Чтение 69–й страницы книги ~Закон военного счастья~

И он бросил на стол Председателя заветную папку с делом Ростика.

- Подписать? Что за бред? Я ничего не приказывал. И никакого дела Гринева
нет.

- А то, что я пятнадцать заявлений написала, когда он исчез, -
проговорила вдруг низким, очень сильным голосом мама, - тоже можно считать
бредом? А то, что ни одно это заявление у меня не приняли?

- Да, Арсеньич, - подал слабый голос Рост, - там под кинотеатром
настоящие хоромы, не для меня же одного? Сколько еще человек ты туда упек?

- Калобухин, что это? - спросил Председатель, начиная листать папку Его
брови вполне натурально поползли вверх. - Ты сам-то понимаешь, что это
такое?

Калобухин встряхнулся, посмотрел на Ростика, на Дондика, потом на
Председателя:

- Разрешите объяснить наедине.

Председатель откинул папку. По его губам скользнула презрительная
усмешка. Он пытался быть молодцом, но уж слишком быстро вник в документы.
Как-то почти автоматически складывалось впечатление, что он видел их не
первый раз.

- Хорошо, можешь наедине. - Он посмотрел на Дондика:

- Вы позволите, капитан?

Дондик пожал плечами. Рымолов кивнул, словно ни на мгновение не
сомневался в ответе. И перевел взгляд на Ростика

- Опять из-за тебя неприятности, Гринев. - Он подумал, посмотрел в
окошко. - Если отпустим, дашь слово, что не будешь больше бузить?

- Отпустите меня? - Рост попытался, чтобы его голос звучал крепче. - За
невыполнение приказа, дезертирство, казнокрадство? Да только сейчас и
бузить!.. Нет, не дам.

- Тогда так. - Рымолов вздохнул. - Через три дня ты должен покинуть
город. Это приказ. Называй как хочешь - ссылкой, эвакуацией...

- У тебя есть место? - спокойно, даже как-то лениво спросил Дондик.

Если так считал капитан, значит, дело серьезнее, чем ему казалось.
Значит, пора подчиняться. Ростик подумал. Потом тряхнул головой:

- Нет, сделаем не так. Не ты меня изгоняешь, Арсеньич, а я сам ухожу.
Просто не хочу находиться рядом, когда вся монструозная система, которую ты
создал, начнет тут по-настоящему веселиться и всех подряд поедать. А ведь
она скоро примется и за тебя, это ты должен бы знать не хуже меня.

- Что ты мелешь? - удивился Рымолов, но уже не так уверенно. Он не умел
притворяться, а сейчас, как Ростик понял, и не собирался.

- Ты считаешь, что все те молодцы из истории, которых отвели в конце
концов на эшафот, были глупее тебя? Они тоже думали, что до них никогда
никто не доберется, что такие вот Калобухины только для быдла...

- Андрей Арсеньевич, прошу оградить меня от оскорблений! - вскричал
Калобухин.

- Так ты уедешь из города? Даешь слово? - решил настоять Председатель.

- Уеду. И даю. Пару дней полечусь, попрощаюсь с ребятами, расскажу, что и
как было... А через три дня меня тут не будет.

- Хорошо, это всех устроит. - Рымолов твердым жестом, как что-то
решенное, перенес папку в ящик стола, запер его и деловито сунул ключ в
левый верхний карман офицерской гимнастерки. - Почти... устроит.

Ростик пошел к двери, стараясь поменьше опираться на маму, но не
выдержал. Обернулся, очень уж интересный феномен, как оказалось, представлял
собой этот бывший профессор каких-то там наук.

- Арсеньич, цель оправдывает средства, да? Как тебе диктаторские сапоги,
кстати, не жмут? Соратники заговоры еще не раскрывают? Пищу повара при тебе
еще не пробуют?

- Что ты знаешь о жизни? - Надо признать, владеть собой он умел куда
лучше Ростика.

- Что знаю? - Рост почти улыбнулся, он и не рассчитывал, что все так
удачно повернется. - Я знаю, что у жизни есть два плана. Общий и частный.
Все диктаторы сориентированы на частный, им кажется, если задавил сейчас,
значит, победил. А есть еще...

Рымолов хлопнул ладонью по столу.

- Все, хватит. - А не так уж хорошо он владел собой. Или не выдерживал
взгляд, который не сводила с него мама. - Это все слова. Слова!.. Да, у меня
есть соратники, и их немало. Они тоже все говорят, обо всем говорят, по
каждому поводу советуют... А нужно - делать! Дела важнее слов.

- Ну да, - согласился Рост. - Цель важнее средства. Иначе быть не может.
- Проходя мимо Калобухина, он вдруг сладко улыбнулся ему, и очкарик
откачнулся, словно ему прямо в лицо выстрелили из пистолета. - А ты беречь
себя должен, Сережа. А то ведь работа у тебя такая... трудная. И охраны в
какой-то момент может не оказаться на месте.

