Хаттерайка), - контрабандист с того самого судна, люди с которого нападали
на Вудберн; я уверен, что это одно и то же лицо; впрочем, вы сами можете в
этом убедиться.
даже для людей самого низкого звания, если бы среди них двое носили такое
отвратительное для слуха имя, как Ванбест Браун.
малейшего сомнения. Но вы увидите далее, что именно это обстоятельство и
объясняет его отчаянное поведение. Вы увидите, сэр Роберт, что толкнуло его
на преступление. Говорю вам, как только вы займетесь этим делом, вам все
станет ясно. Что до меня, то я твердо убежден, что главной причиной,
побудившей его напасть на мистера Хейзлвуда, было желание отомстить ему за
доблесть, достойную его знаменитых предков, которую мистер Хейзлвуд проявил
при защите Вудберна от этого негодяя и его сообщников.
на себя смелость утверждать, что я уже принимаю то объяснение этого
непонятного дела, этой загадки, этой тайны, которое вы пытались сегодня
обосновать. Да! Это не иначе как месть... И, боже правый, месть кого, кому?
Месть задуманная, затеянная, подготовленная против молодого Хейзлвуда из
Хейзлвуда и частично уже осуществленная, приведенная в исполнение,
совершенная рукою Ванбеста Брауна! В какие страшные дни мы живем, мой
уважаемый сосед (этот апитет свидетельствовал о том, что Глоссин быстро
начал приобретать расположение баронета), в дни, когда общественные устои
сотрясаются до их мощного фундамента и благородное имя, которое являлось
лучшим, прекраснейшим украшением всего общественного здания, сметено,
смешано с самыми ничтожными частями постройки. О мой добрый мистер Гилберт
Глоссин, в мое время право браться за шпагу, за пистолет и за другое
благородное оружие принадлежало одной только знати, а все ссоры людей низких
решались оружием, данным самою природой: дубинами, сломанными или
срубленными где-нибудь в лесу. А теперь, сэр, подбитый гвоздями сапог
простолюдина наступает на мозоль придворного. У мужланов тоже теперь свои
ссоры, и своя оскорбленная честь, и свое мщение! И они, видите ли, тоже
решают свой спор поединком. Однако я теряю время, давайте позовем сюда этого
негодяя, этого Ванбеста Брауна, и покончим с его делом хоть на сегодня!
Глава 43
терзаемый какими-то укорами совести, то ли решив, осторожности ради,
предоставить все ведение дела сэру Роберту Хейзлвуду, наклонился над столом
и стал перебирать и читать разные документы. Когда же он замечал, что у
главного судьи, который и должен был быть главным действующим лицом во всей
этой сцене, возникала какая-нибудь заминка, он с готовностью вставлял нужное
слово. Что же касается сэра Роберта Хейзлвуда, то он напускал на себя
приличествующий судье суровый вид, который хорошо сочетался с важностью,
присущей баронету - представителю древнейшего рода.
теперь смотреть мне прямо в глаза и громко отвечать на вопросы, которые я
вам сейчас задам.
допрашивать? - ответил арестованный. - Джентльмен, который привез меня сюда,
не счел нужным мне это сообщить.
собираюсь вам задать?
мое желание отвечать на них.
один судья нашего графства, вот и все.
впечатления, на которое рассчитывал судья, сэр Роберт с чувством еще большей
неприязни к подсудимому возобновил допрос:
услыхав, как тот издал какой-то неопределенный звук, означавший презрение,
сэр Роберт приободрился и сказал:
подвергнусь любому наказанию, которого заслуживает подобное самозванство.
молодой Хейзлвуд из Хейзлвуда?
только раз, и я жалею, что это произошло при столь печальных
обстоятельствах.
Хейзлвуду из Хейзлвуда опасную для жизни рану, которая сильно повредила ему
правую ключицу, причем, как установил наш домашний врач, несколько дробинок
застряло в отростке акромион.
что я искренне сожалею обо всем происшедшем. Я встретил этого джентльмена на
узкой тропинке с двумя дамами и слугой. Прежде чем я успел пройти мимо или
вымолвить слово, молодой Хейзлвуд выхватил из рук слуги ружье, наставил его
на меня и самым надменным тоном приказал мне отойти. Я не собирался ни
повиноваться ему, ни подвергать себя опасности, оставив в его руках оружие,
которое он с такой горячностью был готов пустить в ход, поэтому я кинулся к
нему, чтобы его обезоружить. И в тот момент, когда ружье было почти в моих
руках, оно случайно выстрелило, и молодой джентльмен, к моему большому
огорчению, понес более суровое наказание, чем я того хотел. Меня, однако,
обрадовало известие о том, что рана его оказалась неопасной и он получил
лишь то, что заслужил своим безрассудством.
гнева, - так, значит, вы сами признаете, что вашим намерением и вашей прямою
целью было вырвать из рук Хейзлвуда его ружье, охотничье или какое другое,
или огнестрельное оружие, называйте его как хотите, и не где-нибудь, а на
королевской дороге? Кажется, этого достаточно, почтенный сосед. Его следует
отправить в тюрьму!
заискивающим тоном, - но я позволю себе напомнить вам, что дело касается еще
и контрабандистов.
себя капитаном королевской армии, вы самый последний негодяй -
контрабандист.
находились под влиянием какого-то странного заблуждения, я ответил бы вам
по-другому.
от негодования. - Так вот, я заявляю вам... Скажите, а есть у вас
какие-нибудь документы или письма, Чтобы подтвердить то звание, положение и
состояние, которое вы себе приписываете?
почтой...
величества, вы разъезжаете по Шотландии без всяких рекомендательных писем,
без свидетельств, без вещей - словом, без всего того, что вам положено иметь
по вашему званию, положению, состоянию, как я уже сейчас говорил?
вещи.
кучера на дороге и прислали двух своих сообщников, чтобы те избили мальчишку
и забрали ваши вещи?
выйти из нее, чтобы отыскивать дорогу в Кипплтринган, и я заблудился в
снежных сугробах. Хозяйка постоялого двора может подтвердить вам, что, когда
я пришел туда на следующий день, я прежде всего стал узнавать о кучере.
снегу же, надеюсь? Неужели вы полагаете, что все это примут на слово, что с
вами согласятся, что вам поверят?
обещание, данное ей, - я прошу разрешить мне не отвечать на этот вопрос.
где-нибудь в Дернклю... Да, в развалинах Дернклю.
Бертрам.
эти бумаги. Вы что, тот самый Ванбест Браун, о котором здесь упоминается?
принадлежавшие Брауну. Их нашли вместе с его чемоданом в развалинах старой
башни.
принадлежат мне и находились в моем бумажнике, который украли из кареты. Все
это записки, не имеющие особого значения, и я вижу, что из всех моих бумаг