Чтение 69–й страницы книги ~Сторож брату моему~

Человеческая мысль во второй раз шла однажды уже пройденным путем, и
это не веселило меня, но иного выхода не было.

Другие вооружились усовершенствованными арбалетами, тетива которых
натягивалась одним движением рычага.

Люди шли, чтобы низвергнуть Уровень и заключить союз с нами - с
прилетевшими к ним представителями высокой технической цивилизации. Они,
как и я сам, верили в то, что цивилизация спасет их, если даже планете и
суждено погибнуть от нестерпимого жара или нестерпимого холода.

Они были разгневаны тем, что Хранители Уровня до сих пор не сделали
ничего, чтобы вступить с нами, прилетевшими, в переговоры, и тем самым
пренебрегли интересами всего народа.

Они были разгневаны еще и тем, что вся их жизнь, оказывается, была
движением не вперед, а вспять: много лет назад уже существовали города,
где было известно такое, до чего этим людям сегодня приходилось доходить
ощупью, наугад. Их цивилизацию насильно, предательски повернули в это
русло, и она впадала теперь не в бескрайний океан, а в болото с тухлой
водой.

Люди шли, исполненные решимости.

Я по праву шагал впереди колонны, оставив Анну в лесу, товарищей - под
огнем, катер - мальчишкам...

Я призвал их идти, и теперь у меня не могло быть иной судьбы, чем та,
что постигнет их.

Я знал, что они не пропадут на Земле. Они быстро освоятся, вольются в
жизнь многомиллиардного человечества - и там найдут наконец
удовлетворение, найдут возможность ничем не ограниченного творчества.

А за ними пойдут и все остальные люди этого мира. Они бы не поверили
пришельцам с чужой звезды. Но своим они поверят.

Земля может присылать эскадру.

Я шел и даже напевал под нос.

Меня не смущало оружие в их руках. Уж я-то на своей шкуре убедился в
том, что оно играло роль скорее символическую; убивать было противно
взглядам и привычкам жителей этого мира.

И я шел и напевал, и люди вокруг меня тоже пели, и я вдруг с удивлением
и улыбкой узнал в их напевах мелодии лесенок, какие сам пел в молодости;
кое-что уцелело, значит? Только теперь эти мелодии пелись торжественно,
как гимны: они принадлежали истории нового народа.

Грело солнце. Над дорогой клубилась пыль.

Колонна шла на столицу.

19

Предписание Хранителей Уровня:

"Да пребудет с тобой Красота.

Мы, Хранители Уровня, предписываем тебе, Альбер Норман, старшине
призванных на защиту Уровня, привести призванных и вооруженных на то
место, где никто не должен быть без особого на то разрешения, и оставаться
там, пока мы не предпишем иного. Если там уже окажется кто-нибудь, то
следует тебе изгнать их или взять под стражу, не применяя оружия или
применяя, как тебе покажется лучше. Если будут они сопротивляться, то
следует сломить их сопротивление и сделать так, чтобы никого из них там не
оставалось, и что бы ты ни сделал для этого, все будет хорошо. Мы думаем,
что теперь тебе все ясно, и у тебя не будет сомнений, и у призванных на
защиту - тоже. Иди, и еще раз желаем - да пребудет с тобой Красота, да
будешь ты здоров, и все остальные пусть будут здоровы.

Подписано Хранителями Уровня".

Когда катер с капитаном и его спутниками на борту скрылся за вершинами
деревьев, Уве-Йорген сказал Георгию:

- Теперь твоя очередь. Поднимай машину и лети в столицу. Привези
Питека. И побыстрей. Перемирие заключено на час. Может быть, удастся
потянуть время и еще немного, но переговоры удаются мне плохо. А Питек
нужен здесь.

- Мы двое тоже можем защищаться.

- Согласен, мой доблестный воин. Но защищаться - этого мало. Нужно
нападать. - Спартиот откинул голову, и Рыцарь кивнул и улыбнулся. - Только
нападать.

- Скажи, Рыцарь: ты еще веришь в то, что мы сможем спасти их?

Уве-Йорген склонил голову набок.

- Не знаю, штурман. Этого сейчас никто не знает. Но солдат всегда
должен быть уверен в конечной победе - иначе что заставит его рисковать
жизнью?

- Любовь к своей земле, - сказал Георгий.

- А если он дерется не на своей земле? Как, мы сейчас, например? Но не
будем обсуждать этот вопрос. Время уходит. Привези Питека.

- Хорошо, - сказал спартиот. Не скрываясь, он пересек поляну, миновал
осаждающих и скрылся за деревьями. Никто не тронул его, только некоторые
посмотрели вслед, но тут же отвернулись. Видимо, перемирие они
воспринимали всерьез.

