конешное дело, уж не водилось, и больше дать было нечего, - и отрядили с
ней двадцать шесть душ. Дорога была дальняя - почитай, восемьдесят колес,
- опасная, и в пути шестерых не стало. Половину перебили разбойники, что
шли в город воевать, другая половина перемерла - кто от хворей, кто от
бес-травы. Когда наконец добрались до замка, нашли там только грачей да
дроздов и больше ни души. Стены оказались порушены, Государственный Двор
зарос будыльем. В полях на западе опосля великого побоища все было
белым-бело от костей и рыжо от ржавых доспехов, сказывал прадед, и устами
павших в том бою, аки ветер восточный, выли да рыдали демоны. Деревню за
замком спалили дотла, а под крепостными стенами красовалось еще с тыщу
черепов. Наши оставили свое богатое приношение, шкуры, у разбитых ворот
(ибо никто не пожелал ступить в сию обитель призраков и стонущих голосов)
и отправились восвояси. В дороге они потеряли еще десятерых, и из двадцати
шести пустившихся в путь воротился всего десяток, среди прочих мой
прадед... да только угораздило его подцепить в дороге лишай, и лишай тот
не сходил с шеи и груди прадеда до самой его смерти. Лучевица - так, по
крайности, сказывали. С той поры, стрелок, никто не покидал поселка. Жили
сами по себе.
но певучим голосом. Выставляли дозоры; завидев приближающийся отряд
верховых (всадники почти всегда ехали по Великой Дороге на юго-восток, по
ходу Луча, на нескончаемую войну, бушевавшую в Ладе), поселковые прятались
в большое убежище, вырытое ими под церковью. Мимоходом нанесенный поселку
ущерб не восполнялся, дабы не возбуждать любопытства рыщущих по стране
лиходеев. Впрочем, тем было не до того: с заброшенными за спину луками или
боевыми топорами луни галопом проносились через Речную Переправу туда, где
творились убийства.
ведать не ведаем. Теперь о городской войне...
мастеровых и "мануфактурщиков", населявших город. Вместо того, чтобы
позволить луням учинить грабеж и погром, сжечь лавки, а тех, кто уцелел,
обречь на верную смерть, прогнав в Пустыню, горожане решили дать бой. И в
течение нескольких лет успешно обороняли Лад от пылающих злобой, но плохо
организованных банд налетчиков, которые пытались то ураганом пронестись по
мосту и взять приступом городские ворота, то прорваться за стены Лада с
лодок и барж.
близнецов, - и, хоть оставалось их раз-два и обчелся, луни со своими
луками, палицами да боевыми топорами супротив них не сдюжили.
которые пускали зажигательные ядра на милю, а то и дальше. Рвались оные
ядра не в пример мощней динамитного зелья. Разбойникам - они, надобно вам
знать, нынче прозываются Седые - токмо одно и оставалось: отойти за реку и
начать осаду. Так они и сделали.
мире. К нему по одиночке и по двое стекались из окрестных деревень самые
крепкие и смышленые. Вновь прибывшим приходилось доказывать свою
сообразительность на деле; решающим испытанием становилось задание
незаметно пробраться через лабиринт биваков и первые ряды осаждающих. К
нейтральной полосе - мосту - почти все выходили безоружными, но тех, кому
удавалось забраться так далеко, беспрепятственно пропускали в ворота. Если
новобранец оказывался чересчур бестолков или откровенно дурковат, его,
разумеется, вышвыривали вон; тем, кто владел каким-нибудь ремеслом или
умением (или был достаточно башковит, чтобы его освоить), разрешали
остаться. Особенно ценилась крестьянская сноровка - по преданию, все без
исключения крупные парки Лада превратили в огороды. В отрезанном от сел и
деревень городе вопрос стоял жестко: выращивать пищу здесь же или умереть
от голода среди стеклянных башен и металлических аллей. Великие Пращуры
исчезли, остались загадочные машины и бездействующие немые диковины,
непригодные для еды.
