишь пролегли