Чтение 69–й страницы книги ~Памятник крестоносцу~

больше говорить по телефону, но... вы меня поняли...

- По-моему, да.

- Прекрасно. Передайте, пожалуйста, мои наилучшие пожелания вашей
супруге. Я вполне понимаю, что, когда она просила меня рекомендовать
вашего кузена, она и понятия не имела, чем все это может кончиться...
бедняжка.

Молчание.

- Ну... Вот, кажется, и все, Джофри. До свидания, желаю здравствовать.

Джофри отошел от телефона, побелев от ярости. Эту неделю и так все шло
кувырком, а теперь еще такой сюрприз! Хотя он все время подозревал что-то
недоброе, ему и в голову не приходило, что его чувству собственного
достоинства может быть нанесен подобный удар. Однако надо соблюдать
хладнокровие. Джофри постоял немного в холле, собираясь с мыслями и
чувствами, затем, придав лицу непроницаемое выражение, медленно поднялся
наверх. Обычно он стучал, прежде чем войти в гостиную жены, но сейчас
открыл дверь без стука.

Клэр сидела у окна в своем любимом кресле, держа на коленях раскрытую
книгу; под глазами у нее залегли тени, словно она не спала всю ночь.

- Ты занята? - небрежным тоном спросил он.

- Да... впрочем, не очень.

- Что это ты читаешь? - И он быстро взял у нее с колен книгу: она
называлась "Пост-импрессионисты". - Хм! Последнее время ты стала проявлять
что-то уж очень большой интерес к живописи!

- В самом деле?

- Такое, во всяком случае, создается впечатление. - Он присел на край
дивана. - Кстати, когда мы увидим твои новые картины?

- Какие картины?

- Те две, что ты купила в Лондоне.

Она еще больше побледнела, отвела взгляд в сторону, но ничего не
ответила.

- Ты уже забыла? Одна называется "Благодеяние", кажется, так?
Прелестное название! А другая - "В оливковой роще"?

Понимая, что он издевается над нею, Клэр заставила себя взглянуть на
мужа.

- Я их пока еще не взяла.

- Зачем же лишать нас удовольствия любоваться ими? Ведь они, наверно,
немало тебе стоили. - Внезапно он перестал глумиться, и в тоне его
появились жесткие нотки: - Чего ради ты решила подкармливать этого малого?

- Мне понравились его картины.

- Не верю. Этот пройдоха ничего путного не может нарисовать. А ты
преподносишь ему четыреста фунтов, в то время как я... нам нужен каждый
пенни... один этот дом содержать сколько стоит! Но тебе и этого показалось
мало. - Не совладав с собой, он вскочил и, захлебываясь от злости,
обрушился на нее: - Ты интриговала за моей спиной и клянчила, чтоб ему
поручили писать эти панно для Мемориального зала, которые он, конечно,
загубил и тем самым подвел тех, кто его поддерживал, а тебя сделал
всеобщим посмешищем. Какого черта тебе надо было ввязываться в это дело?

- Я просто хотела помочь ему, - тихо промолвила она. Разве мог такой
человек, как Джофри, понять томление ее сердца?

- Ты с ним виделась?

- Только однажды на прогулке... и всего несколько минут...

- Я тебе не верю. Ты с ним встречаешься.

- Нет, Джофри.

Он не знал, говорит она правду или нет. Вообще он был почти уверен, что
физически она ему не изменяла, но ему хотелось сохранить власть и над ее
душой. Он быстро прошелся взад и вперед по комнате, затем остановился
перед женою.

- Ты, конечно, и надоумила его устроить эту чертову выставку?

- Нет, я тут ни при чем. Но я догадываюсь, почему он так поступил.

- Вот как! - Джофри метнул на жену гневный взгляд.

- Неужели ты не способен понять, Джофри, что художник не может не
отстаивать свою работу, если он верит в нее? Потому-то и возник "Салон
отверженных"... и такие художники, как Мане, и Дега, и Лотрек, над чьими
работами сначала глумились, а потом признали их великими... все они
выставлялись там.

- Ты, оказывается, здорово в этом разбираешься, - не без сарказма
заметил он. - Но те художники, по крайней мере, не устраивали скандала на
весь свет.

- Неправда, устраивали, - горячо возразила она. - Когда Мане, Гоген и
Ван-Гог выставили свои первые работы, поднялся страшный вой. Люди
толпились вокруг картин, кричали, что это оскорбление, плевок в лицо
обществу... дело чуть не дошло до драки: А сейчас - эти же картины
считаются признанными шедеврами.

