берегов, это еще и направление, и не всегда можно точно определить, что
здесь главенствует: соединение или направление движения. Так было еще
вчера, и все они здесь считались почти всемогущими, никто не мог
сравниться с ними в спокойном самообладании, простым людям они напоминали
чуть ли не самих богов, в руках у которых сосредоточены все переплетения
мира, да и сами они, в безграничной надменности своей, верили в свое
превосходство, возвышались над всеми хлопотами и тревогами сущего, мелочи
повседневной жизни, казалось, проходят мимо них, эти люди соединяли два
противоположных берега, они стояли на скрещении надежд, - они имели МОСТ.
Это было словно в детской игре: у меня есть, а у тебя нет, человек
втягивается в эту игру с малых лет и уже потом не может отвязаться от нее
в течение всей жизни, да и все человечество издавна втянуто в
призрачно-мрачную игру, и почему-то так получается, что количество тех,
которые не имеют, всегда превышает количество имущих, вот так и этот мост:
был один-единственный на великой Реке, и лишь горстка людей зачислялась в
его обладатели, а тех, у которых была крайняя потребность передвигаться по
мосту туда или сюда, были огромные толпы.
отчужденность, как только левый берег стал враждебен берегу правому, как
только перебрался, убегая в Киев от несчастья, последний калека и
перебежал следом за ним шелудивейший пес, который тоже хотел подохнуть
среди своих людей, - этот мост уже не нужен был ни для чего - он отрицал
теперь самого себя, превратился во враждебность и проклятье для того
берега, на котором стоял в золотой пышности великий Киев, но прежде всего
проклятьем становился мост для людей, которые владели им так долго и
уверенно, охраняли его и берегли как залог своего превосходства над
ничтожеством всех неимущих, всех гонимых потребностями, нуждой, бедами,
преследуемых несчастьями, угрозами и неосознанностью, всех искателей
лучшей доли, бродяг, торговых людей, ловцов, странников, проходимцев,
паломников, святых и грешников, бандитов и благочестивых, преступников и
влюбленных. Ненужным был теперь не только мост - излишними стали и они,
охранявшие этот мост; казалось, они даже на земле стали лишними, потому
что не находилось для них работы, они тоже словно бы попадали в число сил,
враждебных Киеву, потому что держали в своих руках этот мост, который мог
ускорить гибель великого города; и в то же время эти люди не могли бросить
свой мост, не могли пройти по нему, как тот последний калека со своим
шелудивым псом, и укрыться за киевскими валами, потому что на них лежал
долг оберегать мост, защищать, умереть за него, когда понадобится, так же
преданно и гордо, как умели они владеть им и гордиться своим положением.
сторону Маркерия, при Воеводе остались только те, кто всегда стоял между
ним и остальными мостищанами, следовательно - ближе к Мостовику, все они,
как ни мало их было, собрались по ту сторону валов, сбежались туда, как
только Немой принес страшную весть о намерении сжечь мост; Воевода не стал
терять времени на преследование Маркерия, он сосредоточил всю силу и все
терпение, чтобы дождаться Стрижака с войсками Батыя, продержаться до их
появления, удержаться на мосту самому, удержать мост.
лежал над Рекою, давил на мост и на горстку людей на нем; туман пролегал
между последними охранниками моста и мостищанами, вышедшими к предмостным
валам, чтобы осуществить окончательное и неукоснительное.
пока не поздно! Эй, там!
удивлялся, что их так много, ведь никогда не представали они перед ним
собранными воедино, к тому же и собраны были теперь не по его повелению,
не по долгу мостовой службы, а совсем наоборот - объединенные ненавистью к
нему, Воеводе, и невероятным намерением уничтожения моста.
мост чужеземцы, наскочили почему-то с обоих берегов, так, будто войско
Батыя уже где-то переправилось через Реку; Мостовик надеялся, что это
весть от Стрижака, но темные всадники сыпанули на мост по десятку стрел и
отвернули своих коней, поскорее прячась в лесах.
несколько дней, даже если бы для этого пришлось не спать и не есть и не
сходить с моста. Допустить уничтожение моста он не мог, - это означало бы
его собственную гибель.
он даже смело выходил из толпы мостищан, стоял от Воеводы ближе чем на
полет стрелы. - Поздно будет! Поздно! Эй, там!
подстрекателя, на этого, собственно, давно уже умершего для моста и
Мостища человека.
Воевода вынужден был еще раз указать рукой, указать гневно и
недвусмысленно, но и на этот раз никто не бросился выполнять его
повеление, только Мытник, засопев, неумело начал прилаживать лук, долго
тужился и целился, но пустил стрелу с неожиданной силой и злостью.
