до четвертого класса. Вчера я позвонил ему и сказал, что прилетел из Тбилиси
в командировку на одни сутки утвердить проект, и он вечером приехал ко мне в
гостиницу "Россия". Я всегда останавливаюсь в гостинице "Россия": кладу в
паспорт двадцать пять рублей -- и никаких забот! Саша приехал, мы немножко
выпили чачи, и он мне показал эту папку. Он сказал, что у вас в редакции все
ее читают с большим интересом. Я попросил оставить мне ее на ночь, но утром
он мне не позвонил. Мне надо улетать в Тбилиси. Я искал его весь день --
дома он не ночевал.
все еще осторожно.
показывал мне фотографии: профессора из какого-то института скалывают лед
возле шашлычной. Это годится для любой китайской газеты. Вы -- гений, Яков
Маркович! Саша вас очень хвалил.
ясно? Я их ненавижу! Вот скажите, как вы относитесь к Сталину?
семьи только за то, что мой дедушка кое-что знал. Они учились вместе в
духовной семинарии. Дедушка был коммунистом, а Джугашвили они звали "кинто".
умерла перед войной. "Кинто" даже не приехал ее проводить. Грузин так не
может поступить! Так что Зураба Макашвили не надо бояться. Где же Сашка?
Говоря по секрету, он взял эту папку у редактора... Как бы не хватились...
вами, давайте!
совещание, Ивлев и Сироткина сидели в такси. Вячеслав позвонил Надежде сразу
после звонка Раппопорту.
такси -- в двадцати шагах от редакции.
ним. Таксист ехал быстро, дергал и резко тормозил. На поворотах Надя
хваталась за ивлевское колено, чтобы не улететь в сторону, потом смущенно
убирала руку. Но едва отодвинувшись, она успокаивалась, потому что он всем
этим мелочам, казавшимся ей такими важными, не придавал никакого значения.
что он везет ее на остров Фиджи. -- А ты обедал?
гастронома!
Встретились они у выхода. Сироткина держала в руке ромштексы, а он -- четыре
бутылки пива.
Рюсские льюбят ошень много хлеб...
сторону поворачивать ключ, и оглядывался, не идет ли кто по лестнице.
Наконец, они вошли в коридор. В темноте перед ними засветились две пары
зеленых глаз.
забрались к ней на руки, и Сироткина вошла с ними в комнату. Вошла она
осторожно, будто боялась обнаружить там кого-нибудь еще. Убедившись, что
никого нет, Надежда двинулась вдоль стен, как в музее, разглядывая
фотографии, книги на полках, посуду в серванте. На книгах лежала пыль, на
тарелках тоже.
простыню.
склонилась над газовой плитой. Аккуратно покрыв тахту простыней, Ивлев
придвинул журнальный столик и постелил на него "Трудовую правду". Надежда
внесла сковородку с дымящимися ромштексами, нарезала хлеб на тарелочке,
взбила какой-то соус, поставила два стакана, положила, протерев салфеткой,
ножи и вилки. Кошкам она опустила на пол общую тарелку, отрезав им по
кусочку мяса, и глазами пригласила к столу Ивлева.
кухню. Вячеслав вдыхал аромат ромштексов, от которого у него начала
кружиться голова.
дверях, любуясь произведенным эффектом. На тонкой цепочке свисал,
укладываясь в паз между грудей, маленький серебряный крестик. Ивлев
осматривал ее постепенно, не в силах отвести глаз. Наконец, она, ощущая свою
власть, великодушно снизошла к нему. Он взял ее за пальцы и усадил на тахту
рядом с собой. Она едва заметно дрожала от него или от холода.
тихо. Он отпер замок и выглянул. Никого. И пиво на месте. Слава радостно
схватил в каждую руку по две бутылки и голой пяткой затворил за собой дверь.
облив ее пивом крест-накрест.
Ненормальный! Обои испортишь.
и упал на Сироткину, собирая языком с ее кожи капли горьковатой пенистой
влаги.
только скорей!
замотала головой, заметалась по тахте, изогнувшись и откинув голову назад,
издала гортанный крик, похожий на птичий.
волосы, закрывшие ей глаза, и виновато потерлась носом о щеку Ивлева.
ответила. -- Да, женщина!
пивом. Сироткина отрезала куски от своей порции и незаметно подсовывала ему.
с этим парнем на соседней кровати ничего. Но на простыне одним лучше... Мне
стыдно от того, что я тебя совершенно не стесняюсь. Знаешь, я поняла, что
такое любовь. По-моему, любовь -- это обнажение души.
лежащий возле тахты.
внимательным, Вячеслав уснул, как провалился. Кошки дремали на коврике на
полу. Войдя в маленький совмещенный санузел, Сироткина вздохнула,
погляделась в зеркало и осталась собой недовольна. Открыв краны и
отрегулировав воду, она забралась под душ. Повернувшись спиной к зеркалу,
она увидела на крючке старые кальсоны Якова Марковича и стыдливо отвела