только тогда, когда оно гармонично, а не лежит в несоединимых плоскостях,
пластами, как горные породы. Такие люди напоминают нечто механическое,
какие-то устройства с переключением, с кнопочным оборудованием, где на
кнопках стоят надписи: "Работа", "Досуг", "Остроты", "Сентенции".
стороны провода кто-то увидел их, напряженно ждавших нового звонка. Теперь
трубку схватил Кучмиенко - закричал грозно, каким-то измененным голосом:
говорю? Что?
гудки, свидетельствовавшие, что с той стороны провода бросили трубку.
только! Мне угрожать!
на его сером пиджаке словно шевелились. Когда снова зазвонил телефон,
Кучмиенко не обратил на это никакого внимания, так как весь еще находился в
пылу негодования.
вблизи телефона, стало слышно голов - какой-то металлически звенящий,
торопливый.
слышишь?
уберется оттуда, то я... то я завербуюсь на семидесятую широту. "Ведь мы
ребята семидесятой широты!"
руками Кучмиенко. - Вулканический характер! Весь в покойную мать. Я не помню
случая, чтобы у нас все кончалось благополучно, всякий раз какая-нибудь
выходка, и каждая последующая не похожа на предыдущую. Уникальная
изобретательность! А так - приличный парень... И в нем просто океан обаяния.
Все ему всегда прощают... Ты тоже простишь, Иван, потому что ты добрый.
усмехнулся Совинский.
нервничал уже, наверное, Юрий, поэтому голос его, когда Людмила стала
наконец слушать, был какой-то словно бы виноватый.
Что-то меня тоска заела.
руководящего папочки. Боюсь Анастасии с ее зелеными глазами. Из них просто
серой полыхает, как из пекла.
трубку.
а может, в его мозгу родилась какая-то новая решительная идея, потому что он
поднялся с кресла, подошел к телефону, мягко отстранил Людмилу.
думает, этот мальчишка! Не будем же мы сидеть здесь до утра!
музыка из кинофильма "Лав стори".
хорошими... Когда он позвонит, пусть послушает пластинку...
пластинки, когда...
сказать, так как Юрий опередил его, считая, что это Людмила.
я, твой отец! Где ты, отвечай!
глупостей! Мы все идем в направлении залива.
проигрыватель, напомнил Людмиле:
всякий случай. Юрий ведь мог проследить, как они выйдут из подъезда, и
вернуться домой, пока они его будут искать у залива.
человек, часто сгущаются предчувствия, полнит сердце тревога, неуверенность
воцаряется в душах, приходят бессонные ночи, мучат неопределенные желания,
бьются в безысходности страсти, отчаянье сменяется восторгом, вечный зов
гонит тебя невесть куда. Самые сильные натуры неспособны порой не поддаться
темному, непостижимому, почти мистическому зову, бросают все на свете,
мчатся куда глаза глядят, сами не зная куда и зачем.
царила тишина, ничто ему не мешало, и вдруг как будто что-то толкнуло его в
сердце - поднял голову, оглядел свой забитый книгами кабинет, прикоснулся
пальцами к купленной когда-то Айгюль ему в подарок бронзовой вазе
(ширококрылые журавли, покрытые патиной столетий, на выпуклых стенах вазы
летели куда-то и никак не могли долететь), увидел большую фотографию Айгюль,
которая летела на него со стекла книжного шкафа, как таинственная птица
красоты, и тут понял, что должен что-то сделать неожиданное, такое, что
противоречило бы всем его привычкам. Что именно - еще не знал. Но сразу же
встал, переоделся, вышел на Пушкинскую, спустился на Крещатик, еще не решив,
что же такое должен делать, дошел до станции метро, бросил в автомат пятак,
съехал эскалатором вниз; на платформе тоже не задержался - пошел в ту
сторону, откуда шли поезда на Дарницу, все так же, не думая, вошел в вагон,
хотя свободных мест было достаточно, не сел, а стал у двери, словно
собирался выйти уже на "Арсенальной". Но ехал дальше: "Днепр", "Гидропарк",
"Левобережная". На "Левобережной" вышел, спустился вниз, миновал остановки
автобусов, на которых пританцовывало по нескольку припоздавших жителей
Русановки и Березняков, и только теперь понял, что идет на Русановку к
Людмиле. Не позвонил, не узнал, дома ли она. Что-то его толкало туда, и он
охотно подчинялся - вот и все.
ноги, без лифта поднялся на третий этаж, свернул по длинному коридору
направо, хотел позвонить, но заметил, что дверь приоткрыта. Это удивило
Карналя, он все же нажал на кнопку звонка, никто не вышел ему навстречу.
Теперь уже надо было встревожиться, - может, какое-то предчувствие и погнало
его сюда? Карналь решительно открыл дверь, вошел в квартиру, услышал звуки
музыки, удивленно оглядел остатки ужина, посмотрел на кавардак, царивший в
комнатах, на черную пластинку, медленно вращавшуюся на проигрывателе, на
открытую дверь балкона, за которой тоже никого не было, а когда обернулся на
какой-то едва уловимый шорох, увидел невысокого белокурого парня в белой
сорочке, в ярком галстуке. Парень моргал глазами, спал, пожалуй, а теперь
проснулся и не может сразу смотреть на свет.
запереть за собой дверь, а я услышал, что кто-то...
Карналь. - Простите, но я привык к точности во всем. В выражениях также.
ее не терплю. Человек должен иногда отдыхать от точности, разрешать себе
разгрузку, делать встряску организму.
встряску.
Березин Федор
Лондон Джек
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Конюшевский Владислав
Сертаков Виталий