Чтение 68–й страницы книги ~Близнецы-соперники~

несомненно, старику Капомонти... надежен как скала".

- Когда Капомонти умирал, он обо всем рассказал своему зятю, Лефраку.

- Значит, и Лефрак знает!

- Только одно слово. Имя. Ляйнкраус.

Фонтин нетерпеливо подался вперед. Он был поражен. В мозгу вспыхнула
слабая догадка. Так после долгого и запутанного допроса между отдельными
фразами и словами наконец складывается некая взаимосвязь, объясняющая все,
что прежде казалось совершенно бессмысленным.

Слова. Нужно положиться на слова, как его брат полагался на насилие.

Он стал быстро пробегать глазами текст. И наконец нашел то, что искал.

"Я смутно припоминаю малоприятный эпизод... Я уж и не помню, что именно
произошло... но что-то серьезное, это вызвало у отца... гнев... гнев и
печаль... складывается впечатление, что тогда он утаил... подробности
происшествия., " "Утаил", "гнев", "печаль", "вызвало у отца...".

- Гольдони, послушайте. Постарайтесь вспомнить. Что-то произошло. Что-то
неприятное, печальное, возмутительное. И это касалось семьи Ляйнкраусов...

- Нет.

Адриан удивился. Безногий Гольдони прервал его, не дав договорить.

- Что значит "нет"? - спросил он тихо.

- Я же вам сказал. Я их едва знал. Мы даже и не разговаривали.

- Потому что они были евреи? Потому что в те времена сюда дошли веяния с
севера?

- Я вас не понимаю.

- Думаю, понимаете! - Адриан не спускал с него глаз. Альпиец отвел
взгляд. Фонтин тихо продолжал:

- Вы могли их и не знать. Но вы мне в первый раз за все время солгали.
Почему?

- Не солгал. Они не были друзьями Гольдони.

- А Капомонти?

- И Капомонти.

- Вы их не любили?

- Мы их не знали! Они всегда держались особняком. Здесь селились другие
евреи, и они тоже жили сами по себе. Неужели не понятно?

- Нет! - Адриан чувствовал, что разгадка совсем рядом. Возможно, сам
Гольдони и не знал этого. - Что-то произошло в июле тысяча девятьсот
двадцатого года. Что?

Гольдони тяжело вздохнул:

- Не помню.

- Четырнадцатого июля тысяча девятьсот двадцатого года. Что произошло?

Гольдони тяжело дышал, стиснув челюсти. Массивные обрубки некогда сильных
бедер нервно задвигались в инвалидной коляске.

- Это не важно, - прошептал он.

- Уж позвольте мне об этом судить! - мягко возразил Адриан.

- Теперь-то времена другие. Многое изменилось в нашей жизни, - проговорил
альпиец срывающимся голосом. - Но тогда так думали многие.

- Четырнадцатое июля двадцатого года! - Адриан бил в одну точку.

- Я же вам сказал! Это не важно!

- Черт бы вас побрал! - Адриан вскочил со стула. Он был почти готов
ударить беспомощного человека. И тут слова были произнесены:

- Избили еврея. Молодого еврейчика, который пришел в церковную школу...
Избили. Через три дня он умер.

Альпиец сказал. Но не все. Фонтин отошел от инвалидного кресла.

- Сына Ляйнкрауса? - спросил он.

- Да.

- В церковной школе?

- Он не мог поступить в государственную школу. А там можно было учиться.
Священники приняли его. Фонтин сел, глядя на Гольдони.

- Вы не сказали... Кто участвовал в избиении?

- Четверо подростков из Шамполюка. Они сами не понимали, что делают. Так
потом все говорили.

- Не сомневаюсь. Это самое простое. Глупые дети, которых надо оградить от
наказания. Чего стоит жизнь какого-то еврея!

В глазах Альфредо Гольдони стояли слезы.

- Да...

- Вы были одним из тех четверых мальчишек? Гольдони молча кивнул.

- Пожалуй, я сам вам скажу, что тогда произошло, - продолжал Адриан. -
Ляйнкраусу стали угрожать. Ему, его жене, остальным детям. И они молчали,
никуда не стали жаловаться. Умер еврейский мальчик - вот и все.

- Давно это было, - прошептал Гольдони. Слезы текли по его щекам. -
Теперь уже так больше никто не думает. А мы жили с этим грехом на душе. В
конце жизни бремя еще тяжелее. До могилы ведь недалеко.

У Адриана перехватило дыхание. Его изумили последние слова Гольдони.
"Могила... недалеко". Могила. О Господи! Неужели - это? Его так и подмывало
вскочить, проорать старику свой вопрос прямо в ухо и кричать до тех пор,
пока безногий не вспомнит. Точно. Но так нельзя. Не повышая голоса, он резко
спросил:

- И что же произошло потом? Что сделал Ляйнкраус?

