мире. Сейчас этой цели не существовало. Даэна не ждала меня, и все было
бессмысленно.
фигуры, не то чтобы прозрачные, но какие-то смутные, будто энергии мысли
было в них больше, чем вещественного содержания. Это были Ученые, среди
которых я узнал Фая и Минозиса. Фай все еще казался мне похожим на Генриха
Подольского, хотя теперь, глядя не столько на внешность этого человека,
сколько в его суть, я понимал, что сходство на самом деле весьма
относительное.
казалось, что все Ученые произносят слова в унисон, создавая странное
впечатление хора а-капелла. - Этим людям тоже придется покинуть мир.
- не шла, бежала, даже не бежала, а летела низко над землей, будто
волшебница из детской сказки, вся в золотом ореоле - то ли это был спутанный
ворох мыслей, то ли развевались на ветру ее замечательные волосы.
человек, суть которого я знал. Генрих Натанович Подольский собственной
персоной.
мысли, неразличимый, если смотреть со стороны.
себя. Я жил. Моя память вернулась, когда вы потерпели поражение, когда ваша
память застыла. Закон сохранения движения - остановив ваши воспоминания,
Минозис, не подозревая о том, сдвинул с места мои.
проходили сейчас мимо моего сознания.
голос среди миллиона других, я знал этот голос еще когда был мальчишкой,
потом слышал каждый день и иногда был уверен, что ненавижу его. Алена.
Даэна?
будто взмахи крыльев - Даэна перемахнула через болотную топь и, оказавшись
на одном со мной островке, бросилась мне на грудь. Я прижал к себе свою жену
и простил ей все, включая собственную неблагодарность. Глаза Алены. Губы
Алены. Голос Алены. И самое главное, что было сейчас важнее всего, - память
Алены.
того момента, как я убил тебя...
я простил ее еще раз.
сказать...
помнила, но понимала, что люблю тебя больше всего, больше жизни...
остались воспоминания, энергия которых исчезнуть не могла. Значит, не могла
исчезнуть и ее любовь.
вырастал барьер, будто персидский ковер, сотканный из мыслей, которые я не
мог прочесть.
методично наращивали давление, замуровывая и носителей инфекции, и
зараженных странной болезнью памяти в саркофаге, из которого не было выхода
и где нам предстояло существовать... сколько? Неужели вечность?
знал ответ.
израсходована. Оставшейся энергии слишком мало.
купол.
собственных воспоминаний действительно недостаточно. Без генетической памяти
не обойтись.
человеку? Вы ведь Учитель, вы обязаны...
когда Винокур коснулся вас ладонью...
спины, - вы-то можете объяснить?
вы оказались в девятнадцатом веке! - вмешался Генрих Подольский. - Вы не
знаете, что вашим предком был бедняга Шмуль, покончивший с собой из-за
козней Абрама? Да вы вообще копались ли в своей генетической памяти после
того, как взошли с поля Иалу? Чем вы тут занимались, Аркадий? Любовь свою
искали? Вы и того не понимали тоже, что любовь ваша, и суть ваша - все в
вашей памяти, и нигде больше? А меня кто убил? Вы что, и того не поняли, что
это тоже сделала ваша память? Все! - неожиданно прервал собственную
страстную речь Подольский. - Время кончилось, Аркадий Валериевич. Давайте
действовать. Командуйте.
возведенный Учеными, замкнулся с тихим всхлипом, отделив нас от мира. Должно
быть, мне только этого звука недоставало, чтобы понять наконец, что хотел
сказать - и сказал, он ведь не говорил обиняками! - Генрих Натанович
Подольский, бывший специалист по наследственной памяти и инкарнациям. Не то
чтобы пелена упала с моих глаз - точное, кстати говоря, выражение, хотя и
излишне литературное, - но я действительно был здесь единственным, кто видел
цель, знал смысл и понимал задачу.
тобой и с твоими предками, эта память хранится в твоих генах, она по сути
бесконечна, потому что тянется из глубины веков.
Себя, и своего отца, заключенного в тебе, и свою мать, и бабушек, и дедов, и
жившего в пятнадцатом веке разбойника, твоего предка, ты сам рассказывал мне
об этом семейном предании...
больше других. Вы знаете еврейскую Тору, а эта память поистине бесконечна.
Энергии, заключенной в духовной сути Ветхого завета, должно хватить, чтобы
изменить планету. Вы понимаете, чего я хочу от вас?
великая энергия Книги способна физически изменить мир.
общались, но если вы здесь, значит, что-то есть и в вашей памяти, без чего
нам не обойтись...
Раскину во время нашего разговора в лаборатории - она была страстна, упорна,
умна, все, что угодно, но я не смог бы назвать эту женщину светлой. Сейчас
она была именно такой - внутренняя энергия искала выхода и становилась
золотистым сиянием.
начала времен. Видите ли, я успела сделать больше, чем Генрих, и вы, видимо,
это почувствовали.
Подольский. - Мы работали вместе...
Подольскому открылись и такие детали, которые для меня были всего лишь
красивым узором на поверхности прекрасного персидского ковра. Раскиной
удалось возбудить не просто генетическую память разумного существа, но даже
память формы. Она смогла вспомнить, как была камнем, лежавшим на краю
вулканического кратера за миллиард лет до появления жизни на Земле. Атомы,
входившие в состав камня, стали впоследствии элементами конструкций других
камней, и песчаных пляжей, и торфяников, и древесной коры, и первых амеб, а
потом - длинной чередой - чего только не было в памяти этой женщины!
Поистине бесконечная энергия, и я теперь уже почти без страха смотрел на
сомкнувшийся над нами купол. Прорвемся.
глазами, и мой недруг Метальников, не поднимавший глаз от кипевшей
поверхности болота. А еще Ормузд, мой Учитель, и Антарм, мой Следователь -
единственные среди нас, кто так и не впомнили, кем были прежде.
страшный летний самум, упал жар, он обнял меня, схватил меня за руки, сжал
мои плечи, судорогой сковал ноги. Сначала мне показалось, что это духовный
жар, жар чьей-то души, но в следующее мгновение я понял, что ошибся - с
полей Иалу поднялись мощные испарения, это испарялись от жара еще не
Аникина Наталья
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Ларссон Стиг
Акунин Борис