Чтение 69–й страницы книги ~Разбиватель сердец~

Ю.Семенов, "17 мгновений весны".

Имею два места холодного груза".

В. Богомолов, "В августе 44-го".

Я перелистнул еще:

"Заткнись, Бобби Ли, - сказал Изгой. - Нет в жизни счастья".

Ф. О'Коннор, "Хорошего человека найти нелегко".

"И цена всему этому - дерьмо".

Гашек: трактирщик Паливец, "Швейк".

"Лежи себе и сморкайся в платочек - вот и все удовольствиея".

Н. Носов, "Незнайка".

Эге! Нетзвестный собиратель цитат, кажется, перешел на вопросы
более общие. Отношение к более общим вопросам бытия тоже не сверкало
оптимизмом.

Странички были нумерованы зеленой пастой. На страничке шестнадцатой
освещался женский вопрос:

"Хорошая была женщина. - Хорошая, если стрелять в нее три раза в
день".

Ф. О'Коннор, "Хорошего человека найти нелегко".

- 175 -

"При взгляде на лицо Паулы почему-то казалось, что у нее кривые
ноги".

Э. Кестнер, "Фабиан".

"Жене: "Маня, Маня", а его б воля - он эту Маню в мешок да в
воду".

Чехов, "Печенег".

Облик агрессивного человеконенавистника обогатился конкретной
чертой женоненавистничества. Боже, что ж это за забавный человек?

Но вот цитаты, посвященные, так сказать, гостеприимству:

"Я б таким гостям просто морды арбузом разбивал".

Зощенко.

"Увидев эти яства, мэтр Кокнар закусил губу. Увидев эти яства,
Портос понял, что остался без обеда".

Дюма, "Три мушкетера".

"Не извольте беспокоиться, я его уже поблевал".

Колбасьев.

"Попейте, - говорят, - солдатики. - Так мы им в этот жбанчик
помочились".

Гашек, "Швейк".

"У Карла всегда так уютно, - говорит один из гостей, пытаясь
напоить пивом рояль".

Ремарк, "Черный обелиск".

Цитаты были приведены явно вольно. Некоторые даже слегка перевраны.
Уж Чехова и Зощенко я помнил.

Но зачем они владельцу книжки? Эрудиция начетчика? Остроумие
бездельника, отлакированное псевдообразованностью? Реплики на все случаи
жизни? Блеск пустой головы? Конечно, цитирование с умным видом может
заменить в общении и ум, и образованность...

И тут же наткнулся на раздел, близкий к моим размышлениям:

"И находились даже горячие умы, предрекавшие расцвет искусств под
присмотром квартальных надзирателей".

Салтыков-Щедрин, "История одн. города".

"Проклинаю чернильницу и чернильницы мать!"

Саша Черный.

- 176 -

"Мосье Левитан, почему бы вам не нарисовать на этом лугу коровку?"

Паустовский, "Левитан".

Объявили регистрацию на мой рейс. Оценив толпу с чемоданами, я взял
свой портфельчик и пошел к справочному: пусть объявят о пропаже. У
стеклянной будочки топталось человека четыре, и я, не отпускаемый
любопытством, листал через пятое на десятое:

"Если б другие не были дураками - мы были бы ими".

В. Блейк.

"Говнюк ты, братец, - печально сказал полковник. - Как же ты
можешь мне, своему командиру, такие вещи говорить?"

Серафимович, "железный поток".

"Ничего я ему на это не сказал, а только ответил".

Зощенко.

Страничка 22 вдруг касалась как бы национального вопроса:

""Его фамилия Вернер, но он русский".

Лермонтов, "Герой нашего времени".

"А наша кошка тоже еврей?"

Кассиль, "Кондуит и Швамбрания".

"Меняю одну национальность на две судимости".

Хохма.

Я приблизился к окошечку, взглянул на длинную еще очередь у стойки
регистрации - и, отшагнув и уступая место следующему за мной, полистал
еще. В конце значились какие-то искалеченные, переиначенные поговорки:

"Любишь кататься - и катись на фиг".

"Чем дальше в лес - тем боже мой!"

"Что посмеешь - то и пожнешь".

Последняя страница мелко исписана фразами из анекдотов - все как
один бородатые, подобные видимо тем, за какие янки при дворе короля
Артура аовесил сэра Дэнейди-шутника:

"Массовик во-от с таким затейником!"

"Чеготут думать? трясти надо!"

Переделанные строки песен:

- 177 -

"Мадам, уже падают дятлы".

"Вы слыхали, как дают дрозда?"