бросилась вперед, выставив свои тонкие руки, так, будто могла уберечь
парня, стрела пронеслась у нее между пальцами, срывая кожу, и вонзилась в
левое плечо Маркерия. Парень мигом выдернул стрелу и растоптал ее ногами,
а потом схватил Светлянину руку, поцеловал пальцы, между которыми
выступили капельки крови, поднял эту руку, чтобы все увидели; именно в
этот миг над мостом, далеко-далеко, где-то на самой его середине, рвануло
из тумана высокое черное пламя, так, будто волшебным образом выросло оно
из капелек крови на Светляниной руке.
метался сюда и туда, ведь нападения можно было ждать отовсюду, хотя с
берега никого уже не пускали на мост; душа Немого разрывалась на части от
скорби по Светляне, тогда, в хижине пастуха, он слишком быстро сделал
выбор между дочерью и мостом, покинул дитя среди странных и упрямых в
своем непостижимом намерении людей, теперь он имел мост и не имел
Светляны, но что-то указывало Немому на то, что не будет он иметь и моста,
- было в нем какое-то темное предчувствие, а он всегда жил предчувствиями,
верил им и руководствовался ими во всем.
из пепельно-серого тумана внезапно показалась такая же пепельно-серая
лошадка, колченогая, брюхатая, с опущенными ушами, будто у ленивого пса.
Лошадка тянула возок такой никчемный, что и свет таких не видал, наверное,
но зато видел уже Немой, и не раз и не два видел, а целых три раза, что
уже само по себе было зловещим, поскольку известно: все на свете - злое и
доброе, бессмысленное и загадочное - имеет право повторяться до трех раз,
число три принято испокон веков, тут ничего не изменишь, так велось и
ведется, кляча же эта с никчемным возком попадалась на пути у Немого уже в
четвертый раз!
же самый. Это была все та же хлипкая телега, связанная где веревками, а
где прутьями из лозняка; колеса, будто четверо чужих людей, были все
неодинаковыми, ни одно из них не имело правильной округлости, из-за чего
возок покачивался во все стороны, все в нем словно бы стремилось
разъехаться в разные стороны, все скрипело, стонало, в полнейшей
несогласованности между собой: одно колесо словно бы смотрело на Киев, а
другое целилось в Чернигов; быть может, это судьба Немого ехала на таком
возке и никак не могла ни доехать к нему, ни отъехать, ибо как же иначе
можно было понять это уже четвертое появление возка перед Немым, каждый
раз при других обстоятельствах, и каждый раз при все более странных и
невероятных обстоятельствах!
равнодушный ко всем бедам и страданиям этого мира, и, если присмотреться к
нему внимательнее, создавалось впечатление, будто оратай этот мертвецки
пьян, и лошадка его тоже пьяна, и возок казался пьяным или же сложенным из
пьяного дерева, если такое где-нибудь можно найти.
попытался подумать даже, как тот сумел пробраться на мост, не стал он его
и задерживать, потрясенный четвертой встречей с ним, оратай взмахнул
кнутиком перед самым лицом Немого, что-то сказал, видимо доброжелательное
и веселое, и покатил себе дальше.
создаться впечатление, будто возок довольно быстро поехал по мосту, будто
даже и не покатился, а полетел, что ли, потому что исчез беззвучно, но для
Немого звуки все равно ведь не существовали, - стало быть, загадочная
бесшумность исчезновения возка оратая для него так и осталась неведомой.
сейчас не пригодилось ему, потому что туман безнадежно окутал все вокруг,
и Немой не смог заметить, как сразу после того, когда проехал оратай, за
серединными мостовыми воротами задымило сначала чуть-чуть, затем больше и
гуще, дым охватывал мост с двух сторон, он шел словно бы из-под самого
моста, трудно было даже понять - дым это или туман поднимается от реки,
лишь после того, как остро сверкнуло на середине моста красное пламя,
Немой понял, что это за туман просачивался из-под деревянного настила
моста, он даже сумел как-то мгновенно связать воедино острый удар огня и
непостижимость появления возка оратая и бросился вдогонку за оратаем,
которого уже давно и след простыл, тогда, охваченный отчаянием, Немой
побежал к месту пожара, но пламя уже охватило всю ширь моста, оно ударило
Немому в грудь и в лицо огнем, жадными языками угрожало слизнуть
одинокого, бессильного человека, и он со стоном в отчаянии отступил и
снова побежал на тот конец моста, где находился Воевода.
как кровь, и увидели это пламя на обоих берегах, и с берега мостищанского,
Орловский Гай Юлий
Свержин Владимир
Конюшевский Владислав
Жюль Верн
Никитин Юрий
Русанов Владислав