страницами.
сплетни, суета пополам с маeтой от безделья, служебные романы и семейные тайны,
о которых знают все, дни рожденья и проводы на пенсию. Пять лет института,
чтобы получить диплом, как пропуск в коммунальный рай какой-нибудь конторы, и
тридцать лет мерить жизнь от отпуска до отпуска, жить жизнью неинтересных тебе
людей, урывками любя тех, без кого жить не можешь, карабкаться по служебной
лестнице, надеясь обрести свободу, которой здесь нет и быть не может. Как же
надо исковеркать человеческое естество, чтобы он сам, для себя и детей своих,
возжелал бессмысленный и подневольный труд, отрекшись от трудного счастья быть
самими собой. Клерк, служащий, слуга, смерд, раб...
других, коли сам всю жизнь в холуях пробегал. Ничем ты от местных клерков не
отличаешься, сам не одну пару штанов протер в казенном кресле. А то, что пару
раз пиджачок на захвате порвал, так это специфика ремесла, не более. Опричник
ты, Игорек, и нефига морду корчить... Короче, соберись и улыбайся".
действительно нужно было стать улыбчивым, но собранным. Охране на входе
пришлось предъявить удостоверение. Если служба у них поставлена правильно,
наверняка уже отзвонили кому следует. Паутина интересов уже задрожала,
передавая тревожный сигнал, что в здание проник чужой с неясными намерениями. А
чужим в этом многоэтажном муравейнике на углу площади Маяковского был любой, не
повязанный в хитросплетениях московского градостроительства. Белову нужна была
информация. И без нее выходить отсюда он не собирался. Но холодную решимость
вытащить информацию хоть из глотки визави следовало прятать за вежливой улыбкой
и играть, как не снилось Смоктуновскому, чтобы собеседник не уловил истинного
интереса за кисеей отвлекающих вопросов, и, упаси господь, не задеть того
тайного, что визави прячет за душой, но на что в данный момент "органам"
абсолютно наплевать.
замерло, готовое вот-вот рвануться из груди. Белов покачнулся, показалось, что
пол ушел из-под ног. Заставил себя смотреть на светлый квадрат окна в дальнем
конце коридора. Отлегло. Сердце, пол и само здание остались на месте. Он вытер
испарину, защекотавшую виски.
сказал он сам себе. - Без паники. Хотя это мысль - заорать на весь крысятник,
что под Москвой лежат ядерные фугасы, в миг все опустеет. Любую бумажку
возьмешь без визы и согласований".
упруго напряглись мышцы спины. Всякий раз перед дракой бывало так; тело само
собой делалось словно резиновым, готовым наносить и терпеть удары.
два шага, когда она открылась, выпустив в коридор женщину. Она выходила спиной
вперед, прижав к груди стопку папок, подошедшего Белова не видела, и
повернувшись, уткнулась ему в грудь. Ворох бумаг хлынул им под ноги. Оба разом
присели.
женщины. Он поднял глаза. Весь настрой на бой улетучился сам собой.
помнил, - фарфорово-бледным, с тонкой синей жилкой на левом виске.
помнил. Как знал и помнил о ней многое.
красотой бабьего лета. Белов скользнул взглядом по ее тонким щиколоткам и отвел
глаза.
осмотрела его с ног до головы, удовлетворенно кивнула. - А ты не изменился.
прижала к груди. - Какими судьбами?
здесь. Требовалось быстро сориентироваться и принять решение. "Старый источник
информации надежней, чем десяток новых", - решил Белов.
привычку неожиданно рвать нить разговора, на секунду уходя в себя, он помнил.
невозможно. - Хочешь поговорить?
осталось легкой, летучей.
всегда казалось, что на местных папках лежит толстый, спрессованный за годы
слой пыли.
управление КГБ СССР. Личное дело агента. Псевдоним - Вера".
говорит, Кирилл.
взглядом на фотографии. - Елена Станиславовна Городецкая, по мужу- Хальзина.
замначотделения и секретарь парткома, тебя послушают, - зашел с другой стороны
Белов.
клиента до слез отчаянья не потребовалось. Удачное сочетание унаследованного от
родителей патриотизма и брезгливого отношения ко всему, что дурно пахнет - от
телесной до душевной нечистоплотности - плюс малая толика авантюризма решили
дело легко и безболезненно. Не обошлось, естественно, без мужского обаяния
Белова, которым он активно пользовался в служебных и личных целях. "Что дано,
то дано, - вечно вздыхал Журавлев, когда вся женская половина ресторана
устремляла взгляды на шумно колобродившего за столом Белова, и обреченно
добавлял: - Кобель, но родине полезен".
в отечественном монолитном строительстве. А скрывать было что, если монолит шел
исключительно на нужды сложных инженерных объектов - от гидростанций до
подземных цитаделей. Оперативный интерес привел ее в группу секретоносителей,
баловавшихся диссидентством. Прямой связи между изменой социалистической родине
в форме прослушивания "вражьих голосов" и шпионажем, естественно, не было. Но
была вероятность, что усвоившие иные идеологические клише, став
"инакомыслящими", рискнут "инакодействовать" и вместо укрепления родины трудом
начнут гадить по-крупному. Вероятность отягощалась "пятым пунктом" в анкете и
многочисленной родней, часть из которой уже успела переехать со Среднерусской
возвышенности на Голанские высоты. Где-то там, на выжженных солнцем склонах еще
стояли руины крепости Мосада - символа непокорного духа народа Иудеи. А теперь
название крепости с гордостью носила одна из лучших разведок миpa -
израильская. Короче говоря, оперативный интерес новые контакты несомненно
представляли, и сверху дали добро на активную разработку группы. Белов скрепя
сердце переориентировал своего агента на активное внедрение в среду
диссидентов. Волей-неволей к Елена переходила из чистой контрразведки на
"израильской линии" в сумеречную зону Пятого управления.
все свободное время. Белов знал свою клиентуру еще лучше и в душе ей
сочувствовал. Но оперативное ремесло требовало жертв. К сожалению, не только
Елена, но и новая среда активно сопротивлялась. По проверенным данным Белов
знал, что обладательницу красного диплома Архитектурного института, без пяти
минут кандидата наук и счастливую жену там принимали настороженно. Не хватало
печати неудачника, закомплексованного брюзги и дегенерата, чтобы всерьез винить
в своих бедах власть и общество. В любую минуту ее могли изгнать из этих
нестройных рядов или, что еще хуже, превратить в поставщика дезинформации.
эдак прикидывая возможные перспективы. Елена, естественно, в обсуждении
собственной судьбы не участвовала. Когда решение созрело, все дружно посмотрели
на Белова. Как куратору агента привести приговор в исполнение предстояло именно
ему. Три дня он ходил сам не свой, не решаясь вызвать Елену на встречу. Но все
произошло само собой. Она позвонила первой.