пользу осаждающих, Седых, прозванных так потому, что в среднем они были
намного старше жителей города. Конечно, старели и горожане. Их все еще
звали "Зрелыми", но в большинстве случаев зрелость давно миновала. В
довершение всех бед они в конце концов то ли позабыли, как действует
старинное оружие, то ли вывели его из строя постоянным употреблением.
нагрянул последний отряд бандитов, такой большой, что первые всадники
вихрем промчались через Речную Переправу на утренней заре, а иссяк поток
верховых лишь к закату. То была последняя армия, какую видели в здешних
краях. Вел ее атаман по имени Дэвид Квик, тот самый, который позднее
погиб, якобы рухнув с небес на землю. Квик собрал под свои знамена
отиравшийся у городских стен сброд, убивая всякого, кто противился его
планам, и с этой армией - армией Седых - попытался ворваться в город,
однако не с лодок и не с моста. Выстроив двадцатью милями ниже по течению
понтон, Седые напали с фланга.
огонь в очаге, - закончила тетушка Талита. - Бывает, мы кое-что узнаем от
тех, кому удалось покинуть Лад. Нынче таких стало чуть поболе, ибо мост,
по их словам, никто не обороняет, а мне сдается, что и вояки растеряли
почти весь свой пыл. В городе Седые бранятся со Зрелыми из-за той военной
добычи, какую еще можно захватить, только мне думается, нынче истинные
Зрелые - те, кто происходит от луней, что следом за Квиком перешли по
плавучему мосту, пусть их и величают по старой памяти Седыми. Потомки
исконных жителей города, должно быть, почти достигли наших лет, хоть и по
сей день некоторые вьюноши уходят к ним, наслушавшись старинных преданий и
соблазнясь знанием, какое, быть может, еще сохранилось там.
залучить к себе молодца, коего ты называешь "Эдди". Темнокожую, коли ее
чрево плодоносно, не убьют, пусть ноги у нее и окорочены; она будет
вынашивать им потомство - дети нынче редкость и порой родятся странными,
хоть старые хвори мало-помалу исчезают.
промолчала, допила кофе и снова устроилась слушать.
будет желательно, но постреленка они возжаждут со всею страстью.
мальчика и понял, о чем тот думает: все сначала, очередной марш-бросок под
горами, новая версия Мутантов-Недоумков.
стрелок, человек из иных времен, кому место не здесь, ни рыба ни мясо,
бесполезный и тем, и другим. Но мальчика можно прибрать к рукам, приучить,
вышколить, чтоб запомнил одно и начисто позабыл все другое. _Т_е_ давно уж
запамятовали, из-за чего бились поначалу; мир с тех пор сдвинулся с места,
и нынче сраженье затевается единственно как загрохочут те страшные
барабаны. Там есть и такие, что еще не достигли преклонных лет, но их
можно по пальцам перечесть, большинство же еле таскает ноги, как мы тут, и
все они - безмозглые безобразники, живущие единственно, чтобы убивать, и
убивающие, чтобы жить. - Она помолчала. - Вот вы послушали нас, старых
простофиль. Верно ли, что вам не лучше будет пойти кружным путем и к
т_е_м_ не соваться?
Джейка:
Машиниста Боба.
смотреть на стариков.
Стоит там высокая истукада из рукотворного камня, каким Великие Пращуры
мостили мостовые да тротуары, а по ей проложен единый полоз подколесный.
встревоженное.
городу еще вовсю воевали, а мы совсем зеленые были, молоко на губах не
обсохло. Сперва ничего не видишь, только слышишь: гудет. Будто идет
сильная гроза, молоньями прыщет.
сыпет, нос точь-в-точь как у пуль из твоего левольверта, стрелок, а длины
в нашем Моно колес двести, не менее. Знаю-знаю, верится с трудом. Может,
тут я и впрямь загнул (не забывайте, мы в те поры были молодехоньки да
неопытны, а сие совсем иное дело)... только сдается мне, все верно,
поелику, как Блейн объявлялся, мнилось, будто протянулся он вдоль всего
окоема, из края в край. Быстрый, низкий, не поспеешь толком разглядеть,
Черепнин Владимир
Лукьяненко Сергей
Лондон Джек
Гуревич Георгий
Жюль Верн
Орлов Алекс