Когда они вышли, Рост увидел, как один из автоматчиков Дондика давится от
смеха. Оказывается, у всех были нервы. Дверь в рымоловский кабинет еще не
закрылась, а Калобухин уже зачастил:

- Арсеньич, я требую, чтобы мне была выделена специальная...

Дверь хлопнула, как выяснилось, обе секретарши только того и ждали, чтобы
отсечь посетителей от начальства. Или по-своему, по-секретарски пытались
разузнать, что в действительности происходит - то есть подслушивали.

Они вышли из Белого дома. У подъезда стоял Чернобров со своей машиной.

- Командир, давай я подвезу, - предложил он Росту. - А то, как я понимаю,
ходить тебе нелегко.

- Спасибо, - поблагодарил его Рост. - Я сейчас. - Он повернулся к
Дондику:

- Откуда ты узнал, капитан? От какого-нибудь надзирателя?

Дондик улыбнулся, но немного напряженно. Понизил голос:

- Есть один. Но он не на меня работает, а... на Герундия.

- На Каратаева?

- Нет, на Герундия. Он все-таки когда-то ментом был. Кое-что понимает. И
кое-что ему не нравится.

- Никогда бы не поверил, если бы ты не сказал.

- Маскировка - штука не последняя.

- В ближайшие годы, кажется, Росту предстоит это выяснить в полной мере,
- неожиданно проговорила мама.

- Охрану тебе дать? - спросил Дондик, осматривая народ на площади перед
Белым домом, которого стало еще больше.

- Не надо, я ему вот это принесла, - снова ответил мама.

И из-под халата достала... Ростиков наган. Кто бы мог подумать, что она
такая предусмотрительная. Даже Дондик головой покачал.

- Ну, Таисия Васильевна, ты... Ладно, давай пять, Гринев. Мне тут
задерживаться, - он мельком огляделся, - еще меньше, чем тебе, следует. Если
ничего лучше не найдешь, перебирайся к нам в Одессу. Прикроем.

- Спасибо, - согласился Ростик. - Только думаю, если они захотят, - он
кивнул на Белый дом, - мне Одесса прикрытием не послужит. Не только ребята
Герундия маскироваться умеют.

- Верно. - И Дондик пошел между своими солдатами.

- Эх, Россия, - вздохнул Чернобров. - Давай, Васильевна, я тебе помогу
его в машину посадить. Это ведь только в пословице своя ноша не тянет.

- Я тебе тут все испачкаю кровью, - сказал Ростик, опасливо поглядывая
через открытую дверь на чистейший салон машины.

- Ничего, - Чернобров помог ему устроиться, - я вымою.

Отъезжая, Ростик посмотрел на каменную арку, в которой несколько дней
назад висел колокол. Теперь его не было. Да и саму арку, видно, пытались
сломать, она носила следы довольно сильных ударов у основания. И устояла
пока по чистой случайности, просто, когда строили, никому не пришло в
голову, что для этой власти крепко строить ее не нужно, что следовало бы,
как раз, наоборот - строить ее хлипко.

36

Его поместили в ту же палату для выздоравливающего комсостава, из которой
они все выходили после ранений. Теперь в ней никого не было, кроме Ростика.
Сначала он почему-то разозлился на все окружающее, на стены, потолок, даже
на людей. Потом уснул. Но доспать ему не дали. Вдруг среди ночи разбудили и
принялись всерьез обрабатывать. Положили на операционный стол, и Чертанов -
Ростик узнал его даже под марлевой маской - начал колдовать.

Вообще-то это было похоже на нормальную операцию - вычистили раны, по
новой зашили кое-что кетгутом.

- Если швы начнут со временем мокнуть, выдернешь их сам, - проговорил
Чертанов. - Но вообще-то, Гринев, лучше до этого не доводить, как только
покажется, что все в порядке, избавляйся от них.

Как ни странно, Ростик его понял. Недаром был сыном врача.

Ассистировала Чертанову мама. Она же запротестовала, когда какая-то
сестра предложила "подколоть" Ростику какое-то новое снадобье, которое они
использовали вместо новокаина.

- Нечего, - решила она, - он крепкий парень. Вон в какие передряги все
время лезет... Пусть терпит.

Боль была, кстати, не очень уж сильной. Но чтобы и от нее не шипеть, Рост
рассказал Чертанову, что у них в больнице кто-то "стучит". Ведь Калобухин
проговорился о заявлении какой-то медсестры. Правда, добавил Ростик, это
ненадежные сведения, могут быть и дезой.

- Никакая это не дезинформация, - вздохнул Чертанов. - Есть тут одна...
Никак избавиться от нее не можем, понимаешь, толкового персонала почти не
осталось.

Когда операция была окончена, Ростика уложили на свежие простыни и дали
пару каких-то гнусных на вкус пилюль. Против этого мама не протестовала,
пусть даже и считала его "крепким". Проснулся он уже под вечер следующего
дня. Попытался выйти в туалет, дежурная сестричка его заметила и куда-то
убежала, видимо, доложить.

Едва он вернулся в кровать, в его палату вошли мама и Чертанов. Врач был
мрачен, но решителен.