- Что сделал? - Гольдони печально пожал плечами. А что он мог сделать?
Молчал как рыба.

- Похороны состоялись?

- Если и состоялись, мы об этом ничего не знали.

- Но ведь сына Ляйнкрауса надо было похоронить. Ни одно христианское
кладбище, конечно, не приняло бы покойника-еврея. Где у вас тут хоронили
евреев?

- Сейчас есть кладбище. А тогда не было.

- А тогда - где? Где? Где его похоронили? Где похоронили убитого сына
Ляйнкрауса?

Гольдони отшатнулся, точно его ударили по лицу.

- Поговаривали, что взрослые - отец и сыновья - отнесли тело высоко в
горы. Там и похоронили, чтобы над телом мальчика больше никто не измывался.

Адриан вскочил на ноги. Вот и разгадка.

Могила еврея. Ларец из Салоник.

Савароне Фонтини-Кристи узрел вечную истину в трагедии, случившейся в
альпийском городишке. И использовал ее. Чтобы и святые отцы не забывали.

Паулю Ляйнкраусу было под пятьдесят, внук торговца и сам торговец, но
живущий в другое время. Он не многое мог поведать о своем деде, которого
едва помнил, или об эпохе унижений и страха, которую и вовсе не знал. Но это
был энергичный, толковый коммерсант, которому удалось значительно расширить
семейное дело. И он сразу понял, что внезапное появление Адриана вызвано
событиями чрезвычайной важности.

Ляйнкраус отвел Фонтина в библиотеку, подальше от жены и детей, и снял с
полки фамильную Тору. На фронтисписе книги был изображен подробный план с
указанием маршрута к горной могиле сына Ройвена Ляйнкрауса, похороненного 17
июля 1920 года.

Адриан тщательно срисовал план и сверил свой рисунок с оригиналом. Все
точно. Теперь путь к месту, где покоится неведомое, открыт.

У него осталась последняя просьба. Ему надо позвонить в Лондон -
разумеется, он оплатит этот звонок.

- Наша семья, - ответил торговец, - в неоплатном долгу перед вашим дедом.
Так что звоните, пожалуйста.

- Не уходите! Я хочу, чтобы вы присутствовали при разговоре.

Он позвонил в отель "Савой". Поручение было несложным. Как только
начнется рабочий день в американском посольстве, пусть портье позвонит туда
и оставит записку для полковника Таркингтона, сотрудника Генеральной
инспекции вооруженных сил. Если его нет в Лондоне, в посольстве знают, как
его разыскать.

Полковнику Таркингтону следует незамедлительно выехать в городок Шамполюк
в итальянских Альпах и найти Пауля Ляйнкрауса.

Итак, он отправляется в горы на охоту. Но он не питал иллюзий. С майором
ему, конечно, не тягаться. Его попытка может оказаться бесплодной. А может -
и смертельной. Это он тоже хорошо понимал.

Мир не осиротеет без него. Он ничем особенным не замечателен, хотя ему
хотелось думать, что он не совсем бесталанен. Но что будет с миром, если
Эндрю вернется из Альп с содержимым железного ларца, доставленного сюда из
Салоник более трех десятилетий назад?

Если из Альп суждено выйти только одному из братьев и им будет
предводитель "Корпуса наблюдения", то его нужно обезвредить.

Положив трубку, Адриан взглянул на Пауля Ляйнкрауса.

- Когда с вами свяжется полковник Таркингтон, расскажите ему в точности
обо всем, что произошло здесь утром.

Фонтин открыл дверцу своего "фиата", сел и только сейчас заметил, что от
волнения оставил ключи в замке зажигания - непростительная оплошность!

Подумав об этом, Адриан перегнулся вправо и открыл "бардачок". Сунул руку
внутрь и нашарил там тяжелый черный пистолет. Альфредо Гольдони объяснил
ему, как обращаться с этой штукой.

Он повернул ключ зажигания и опустил стекло. Ему вдруг стало трудно
дышать. Сердце заколотилось в груди: он вспомнил.

Ему довелось стрелять из пистолета лишь однажды в жизни. Много лет назад
в спортивном лагере в Нью-Хэмпшире. Вожатые возили их на стрельбище местного
полицейского управления. С ним был и его брат-близнец. Они тогда здорово
повеселились.

Где оно, то веселье?

Где его брат?

Адриан ехал по дороге, обсаженной деревьями с обеих сторон, и, свернув
налево, вырулил на шоссе, которое вело на север, в горы. Высоко в небе
утреннее солнце скрылось под покрывалом нависших туч.

Глава 32

Девочка вскрикнула, поскользнувшись на тропе. Брат схватил ее за руку и