ливные, бесконечные. От Пскова до Нижнего Новгорода они лили беспрерывно
двенадцать недель. Уже в июле ударил первый снег. Весь урожай погиб -
даже попытки скосить недозревшие хлеба провалились. Уже в конце августа
начались снегопады и метели, по Днепру ездили на санях "как средь зимы",
на полях жгли костры, чтобы спасти хотя бы жалкие остатки незрелого жи-
та. Не удавалось...
дали обильные всходы - но вскоре вновь грянули "морозы превеликие и
страшные". Всходы погибли. Лето, против прошлогоднего, было сухим и жар-
ким. "Кто сеял сто мер жита, собрал одну меру, вместо ржи родилося бы-
лие..."
подстерегала другая беда - не было семян из-за недородов двух предшест-
вующих лет...
счет есть совершенно точные воспоминания "служилых иноземцев" Жака Мар-
жерета и Конрада Буссова. Оба владели в России поместьями, занимались
хлеботорговлей и проблему знали не понаслышке.
ренья, даже мыши, собственный кал и солома. Впервые на Руси люди стали
есть людей. И не только трупы... Еще один иностранец, служивший на Моск-
ве, Петр Петрей, рассказывает, что он видел в Москве, как умиравшая от
голода женщина грызла своего ребенка. В столице продавались пироги с че-
ловечиной. Легко можно представить, что творилось в провинции. Вспомина-
ют, что путнику было опасно заехать на постоялый двор - могли тут же за-
резать и съесть. Маржерет, оставивший интереснейшие записки о России,
свидетельствовал: "Я был свидетелем, как четыре крестьянки, брошенные
мужьями, зазвали к себе крестьянина, приехавшего с дровами, как будто
для уплаты, зарезали его и спрятали в погреб про запас, сначала намере-
ваясь съесть лошадь его, а потом и его самого. Злодеяние это тотчас же и
открылось: тогда узнали, что эти женщины поступили таким образом уже с
четвертым человеком".
во поражены голодом, а справедливости ради упомянуть, что Борис Годунов
боролся с голодом, прилагая прямо-таки титанические усилия. Впервые в
русской истории им была предпринята попытка регулировать цены - естест-
венно, на хлеб, запрещая поднимать их до запредельных высот. Кроме того,
опять-таки впервые в нашей истории, по стране разъехались "продотряды",
выявлявшие спрятанный хлеб и заставлявшие владельца продавать его по ус-
тановленной цене.
человеческой природой (как, впрочем, бывало не на одной лишь Руси)...
дивших окраинах отнюдь не торопились везти хлеб в голодные районы, пред-
почитая придерживать его в ожидании "настоящей" цены. Так же поступали и
московские хлеботорговцы. Хлеб прятали все - бояре, купцы, монастыри - и
все пытались им спекулировать, уворачиваясь от грозных указов царя, ели-
ко возможно. Руководившие "продотрядами" чиновники сплошь и рядом за
взятку закрывали глаза на спрятанный хлеб или на то, как в Москву отп-
равляют гнилье. Зажиточные люди массами выгоняли своих холопов, чтобы не
тратиться на прокорм, а выгоднее продать сэкономленное зерно. Должност-
ные лица, ответственные на бесплатную раздачу хлеба нахлынувшим в столи-
цу беженцам, делились деньгами и зерном в первую очередь со своими
друзьями и родней, их сообщники заявлялись в лохмотьях под видом нищих,
оттесняя настоящих бедняков. Современник пишет, что сам видел, как за
хлебом приходили переряженные нищими дьяки. Пекари, обязанные выпекать
хлеб строго определенного веса и величины, продавали ковриги почти неп-
ропеченными, а то и подливали воды для тяжести. Им рубили головы, но
особого воспитательного значения на остальных это не производило.
сал, что за два года и четыре месяца из двухсотпятидесятитысячного насе-
ления Москвы умерло сто двадцать тысяч. Монах Авраамий Палицын, келарь
Троице-Сергиева монастыря, оставивший записки о Смутном времени, называ-
ет даже большую цифру - 127 000.
ину. Поскольку Борис предпринимал меры, чтобы вернуть беглых, вся эта
многотысячная масса автоматически становилась горючим материалом,
вольницей, готовой примкнуть к любому, кто пообещает не возвращать в
прежнее состояние.
