Чтение 69–й страницы книги ~Дженни Герхард~

дома. Когда ей подали карточку Лестера, Дженни страшно взволновалась,
сильнее, чем волновалась, встречая его в прежние дни, потому что сейчас он
был ей нужнее.

Лестер все еще много думал о своем поступке - этому не помешали ни его
сверхблагополучный брак, ни вновь обретенное богатство и почет. Его
сомнения и недовольство собой не улеглись до сих пор. Мысль, что он
обеспечил Дженни, не утешала его - он всегда знал, как мало значат для нее
деньги. Любовь - вот смысл ее жизни. Без любви она была как утлая лодка в
открытом море, - это он хорошо знал. Ей нужен был только он сам, и Лестер
испытывал глубокий стыд при мысли, что сострадание к ней оказалось
бессильным перед чувством самосохранения и жаждой богатства. В тот день,
когда он поднимался на лифте отеля "Тремонт", совесть жестоко мучила его,
хоть он и понимал, что теперь не в его власти что-либо исправить. Он
кругом виноват - и в том, что увлек Дженни, и в том, что не остался с нею
до конца наперекор всему свету. Но теперь уже ничего не поделаешь. Нужно
только обойтись с Дженни как можно мягче, поговорить с нею, по мере сил
помочь ей сочувствием и советом.

- Здравствуй, Дженни, - сказал он приветливо, когда она отворила ему
дверь.

Как изменили ее перенесенные страдания! Она похудела, бледные щеки
ввалились, глаза казались огромными.

- Какое страшное несчастье, - заговорил он смущенно. - Кто бы мог
подумать, что это случится.

То были первые слова утешения, которые дошли до сердца Дженни с тех
пор, как Веста умерла, с тех пор, как сам Лестер ее покинул. Его приход
глубоко тронул ее; от волнения она не могла говорить. Слезы задрожали у
нее на ресницах и потекли по щекам.

- Не плачь, Дженни, - сказал он, обняв ее и ласково прижимая к плечу ее
голову. - Мне так жаль. Я о многом жалею, да поздно об этом говорить. Мне
бесконечно жаль Весту. Где ты ее похоронила?

- Рядом с папой, - ответила Дженни и разрыдалась.

- Бедняжка, - сказал он тихо и замолчал.

Немного успокоившись, она отошла от него и, вытерев глаза, пригласила
его сесть.

- Так обидно, что меня не было здесь, когда это случилось, - продолжал
Лестер. - А то я все время был бы с тобой. Ты теперь, вероятно, не
захочешь больше жить в Сэндвуде?

- Я не могу, Лестер, - сказал она. - Просто сил нет.

- Куда же ты думаешь переехать?

- Еще не знаю. Там мне просто не хотелось обременять соседей. Я думала
снять где-нибудь маленький домик и, может быть, взять на воспитание
ребенка или поступить на работу... Мне так не хочется жить одной.

- А это неплохая мысль - взять на воспитание ребенка, - сказал он. -
Тебе будет не так тоскливо. Ты уже справлялась о том, что для этого нужно?

- Я думаю, нужно просто обратиться в какой-нибудь приют.

- Возможно, что это несколько сложнее, - сказал он в раздумье. -
Полагается соблюсти какие-то формальности, я точно не знаю, какие. В
приютах требуют, чтобы ребенок оставался в их поле зрения или что-то в
этом роде. Ты посоветуйся с Уотсоном, он тебе все разъяснит. Выбери себе
младенца, а остальное предоставь ему. Я с ним поговорю, предупрежу его.

Лестер понимал, как страшно для Дженни одиночество.

- Где твой брат Джордж? - спросил он.

- Джордж в Рочестере, но он ко мне не приедет. Басс писал, что он
женился.

- А больше никого нет из родных, кто согласился бы жить с тобой?

- Может быть, Уильям; только я не знаю, где он сейчас.

- Если ты думаешь жить в Чикаго, посмотри новый квартал к западу от
Джексон-Парка, - посоветовал он. - Там, помнится, есть очень миленькие
коттеджи. Не обязательно сразу покупать. Сначала сними на какой-нибудь
срок, а там увидишь, подходит это тебе или нет.

Дженни решила, что это прекрасный совет, - ведь она получила его от
Лестера! Какой он добрый, он интересуется всеми ее делами, значит, они
все-таки не совсем чужие. Она ему не безразлична. Она стала расспрашивать
его о здоровье жены, о том, доволен ли он своим путешествием, долго ли
пробудет в Чикаго. А он, отвечая ей, все время думал о том, как жестоко
поступил с нею. Он подошел к окну и стал смотреть вниз, на людную улицу.
Экипажи, фургоны, встречные потоки пешеходов - все сливалось в причудливую
головоломку. Так движутся тени в сновидении. Уже темнело, тут и там
зажигались огни.