Потянулись минуты. Уве-Йорген плотно закусил и растянулся на траве,
положив автомат рядом. Маленькое солдатское счастье: живот полон, не
стреляют и можно спокойно полежать. Сколько этого счастья впереди? Минут
сорок? Нет, всего полчаса. Что же, полчаса счастья - очень много...

Счастья оставалось еще десять минут, когда он впервые покосился вверх.
Катера не было. "Надо надеяться, что с Питеком в городе ничего не
произошло и что он не очень опоздает на место встречи. Хотя с чувством
времени у него, откровенно говоря, плоховато: тот факт, что в сутках
двадцать четыре часа, до сих пор представляется охотнику малозначительным
- конечно, если он не за пультом корабля... Чего доброго, через семь минут
придется держать оборону самому. Что же, повоюем в одиночку. Хотя думать
об атаке тогда уж не придется, да и спастись без катера будет сложно. А,
какая разница, - подумал он с привычным фатализмом, - чуть раньше, чуть
позже..."

Он перевернулся на живот, поудобнее примостил автомат. "На этот раз
играть придется по моим правилам, - подумал он. - Во всяком случае, я буду
играть по своим правилам, а они - как знают. Их дело. Ага, зашевелились.
Нет, пусть начинают они. Я отвечу..."

Один из осаждающих поднялся и направился к Уве-Йоргену, размахивая
руками. Оставалось еще три минуты. Снова парламентер? Интересно... Рыцарь
держал приближающегося на мушке - на всякий случай. Может быть, это
военная хитрость? Они ведь наверняка знают, что он остался один. Бросок
фанаты - и кампания будет окончена... Он усмехнулся: откуда у них гранаты?
Впрочем... кто сказал, что гранат не может быть?

Парламентер остановился в десяти шагах.

- Послушай, - сказал он громко. - Встань, не то мне неудобно
разговаривать.

- Говори так.

- Почему ты не хочешь подняться?

- Мне нравится лежать. Я устал.

Это, кажется, обрадовало противника.

- Перемирие кончается, - сообщил он.

- Мне это известно. Ты затем и пришел, чтобы напомнить?

- Не только. Если ты устал, может быть, ты хочешь отдохнуть и еще
немного?

"Гм, - подумал Уве-Йорген. - Это очень кстати".

- Я не против, - сказал он. - А что у вас случилось?

- Да нам спешить некуда, - сказал парламентер. - Мы ведь все равно
выиграли. Но, понимаешь ли, подошло время смотреть на солнце. Мы почему-то
сразу не рассчитали. Видишь ли, если мы можем смотреть на солнце, то это
нужно сделать. Наверное, ничего не случится, если мы и не посмотрим, нас
ведь тут не так уж и много, но все же еще лучше будет, если мы посмотрим.

- Смотрите, - великодушно разрешил Уве-Йорген. - Смотрите на солнце, на
звезды, можете смотреть друг на друга, пока вам не надоест. Я обожду.

- На звезды нам смотреть не надо, - серьезно ответил парламентер. -
Только на солнце. Хорошо, что ты согласен. Тогда, пожалуйста, не мешай
нам. Значит, еще полчаса.

- Решено, - пообещал Уве-Йорген и проводил удаляющегося противника
взглядом. Полчаса - прекрасно. Что же они будут делать - полчаса таращить
глаза на светило? И не ослепнут?

Он решил Понаблюдать за ними - все равно делать было нечего, ячейку он
себе успел вырыть по всем правилам, а копать до полного профиля не было
смысла.

Осаждающие собрались на поляне - в том ее месте, откуда и в самом деле
можно было увидеть солнце, там его не заслоняли вершины деревьев.
Установили треногу, вроде штатива. На ней укрепили плоский ящик. Одну
такую штуку, вспомнил Уве-Йорген, экипаж уже захватил в качестве трофея.
Теперь можно будет понять, для чего она служит. Люди расположились перед
ящиком - с той стороны, где было стекло, один из них возился, тщательно
ориентируя ящик, прицеливаясь им - задней его стенкой - на солнце. Наконец
он закончил и отошел к остальным. Все пристально смотрели на прозрачную
стенку. Лица их были серьезными. Потом тот, кто возился с ящиком, коротко
крикнул, словно скомандовал. Люди чуть пригнулись, прямо-таки впились
глазами в экран - иначе не назвать было это матовое стекло. Лица их были
ясно различимы, и Рыцарь с удивлением заметил, как менялось их выражение -
теперь оно говорило о глубокой сосредоточенности, напряжении, предельном
напряжении; несколько минут они сидели неподвижно - и на лицах стала
проступать усталость, как если бы они занимались тяжелейшей работой...
Ящик, как показалось пилоту, чуть заметно вибрировал - или это воздух