толпы, и каждый из собравшихся соединен со мною напряженным, невидимым
кабелем, так что моя собственная воля стала их волей, мои уста
провозглашают их слова, их сердца бьются в моем собственном ритме. Мне
не было знакомо такое чувство, такой жизни, когда я являюсь частью
группы, и не только частью, но и разумом, центром. Мое собственное "я"
охватывает их, мой гнев - это их гнев, их руки - мои руки, их глаза
видят лишь то, что я им покажу.
ответа.
этого нам достаточно?
брата, но разве мы верим им?
набрать воздуха в легкие, они кричат за меня, так что голос мой никогда
не затихает, а только исходит из гортаней пяти сотен мужчин и женщин.
Епископ пришел ко мне, наполненный спокойствием и терпением. Бургомистр
пришел ко мне, угрожая полицией, замешательствами, что-то говоря о
тюрьме. Валентина пришла ко мне, ледяной интеллект, говоря что-то об
ответственности. Все они знают мою силу, о которой я и сам не знал,
силу, которая родилась, когда я перестал их слушать и сам, наконец,
сказал людям о том, что лежит у меня на сердце. Я перестал обманывать
людей и дал им правду, и вот теперь прошу: вот кем я стал, кем стали мы
вместе.
только мы. Человеческие руки обязаны отомстить за человеческую жизнь!
Говорят, что убийц осудили на смерть... но одни лишь мы имеем право
указать палача! Мы должны проследить, чтобы приговор был исполнен!
глядели, как его тело сгорает изнутри! А теперь мы сами сожжем их лес в
пепел!
их. Какое же пламя мы разожжем вместе!
километров отсюда. Нужно пару дней, чтобы...
этих поросят... ведь они же ничего не сделали.
из извлечь... ведь они ускользают. Они были частью моего тела, моего
разума, а вот теперь ускользают. Всего один спазм, и я уже утратил
контроль, если вообще мог иметь над ними хоть малейшую власть; ну что
могу я сказать им в это мгновение, чтобы вернуть им разум?
мгновение тишины - голос мальчишки, который еще не стал взрослым, как
раз такой невинный голосок, который сумел кипящий их сердцах праведный
гнев довести до взрыва, к извержению неотвратимых действий. Ведь крикнул
ребенок.
четвереньках, кто-то наступает на пальцы. Где же тот столик, с которого
он обращался к ним? Вот он, за него надо держаться, потому что меня
раздавят, растопчут, убьют, если не встану, я должен отправиться с ними,
встать и идти с ними, бежать с ними, ибо, в противном случае, меня
просто разнесут на кусочки.
с поросшей травой площади на такие же поросшие травой улицы, поднятые
вверх огоньки, голоса, вопящие: "Огонь!" и "Спалить!", и "Квимо и
Христос!", все эти звуки и образы, будто лавовый ручей текущий с площади
в сторону леса, ожидающего на ближайшем холме.
а рядом стояла Валентина, глядя, как вытекают из холодного, пустого
кратера, из места, в котором вспыхнул пожар.
поход за справедливостью.
слыхал о принципе неопределенности?
Теперь же тобой воспользовались, и через мгновение уничтожат лес наших
самых лучших друзей, наших адвокатов среди pequeninos. И что мы тогда
будем делать? Ведь это же война между людьми и свинксами, разве что
последние проявят нечеловеческую выдержку. И все только лишь по нашей
вине.
кошмар.
Я тебя молила. Ты никого не желал слушать. И, чтобы там ни было, это
натворил ты.
Избиение. Резня младенцев. Это первый шаг на длинном и чудовищном пути к
ксеноциду.
дверей бара.
предупреждения, ты распалил огонь в жаркий, сухой и ветреный день.
Именно в этом я тебя и обвиняю. А если ты не возьмешь на себя
ответственности за все последствия своих поступков, тогда ты недостоин
жить в человеческом обществе и, надеюсь, будешь навсегда лишен свободы.
Ведь это нечестно, оставлять его самого. Только что он был таким
великим, с полутысячей сердец, разумов, ртов, с тысячью рук и ног. И вот
теперь все исчезло, как будто это огромное новое тело умерло, а он
остался словно дрожащий призрак человека, одинокий вьющийся червяк духа,
лишенный сильного тела, которым только что владел. Никогда еще он не был
таким перепуганным. Его почти что убили в своем стремлении, чтобы
поскорее избавиться от него... почти что втоптали в траву.
единую толпу, и хотя его не поняли, для чего он это делал, ими
руководило то бешенство, которое он сам возбудил, и тот план, который он
сам вложил им в головы. Просто они не на то замахнулись, вот и все. А
помимо этого, все делали именно так, как он сам от них ожидал. Так что
Валентина была права - он за все это был в ответе! То, что они творят
сейчас, это сделал именно он, как будто бы сам бежал во главе и указывал
путь.
умолять, чтобы они остановились. Ведь не затем же они побежали, чтобы
сжечь далекий лес обезумевшего отцовского дерева по имени Поджигатель.
Им хотелось устроить резню свинксов, которых знал, хотя и терпеть не
мог. Он должен им помешать; в противном случае на его руках будет кровь
жертв, будто смола, которой невозможно ни смыть, ни стереть... пятно,
которое останется уже на всю жизнь.
улицах, по тропе втоптанной в землю травы. Грего бежал, пока не
почувствовал резь в боку, до того места, где они остановились, чтобы
выломать ограду... Ну почему же нет деструктивного поля, когда оно
нужно? Почему никто не включил его? А потом помчался дальше, где уже
выстреливали в небо языки пламени. - Стойте! Погасите огонь!