- Я хочу тебе кое-что сказать, Дженни, - проговорил Лестер, стряхнув с
себя задумчивость. - После всего, что случилось, это может показаться тебе
странным, но ты и сейчас мне дорога. Я не Переставал о тебе думать. Мне
казалось, что, расставшись с тобой, я поступил благоразумно, - так уж
тогда все складывалось. Мне казалось, что, раз Летти мне нравится, я могу
жениться на ней. С известной точки зрения я и сейчас готов признать, что
так лучше, но большого счастья это мне не дало. Счастливее, чем я был с
тобой, я никогда не буду. По-видимому, дело здесь не во мне; отдельный
человек вообще мало значит. Не знаю, поймешь ли ты меня, но, по-моему, все
мы более или менее пешки. Нами распоряжаются силы, над которыми мы не
властны.

- Я понимаю, Лестер, - сказала она. Я ни на что не жалуюсь. Так лучше.

- В конце концов жизнь очень похожа на фарс, - продолжал он горько. -
Глупая комедия, и больше ничего. Единственное, что можно сделать, это
сохранить свое "я". А честности, насколько я могу судить, от нас никто не
требует.

Дженни не вполне уловила смысл его слов, но она поняла, что он
недоволен собой, и ей стало жаль его. Она попыталась его утешить:

- Ты не тревожься за меня, Лестер. Я ничего, я проживу. Сперва, когда я
только привыкала жить одна, было очень трудно. А теперь ничего. Как-нибудь
проживу.

- Но ты помни, что мое отношение к тебе не изменилось, - горячо сказал
он. - Мне важно все, что тебя касается. Когда ты устроишься на новом
месте, я приду посмотреть, все ли у тебя есть. Я и сюда еще зайду к тебе
через несколько дней. Ты понимаешь, что у меня на душе?

- Да, - сказал она, - понимаю.

Он взял ее руку и погладил.

- Не горюй, - сказал он. - Не надо. Я сделаю все, что могу. Как хочешь,
а ты для меня прежняя Дженни. Я скверный человек, но кое-что хорошее во
мне все же есть.

- Ничего, ничего, Лестер. Я ведь сама настояла, что бы ты так поступил.
Все к лучшему. И ты, наверно, счастлив теперь, когда...

- Не надо, Дженни, - перебил он ее. Потом ласково привлек ее к себе и
улыбнулся. - Ты меня не поцелуешь по старой памяти?

Она положила руки ему на плечи, долго смотрела в глаза, потом
поцеловала. Когда их губы встретились, она почувствовала, что дрожит.
Лестер тоже с трудом овладел собой. Заметив его волнение, Дженни заставила
себя заговорить.

- Теперь иди, - сказал она твердо. - На улице уже совсем темно.

Он ушел, сознавая, что ему хочется одного - остаться; Дженни до сих пор
была для него единственной женщиной на свете. А Дженни стало легче, хотя
им по-прежнему предстояло жить в разлуке. Она не пробовала разобраться в
этической или нравственной стороне этой загадки. В отличие от многих
Дженни не стремилась охватить необъятное или связать изменчивый мир одной
веревочкой, называемой законом. Лестер все еще любит ее немножко. Летти он
тоже любит. Ну и хорошо. Когда-то она надеялась, что никто, кроме нее, не
будет ему нужен. Это оказалось ошибкой, но разве немножко любви - ничто?
Нет, конечно. И сам Лестер был того же мнения.

60

В последующие пять лет пути Лестера и Дженни разошлись еще дальше. Они
прочно обосновались каждый в своем мире, так и не возобновив прежних
отношений, к которым, казалось, могли привести их несколько встреч в отеле
"Тремонт". Лестер едва поспевал справляться со своими деловыми и светскими
обязанностями; он вращался в сферах, о которых скромная Дженни и не
помышляла. А сама Дженни вела жизнь тихую и однообразную. В простеньком
домике, на прекрасной, но отнюдь не фешенебельной улице, близ
Джексон-Парка, на Южной стороне, она жила вдвоем со своей приемной дочкой
Розой, темноволосой девочкой, которую она взяла из Западного приюта для
подкидышей. Новые соседи знали ее под именем Дж.Г.Стовер - она сочла за
благо расстаться с фамилией Кейн. А мистер и миссис Кейн, когда жили в
Чикаго, занимали огромный особняк на набережной, где приемы, балы и обеды
сменялись с поразительной, прямо-таки каледойскопической быстротой.

Впрочем, сам Лестер в последнее время проявлял склонность к более
спокойной, содержательной жизни. Из списка своих знакомых он вычеркнул
многих людей, которые в смутные годы, уже отошедшие в область
воспоминаний, показали себя не в меру щепетильными или фамильярными, или
равнодушными, или болтливыми. Лестер был теперь членом, а в некоторых
случаях даже председателем правления девяти крупнейших финансовых и
торговых компаний Среднего Запада: "Объединенной Тракторной" с центром в
Цинциннати, "Западной Сталеплавильной", "Объединенной Каретной", Второго
национального банка в Чикаго, Второго Национального банка в Цинциннати и
нескольких других, не менее значительных. В делах "Каретного треста" он не
принимал непосредственного участия, предпочитая действовать через своего
поверенного мистера Уотсона, однако не переставал интересоваться ими.
Роберта он не видел уже семь лет, Имоджин - года три, хотя она жила в
Чикаго. Луиза, Эми, их мужья и знакомые стали для него чужими людьми.
Юридическую контору "Найт, Китли и О'Брайн" он и близко не подпускал к