переваривания; Анжела была права. Он никогда не был склонен к самоубийству -
на самом деле он был достаточно близок к нему только в тот день, когда он
позволил себе взять за руку Анну. Когда он понял, что готов привязать ее...
Анжелой. Откуда, ведь они оба люди, они говорят на одном языке... Только
Влад скорее умер бы, чем привязал бы Анну. А с точки зрения Анжелы узы -
только орудие.
косым взглядам, которые иногда бросали на него Булка, Кисель и Старый, Влад
догадывался, что они не на шутку опасаются его. Каждая секунда проходила под
напряженным, бдительным контролем.
победе. Он воображал лицо Анжелы, когда, вернувшись, она застанет троицу
тюремщиков в безуспешных попытках вернуть его к жизни; это мало помогало.
Влад не находил в себе достаточных резервов злорадства.
дружен, почти не был знаком - однако мысль о том, что оба они постепенно
врастают в Анжелины сети, подстегивала, как хлыст.
жила в мире, где царствуют узы.
гадком и грязном. Убрать Анжелу - единственно возможной ценой.
последние написанные главы; он был спокоен и умиротворен.
одеяло, на что тот, растерявшись, ответил, что такового не имеется и, на его
взгляд, в помещении достаточно тепло. Влад зацокал зубами и лег, свернувшись
калачиком, лицом к стене; Булка обеспокоился. Тогда Влад слабым голосом
попросил достать из чемодана его куртку, и, к большой Владовой радости,
смущенный Булка исполнил эту просьбу.
полумрак, только на столике возле "дежурного" кресла бдительно горела
настольная лампа.
комнате-зале и в самом деле не было холодно), Влад нащупал шнурок, развязал
узлы, снял пластмассовые набалдашники и осторожно вытащил пояс наружу.
двери, уселся в "дежурное" кресло и погрузился в созерцание какого-то кино -
без звука, чтобы не потревожить спящего литератора.
голубоватым светом лицо неудавшегося боксера будет последним человеческим
лицом, которое он видит в жизни. Нет; лучше вспомнить Анну. И Богорада. И
Димку Шило, навсегда оставшегося семнадцатилетним пацаном...
другой конец шнура накрепко привязал к щиколоткам. Кисель видел, что он
ворочается, один раз даже подошел, постоял рядом; Влад дышал ровно. Кисель
отошел.
который среди миллиардной роскоши ходит в потертых джинсах и читает книжки
про Гран-Грэма, а ведь они, эти наивные книжки, написаны затем, чтобы
человечество стало добрее...
Самсона Ведрика. Если бы не узы...
любящая...
***
много белых, пушистых, безответных кур. И чтобы из соседнего двора иногда
прилетал соседский петух, мы бы с ним дружили и дрались. Я хотел бы сидеть
на заборе - над всеми... всеми любимый и никому ничем не обязанный. Так и
прожить всю жизнь - никуда не ездить, ничему не учиться, топтать кур и не
бояться кухаркиного ножа. Вот кем я хочу быть... а каким быть - свободным. Я
хочу быть свободным, и чтобы те, кого я люблю, были свободны от меня... Но
вообще-то я пошутил".
***
полуподвальным залом маленькая комната казалась еще меньше. Окна не было -
его заложили кирпичом. Ни одной острой детали. Ни одной розетки. Стены - до
самого потолка - были обшиты толстым слоем поролона.
моя жена, и обе дочки так любят книги про Гран-Грэма... вам надо отдохнуть.
дам вам его телефон. Вы просто позвоните и расскажете ему, что считаете
нужным. Что я болен, например. Что я совершил попытку самоубийства. Что моя
жена трогательно обо мне заботится.
не надо, - так бы и сказали.
длинный синяк на горле: что ж, самоубийство - непростая наука, если нет в
распоряжении высоких крыш, гор снотворного и надежных петель на крючках от
люстр...
окошком посредине. С маленьким всевидящим "иллюминатором".
помещался спортзал с телевизором. Сооружена в рекордные сроки; Старый, Булка
и Кисель получили отставку. Их место занял толстый человек и двое его
подручных - по-видимому, профессионалы. По-видимому, Анжела сумела
убедительно поведать им историю о бедном литераторе, спятившем от
перегрузок, а синий след на Владовой шее сам по себе был достаточно
красноречив...
транкрелакса, до момента, когда его под руки (в прямом смысле, ну и хватка у
парней) привели в обшитую поролоном комнату, прошло уже три недели, и
ситуация стала критической.
очень умная женщина обставила его, как котенка. Шах и мат... Странно, что
Анжела находила шахматы скучными.
концe концов. Почему он позволил себе проиграть? Когда на карту было
поставлено так много?
Скупой и щедрой. Наивной и расчетливой. Разной. А он, Влад, слишком закоснел
в своих представлениях о том, что можно, а чего нельзя.
необратим, а ведь кто победил - тот и прав.
власти иллюзий. Один. В полном одиночестве, когда мог быть любимым и
ценимым. Когда мог иметь и жену, и друга, но остался наедине со своими
узами, наедине со своими представлениями о жизни, над которыми теперь будет
потешаться весь мир...
корку. Из принципа. Перед ним был парк, полный цветов и травы, солнца и
тени, а он предпочел темную собачью конуру - потому что ему казалось, что
так правильнее.
ним в грязной миске обглоданной костью. Он как дракон, всю жизнь защищавший
пещеру с сокровищами и обнаруживший за две минуты до одинокой смерти, что в
заветном сундуке - плесень.
присвоил ее?
***
белый.