неизгладимыми буквами благодаря еще одному важному событию.
и все затаили дыханье, и даже Грэм закусил губу, наморщил лоб и затих, -
когда все замерли, и все глаза устремились в одну точку, уставясь на белую
фигуру, дрожащую в борьбе с: последним, ненавистным, одолевающим врагом,
когда все уши вслушивались в стоны, хрипы, все еще исполненные непокорства,
когда смерть на вызов и нежелание ее принять отвечала последним "нет" и
всесильным "покорись", - тогда-то по залу пронесся шорох, шелест и за сценой
раздался топот ног и гул голосов. "Что случилось?" - спрашивали все друг у
друга. И запах дыма был ответом на этот вопрос.
сотни голосов; и затем, с быстротой, за какой не поспеть моему перу, театр
охватило ужасное, жестокое и слепое волненье.
спокойное и смелое.
точно той же ясной добротой и твердостью, какую я видела в нем, сидя в
уютной тишине у очага его матушки. С такой поддержкой я, верно, сидела бы
тихонько и под рушащейся скалой; тем более что и природа моя подсказывала
мне то же, я б не шелохнулась ни за что на свете, только б не нарушить его
волю, не ослушаться его, ему не помешать. Мы сидели в креслах, и через
несколько секунд нас уже отчаянно теснили.
уподоблялись, легко было б сохранить порядок. Печальная картина - я вижу
пятьдесят себялюбивых грубиянов, не меньше, которых, будь я к ним поближе, я
с удовольствием бы вздул. Иные женщины смелей мужчин. Вон там, например... О
боже!
седовласого господина неподалеку от нас, какой-то громила оттеснил от
спутника и повалил прямо под ноги толпе. Грэм, не теряя ни секунды, бросился
на выручку; вместе с седовласым господином они растолкали толпу, и Грэм
поднял пострадавшую. Голова ее откинулась ему на плечо, длинные волосы
разметались; она была, кажется, без памяти.
я расчищу дорогу; надо поскорей вынести ее на свежий воздух.
к нему устремилась и, как могла, то бочком, то чуть ли не ползком,
протиснулась сквозь толпу.
гущу; с терпеньем и упорством он наконец прорубил живую скалу - горячую,
плотную, копошащуюся - и вывел нас под свежий, прохладный покров ночи.
на улице.
был ответ.
На него наступили.
больше. Люси, дайте-ка руку.
у него на руках тихо и послушно.
на ухо: - Она еще маленькая, да, Люси? Вы не заметили, сколько ей лет?
возразила его пациентка. И тотчас добавила: - Пусть папа придет, мне без
него страшно.
руки, ей причинили боль, и она застонала.
сэр, что вы врач?
Креси.
Начиналось необычайное приключение.
после незнакомцев. То был "отель" в здешнем понимании слова - целый квартал
жилых домов, не гостиница - просторные, высокие зданья, с огромной аркой над
воротами, ведущими крытым переходом во внутренний дворик.
второй во втором этаже: бельэтаж, как объяснил мне Грэм, отвели какому-то
русскому князю. Мы снова позвонили в дверь и получили доступ к анфиладе
прекрасных покоев. Слуга в ливрее доложил о нас, и мы ступили в гостиную,
где по-английски горел камин, а на стенах сверкали чужеземные зеркала. У
камина теснилась группка - легкое созданьице тонуло в глубоком кресле, подле
хлопотали две женщины и стоял седой господин.
голосок.
доложившего о нас слуги.
теперь я вспомнила, - откликнулась барышня. - Так жаль. Манон и Луизон ни
слова моего не понимают и, сами того не желая, делают мне больно.
я тем временем направилась к креслу и сделала все, о чем просила бедняжка. Я
еще помогала ей, когда подошел Грэм; столь же умелый костоправ, как и
врачеватель прочих недугов, осмотрев больную, он заключил, что случай
несложный, серьезных повреждений нет и он справится сам. Он велел горничным
отнести ее в спальню и шепнул мне на ухо:
не сделали ей больно. С ней надо обращаться очень осторожно.
постель показалась мне снежным сугробом или облаком, до того была она
воздушная, сверкающая, пушистая. Отстранив женщин, я раздела их госпожу без
их помощи, добронамеренной, но неловкой. Тогда мне было не до того, чтоб
замечать отдельные предметы ее одежды, но я вынесла общее впечатление
изысканности, утонченности, изящества, и уж потом, размышляя на досуге, я
дивилась тому, насколько непохоже все это на оснастку мисс Джиневры Фэншо.
густые, легкие волосы, мягкие, сияющие и ароматные, я разглядела юное,
измученное, но благородное лицо, лоб, ясный и гладкий; тонкие, неяркие
брови, ниточками убегающие к вискам; природа подарила ей удивительные глаза;
огромные, глубокие, ясные, они словно господствовали над остальными чертами,
быть может, в иное время и значительными, но сейчас попросту жалкими. Кожа
была гладкая и нежная, шею и руки, словно цветочные лепестки, испещряли
нежные жилки; тонкий ледок гордости подернул эти черты, а изгиб рта, без
сомнения неосознанный, приведись мне увидеть его впервые в обстоятельствах
иных, более счастливых, показался бы мне непозволительным свидетельством
того, что юная особа чересчур о себе мнит.
улыбку; она вела себя ребячески, но твердо, однако же вдруг обращалась к
нему со странной резкостью и требовала, чтоб он поосторожней ее трогал и не
мучил. Большие глаза то и дело устремлялись на его лицо, словно изумленный
взгляд милого ребенка. Не знаю, чувствовал ли Грэм, что она его изучает, но
если и чувствовал, но ничем себя не выдал и ни разу не спугнул ее ответным
взглядом. Он делал свое дело с редким тщанием и заботой, стараясь, сколько
возможно, не причинять ей боли, и был вознагражден произнесенным сквозь
зубы:
прямым взором, удивительно твердым и пристальным.
улыбкой, такой благодарной и счастливой, что она тотчас меня к нему
расположила. Он принялся выказывать Грэму свою признательность, оставаясь,
разумеется, в рамках, какие положены англичанину в обращении к незнакомцу,
пусть и сослужившему ему добрую службу; он пригласил его завтра же прийти.
Она еще здесь?
она лежала спокойно, бледная, но хорошенькая. Тонкое ее лицо, верно, лишь с
первого взгляда казалось гордым и заносчивым; я уже начинала угадывать в нем
нежность.
ее доброту к моей дочери. Уж и не знаю, как рассказать миссис Херст о том,
кто ее заменил; боюсь, как бы она не стала ревновать и стыдиться.
гостеприимного приглашенья подкрепиться, сославшись на поздний час, и
покинули отель Креси.
мертвая тишина; ревущая, бурлящая толпа исчезла, будто не бывала; фонари
погасли, как и злополучное пламя. На другое утро газеты сообщали, что это
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Мичурин Артем
Каменистый Артем
Соломатина Татьяна
Афанасьев Роман