бесконечного и разноголосого птичьего пения. А жеребец что-то услышал, как
чуткий дирижер, выделил из какофонии голосов торжествующего хорала
один-единственный, и, откликнувшись юношеским, ломающимся баском, резко
развернулся на задних ногах и с места полетел неуправляемым, стремительным
аллюром.
выложенные вдоль полей, ни густой подлесок, обжигающий бока. Будь он под
властью человека, погоняемый и понукаемый им, давно бы уже покрылся пеной - тут
же на сухом, нервном теле и капли пота не выступило. Несся он на зов любви не
силой мышц; энергия выплескивалась из костей, как у аракса в поединке,
накапливаясь в суставах, приводила в движение сухожилия и связки и совсем уже
тончайшую материю - нервы. Не поднимаясь на правило он достиг состояния аффекта
лишь жаждой любви и одержимый ею, теперь не взирал на жизнь земную. Излучение
этой энергии было настолько мощным, что Ражный, в первый момент сопротивляясь
ей, через несколько минут непроизвольно оказался пронизанным, пропитанным
насквозь, как сладким дымом в опиумокурильне. Он еще делал попытки избавиться
от наваждения, отвлекал себя мыслями о древности обычая Манорамы - несомненно,
пришел он из скифских времен, и удивительное дело, жил, действовал, ибо с
каждой минутой разум словно выветривался в этом полете и на смену ему приходил
даже не желанный образ суженой, а бездумный, детский восторг; он еще хотел
остаться трезвым, пребывая в пьянящем облаке Пира Радости, но чувствовал, как
тают и исчезают в шлейфе возмущенного пространства, остающегося позади,
последние искры осознанной воли.
махнул через гиблую, в зеленых окнах, болотную зыбь - и все это походя, без
чувства риска и опасности - и скоро обнаружил, что вновь скачет по полю. Склон
холма был пологим, долгим, но когда жеребец достиг его вершины, открылся вид на
десятки километров вокруг. Казалось, вся земля лежит внизу, под конскими
копытами! Не кобылицу он искал, а эту высшую точку, куда стекались и откуда
разносились все звуки, дабы провозгласить о любви и быть услышанным. Ражному
почудилось, не конь заржал, а он сам прокричал в небо, и пронзительный,
наполненный внутренней мощью голос полетел по косым солнечным лучам, как по
нотным линейкам. И почти тотчас же от далекой лесной строчки на горизонте
донесся отклик - высокий и певучий, напоминающий очищенное расстоянием эхо.
Жеребец затанцевал, запрядал ушами и, словно вспомнив о седоке, внезапно
шарахнулся в сторону, взлягнул, высоко подбрасывая задние ноги,- освободиться
хотел!
кавалерийские занятия пограничного спецназа входило родео, когда к седлу
привязывали третью подпругу, перехватывающую пах лошади. Ее затягивали по
команде, и невысокие горные лошадки, и так тряские, норовистые, выделывали
испанские танцы на манеже. Этот жеребец в сравнении с ними казался кораблем,
неповоротливым мастодонтом; четверть часа он пытался сбросить наездника, прыгая
по вершине холма, чтобы только не выдать таинства предстоящей любви. Но так и
не избавившись от свидетеля, отчаялся, пошел на крайние меры - на всем скаку
завалился на бок, перевернулся через спину, благо что седло было спортивное,
мягкое, без железных лук. И только вскочил на ноги- Ражный вновь оказался
наверху, еще раз перевел повод, разрывая страстные и потому бесчувственные губы
стальными удилами.
выхватил из-за пояса нагайку.
предупредил:
лесной горизонт. Призывный голос ее все время перемещался вдоль опушки, и
жеребец успевал откликаться на скаку, резко меняя направление, но когда темная
стена старых елей оказалась рядом, высокий, гулкий крик улетел в сумрачные
дебри. Не раздумывая и не задерживаясь даже на миг, конь нырнул в лесную гущу,
как в омут, и вместо ветра зашуршали в ушах еловые лапы, затрещали сучья,
колким дождем ударила сбитая хвоя.
уворачиваться от сухих, разлапистых сучьев, летящих в лицо, и не было
мгновения, чтобы оглядеться. Кобылица зазывала все глубже и глубже в лес и,
кажется, была где-то рядом; мало того, почудился такой же призывный девичий
смех, однако жеребец вырвался из елового мрака на большую поляну, а вокруг
никого не было. Ражный отлично помнил с юности все окрестные леса, но такого не
знал: чистый, девственный, замшелый от земли, он более напоминал сновидение.