Ее спокойный тон, незнакомые иностранные фамилии, которые она
перечисляла, привели Джофри в полную ярость. Он шагнул к Клэр и схватил ее
за руку.

- Я тебе покажу признанные шедевры! Дай мне только до него добраться -
я ему шею сверну!

- И ты думаешь, это поможет?

Она смотрела на него в упор таким странным взглядом, что он невольно
выпустил ее руку.

- Вот, значит, что: влюбилась.

Ни слова не говоря, она встала и медленно направилась к двери. Но
прежде, чем она успела закрыть за собой дверь, Джофри, кипя от бешенства,
крикнул:

- Тебя надо как следует высечь, вот что!

Однако Клэр и виду не подала, что слышала.

Оставшись один, Джофри постоял еще немного посреди комнаты, сжав
кулаки; лицо его потемнело от злости: он думал. Ясно одно: что-то надо
предпринять, и притом немедленно, если он не хочет, чтобы имя Десмондов
было втоптано в грязь. Он нахмурился, подавляя желание немедленно
расправиться со своим братцем: это удовольствие придется отложить до
другого раза. Может быть, пойти и попытаться подогреть Бертрама: заставить
его отправить своего мерзавца-сынка в Канаду или в какую-нибудь колонию
подальше? Нет, из этого ничего не выйдет: слишком уж у них там плачевное
положение, и на Бертрама нельзя рассчитывать; что же до Каролины, то он
давно подозревал ее в тайном сговоре с Клэр. Наконец он решил
посоветоваться с родителями и, взяв телефонную трубку, попросил соединить
его с "Симла Лодж".

К телефону подошел отец. Не успел Джофри поздороваться, как тот прервал
его:

- Я только что собирался звонить тебе. Ты будешь днем дома? Мне надо
поговорить с тобой.

- По поводу известного дела?

- Да.

- В таком случае я буду ждать вас. И захватите с собой матушку.

- Мама не может приехать. А я буду у тебя примерно через час.

Джофри ждал отца в биллиардной, сгорая от нетерпения; он без конца
курил, сделал несколько ударов по шарам, не попал, ругнулся и, бросив кий,
принялся шагать из угла в угол, то и дело подходя к окну. Наконец из-за
высоких рододендронов, скрывавших поворот аллеи, вынырнул маленький
"стандард" с британским флажком на капоте. В комнату быстро вошел генерал
Десмонд. К великому изумлению Джофри, он был в комбинезоне, который обычно
надевал для работы в саду, в длинном непромокаемом плаще и резиновых
сапогах. Взгляд его голубых глаз был ледяным, даже капли дождя на усах
блестели, словно сосульки.

- Рад видеть вас, сэр. Разрешите, я возьму пальто - оно совсем мокрое.
Принести вам чего-нибудь выпить?

- Да. Виски с содовой, мой мальчик. И себе налей тоже.

Джофри подошел к погребцу, смешал напитки, протянул стакан генералу, и
тот стоя залпом осушил его.

- Надеюсь, Клэр здорова?

- Да... вполне.

- Слава богу.

Отец все больше и больше удивлял Джофри, но он решил не ломать над этим
голову и прямо перешел к делу:

- С этой выставкой, которую устроил наш родственничек, получилась
страшная чертовщина. Надо ее закрыть.

- Она уже закрыта, Джофри.

- Что?..

В комнате воцарилась звенящая тишина. Генерал поставил на стол пустой
стакан.

- Сегодня после второго завтрака ко мне заехал начальник полиции
графства. Выражал всяческое сочувствие, чуть ли не извинялся...
Чарминстерские власти расправились сами, и он ничего не мог поделать... но
он тоже считает, что у них был только один выход - конфисковать эти
"произведения искусства".

- Ну конечно!

- Он сказал также, что постарается оберечь имя твоей жены, чтобы оно не
фигурировало в скандале.

- Каком скандале?

- Твоего двоюродного братца, - изрек генерал Десмонд, роняя каждое
слово так, точно оно оскверняло его гладко выбритый рот, - сегодня утром
пригласили в Чарминстерский полицейский участок и официально обвинили в
демонстрации непристойных картин.

- Не может быть, сэр... Вот чертовщина!

- Он должен предстать перед судом в следующий понедельник. - Голос
генерала был тверд, как металл.