ли Украины - польско-литовское государство соглашалось принять на службу
лишь строго определенное число "реестровых казаков", однако многие, за
время смут и бунтов успевшие полюбить вольготную жизнь бродячего "лыца-
ря" с сабелькой на боку, категорически не хотели вновь возвращаться к
плугу. И потому возникла ситуация, кажется, не имеющая аналогов в миро-
вой практике: в нескольких восстаниях участвовали не те, кто боролся
против Жечи Посполитой, а те, кто таким образом пытался попасть в "ре-
естровые казаки". Иными словами, люди воевали с государством за то, что-
бы именно оно, это самое государство, приняло их к себе на службу и на-
делило привилегиями! Случай уникальнейший...)
ком множестве, что перешли в несколько иную категорию - не лесных граби-
телей, а мятежников. В 1603 г. на Москву из Северской земли двинулось
огромное сборище "гулящего народа" под предводительством некоего Хлопки
Косолапого. Это уже были не разбойники, а люди с некоей программой
действий. Программа, правда, не отличалась ни новизной, ни глубиной -
занять столицу, всех истребить и все ограбить, - но при широком и вдум-
чивом ее претворении в жизнь могла натворить дел нешуточных. Дошло до
того, что ватага Хлопки первой ударила на идущие ей наперехват войска
под начальством окольничьего Ивана Басманова, и сам Басманов был убит.
Правда, Хлопку все-таки разбили, взяли в плен и казнили в Москве. Чуть
позже родственник царя, окольничий Семен Годунов, двинулся с воинской
силой усмирять бунты в Астрахани, но был разбит "воровскими казаками" и
едва вырвался живым.
него низкие цены, начал строить каменные палаты Московского Кремля, что-
бы дать работу многим сотням голодных беженцев. Издал указ о том, что
все холопы, оставленные своими хозяевами без средств к пропитанию, не-
медленно получают вольную.
просто беглецы от голода, но и мелкие дворяне, со своей "дружиной" ис-
кавшие легкой добычи. Именно после страшных лет "великого глада" стали
широко распространяться во всех слоях населения пересуды о том, что
именно Борис в свое время приказал убить малолетнего царевича Димит-
рия-Уара, сына Ивана Грозного от восьмой жены. И, разумеется, о том, что
спасшийся царевич вскорости придет восстановить справедливость.
хов. Однако было уже поздно. Борис оказался бессилен. 13 октября 1604 г.
Лжедмитрий I вступил в пределы России...
Польше" (к тому времени, как мы помним, никакой "Польши" уже не было, а
было федеративное государство Жечь Посполита), и даже не в Литве (чита-
тель помнит, что под этим названием подразумевается отнюдь не нынешняя
Литва), а в "русских землях", то есть на Киевщине, в окружении все-
сильного магната Адама Вишневецкого. Именно Адам и его брат Константин
первыми и узнали, что один из их слуг - "потомок Иоанна Грозного".
установлено. По одной легенде, "Димитрий" занемог и думая, что умирает,
признался в своем происхождении монаху на исповеди - ну, а тот, наплевав
на тайну исповеди, помчался к князю Адаму. По другой "Димитрий" сам
признался князю, кто он таков, когда князь вздумал отдавать ему распоря-
жения, как простому прислужнику.
другое - по моему глубокому убеждению, Адам и Константин Вишневецкие
искренне верили, что их гость и есть подлинный царевич Димитрий. Во-пер-
вых, без этой гипотезы никак не объяснить их последующую верность и пер-
вому, и второму Лжедмитриям, когда полагалось бы и прозреть. Во-вторых,
без этой гипотезы прямо-таки невозможно понять, какой же интерес пресле-
довали оба брата, оставаясь преданными сподвижниками самозванца. О "ма-
териальной заинтересованности" говорить смешно. Братья Вишневецкие были
не просто "одними из крупных" - крупнейшими магнатами Жечи Посполитой.
Предки знаменитого "князя Яремы" располагали властью, влиянием и бо-
гатством, не снившимися иным королям того времени. И, что гораздо более
убедительно - "царевич Дмитрий", щедро раздавая обещания тем, кто взялся
бы ему помогать, суля одним умопомрачительные груды золота, а другим ог-
ромные территории России, князьям Вишневецким не обещал ничего. Ни еди-
ного золотого, ни единой деревеньки. И тем не менее братья решительно
выступили на его стороне. Поэтому никак нельзя исключать того, что они
старались "за идею". Оба были детьми своего времени и потому вполне мог-
ли поверить самозванцу - огромное богатство хорошо порой еще и тем, что
его владельцы могут позволить себе роскошь не быть циничными и алчны-
ми...
линность "царевича" не верил нисколечко. Трудно сказать, изучая его жиз-
ненный путь, во что он вообще верил...