Непонятной породы деревья стояли, словно свечи, и кроны их плотно смыкались
высоко над головой, едва пропуская рассеянный, зеленоватый и призрачный свет.
Причем, весь этот лес был изрезан желтыми полянами, над которыми вершины
деревьев хоть и были разреженными, однако все равно образовывали завершенные
сводчатые купола, отчего многократно усиливался, становился гулким и обманчивым
каждый звук.
поскольку ответный голос кобылицы доносился отовсюду. Он носился с одной поляны
на другую, кружился на месте, выискивая ушами источник звука, и по-прежнему не
слушался поводьев. И Ражный вертелся вместе с ним, пока не ощутил за спиной
движение и не заметил в просвете между деревьев мелькнувшее темно-синее
полотнище.
Манорамы- еще дважды колыхнулась впереди и исчезла, однако жеребец уже мчался
след в след. Ражный не помнил этого леса, зато суженая знала его отлично и
умышленно завела в обманчивые недра. Обычно Пир Радости справлялся на открытом
месте, в чистом поле, и теперь она расплачивалась за свою хитрость: намученная
скачкой по лесам, а более того истомленная трехлетняя кобылица, почуяв близость
жеребца, зауросила и вышла из подчинения. Оксана нахлестывала ее нагайкой, но
чаще попадала по деревьям или своему длинному, летящему покрову, под которым,
Ражный знал, больше ничего нет. Гнедая тонконогая лошадка ржала почти
беспрерывно, взбрыкивала и норовила скинуть всадницу. Крупный, опытный
племенной жеребец настигал, как коршун птицу, и уже превращал погоню в любовную
игру.
кобылицы, однако с виду тяжеловатый конь проявлял чудеса резвости и верткости,
почти не отставая. Тем более, впереди уже проглядывало широкое открытое
пространство, где Оксане было не уйти и где было самое подходящее место для
Пира Радости.
миг показывая то обнаженное бедро, то профиль острой, тяжелой груди, наполняя
голову азартным туманом, и можно было взгорячить плетью коня, наддать и
ухватить это полотнище, как жар-птицу, однако Ражный ждал простора. И жеребец
ждал его, не особенно-то стараясь приблизиться к своей невесте в лесном
лабиринте.
настигнуть суженую и сорвать с нее плащ, однако лошади вынесли на берег озера,
где лес вплотную подступал к воде. Не сдержав бега, кобылица взрезала темную
гладь, вырвала копытами и распустила в обе стороны дорожки кувшинок и белых
лилий, а через мгновение синее полотнище вздулось, накрыв Оксану с головой, и
поплыло, словно воздушный шар. Тогда Ражный бросил остановившегося было коня в
озеро, сдернул с воды плащ и повернул к берегу - сзади послышался лишь легкий
вскрик.
обнаженной, продолжала плыть верхом, встав на колени в седле, и тело ее, как и
бурунный след за кобылицей, золотилось под склоненным солнцем.
кобылицы. Опытный в любви племенник не пожелал бросаться в озеро, затанцевал у
кромки воды, подзывая невесту тихим, воркующим ржанием. И она, словно на
магнит, кинулась к нему, скользя по дну нековаными копытами, подскользнулась,
на мгновение ушла с головой и сбросила всадницу- точнее, смыла ее со своей
спины. Однако в неуловимый момент, будучи под водой, Оксана успела расстегнуть
подпругу, и когда кобылица вынырнула и обрела опору под ногами, оказалась уже
без седла.
на земле плащ - символ девичьей чести. По обыкновению перед Пиром Радости
суженая носила его целый месяц, в том числе и спала на нем, дабы напитать его
своей энергией любви и страсти, но Оксана не ждала Манорамы, повиновалась воле
прадеда, и потому он ничего не ощутил. Синее полотнище пахло ароматом трав и
разогретой на жаре еловой хвоей - вездесущим лесным запахом. Потому Ражный лег
рядом с плащом, на ярко-зеленый и густой кукушкин лен. Суженая могла бы
подойти, взять предмет своей гордости и отдать другому арак-су, например,
своему тайному возлюбленному - бывало, что таким образом молодые заранее
договаривались и преодолевали родительскую волю, - но Оксана не сделала этого,
положила седло на камень вверх потником, чтоб подсушить, и с девичьей опаской
присела возле ног, к нему спиной.
трепыхающееся под ветром полотнище.
- А чтобы отомстить за отца.
зябко обняла свои колени.
шесть лет, одиннадцать месяцев и двадцать два дня...
Доставалов Александр
Ильин Андрей
Скальци Джон
Шилова Юлия
Куликов Роман
Каменистый Артем