разрыва - вот поведение, достойное мужчины. А он, догадываясь, прятал
голову под крыло, как страус. Видел проделки черта, а убеждал себя -
забавы ангелов. Этот самообман и привел в конце концов к катастрофе, лжи,
расстройству, истерике, что, в сущности, есть проявление безумия. "Это
случилось, - думала она, немного презирая его, - потому что он думает
только о себе. Он так запутал себя своим бессмертным "эго", что теперь
ему, как мумии, не сбросить этих пут. Один вид его чего стоит!"
- вывести его из этого состояния. Если она обратится к его мужскому
достоинству, гордости, будет только хуже, ибо его мужское достоинство если
не умерло, то крепко спит. Он будет еще больше мучиться, как червяк поверх
земли, и состояние его только усугубится.
у Теннисона, ему надо разрыдаться, чтобы не умереть.
зарыдала. "Я никогда, никогда этого не ожидала от ее милости", - причитала
она, думая о своих давних бедах, оплакивая собственную горькую судьбу. Она
рыдала искренне - ей было над чем проливать слезы.
женщина, Конни; горе миссис Болтон было так заразительно, что глаза его
увлажнились и по щекам покатились слезы. Он плакал над своими горестями.
Увидев слезы на безжизненном лице Клиффорда, миссис Болтон поспешно отерла
щеки маленьким платочком и наклонилась к нему.
миссис Болтон, - пожалуйста, не убивайтесь, вам это вредно!
заструились по щекам. Она опустила ладонь на его руку, и у нее самой слезы
хлынули с новой силой. По его телу опять прошла судорога, и она обняла его
одной рукой за плечи.
она сквозь слезы.
грудь, сотрясаясь, рыдая, тяжело сутуля жирные плечи, а она гладила его
темно-русые волосы и приговаривала: "Ну, будет, будет, не надо. Не
принимайте близко к сердцу".
промокли фартук и ситцевая бледно-голубая блузка. Он выплакивал свое горе.
Клиффорд, великий и могучий Чаттерли! До чего вы опустились!"
Болтон, выжатая, как лимон, удалилась к себе в комнату; она смеялась и
плакала, с ней тоже приключилось что-то вроде истерики. Это так смешно!
Так ужасно! Такое падение! Такой позор! И в общем такое расстройство
всего!
Он держал ее за руку, покоил голову у нее на груди; как-то раз она
поцеловала его ласково, и он стал просить: "Да, да, целуйте меня,
целуйте!"; в ее обязанности входило мыть губкой его белое рыхлое тело; он
просил целовать его; и она целовала его везде, как бы в шутку.
на котором чуть проглядывало детское изумление. Он смотрел на нее широко
открытыми детскими глазами, как верующий на мадонну. С ней его нервы
полностью расслаблялись, мужское достоинство исчезало, он возвращался в
детство; все это, конечно, было патологией, ненормальностью. Он запускал
ей руку за пазуху, трогал груди, целовал их с восторгом младенца -
болезненным, экзальтированным восторгом. И это был мужчина!
сложное чувство, любовь-ненависть. Она ни разу не остановила его, ни разу
не возмутилась. Мало-помалу они перешли к более интимной близости,
близости аномальной: он вел себя как ребенок, впавший в состояние сродни
религиозной экзальтации, озаренный искренней и чудесной верой, буквальная,
но патологическая иллюстрация библейского изречения "будьте как дети". Она
же выступала в роли Magna Mater [великая мать (лат.)], исполненной
животворящей силы, на попечении которой оказался белокурый исполин,
мужчина-мальчик.
в полном смысле слова, он шел к этому многие годы - явился на свет, в
делах он оказался гораздо умнее и проницательнее, чем в бытность свою
просто мужчиной. Это патологическое существо "мужчина-мальчик" стало
настоящим деловым человеком; Клиффорд вел теперь свои дела, как подобает
сильной личности. В мире бизнеса это был настоящий мужчина, острый, как
стальная игла, неуступчивый, как кремень; он ясно видел свои цели и
выгодно продавал уголь своих шахт; обладал почти сверхъестественной
проницательностью, твердостью и прямым метким ударом. Как будто отречение
от своего достоинства, служение Magna Mater были вознаграждены блестящими
деловыми способностями, некой сверхчеловеческой силой. Купание в своих
эмоциях, полное подавление мужского "я" родили в нем вторую натуру -
холодную, почти мистическую - натуру умного дельца. Человеческие чувства
на деловом поприще для него не существовали.
себе с гордостью, - и это моя заслуга. С леди Чаттерли ему никогда не
сопутствовал такой успех. Она не из тех женщин, кто помогает мужьям.
Слишком занята собой". И вместе с тем в каком-то закоулке своей загадочной
женской души она презирала его и даже порой ненавидела! Он был для нее
поверженным львом, судорожно извивающимся драконом. Да, она помогала ему и
всячески вдохновляла, но, бессознательно повинуясь древнему женскому
инстинкту, презирала его бесконечным презрением дикаря. Самый последний
бродяга в ее глазах был и то более достоин уважения.
того, он требовал, чтобы она приехала в Рагби. Настаивал бесповоротно.
Конни дала слово вернуться и должна его сдержать.
отпустить ее раз и навсегда?
дело.
писал он Конни, - но если бы ты захотела, то легко могла бы вообразить -
какое. Впрочем, вряд ли ты станешь напрягать ради меня воображение. Скажу
тебе одно: я смогу принять решение только после того, как увижу тебя
здесь, в Рагби. Ты дала слово, что вернешься, и должна вернуться. Пока я
не увижу тебя в нормальной обстановке, я ничему не поверю и ничего не
пойму. Нет нужды объяснять тебе, что в Рагби-холле никто ничего не знает,
так что твое возвращение будет принято как само собой разумеющееся. И если
после нашего разговора ты не изменишь своего решения, тогда, можешь не
сомневаться, мы придем к разумному соглашению".
Клиффорда. Побаивается, как если бы он был носителем какого-то злого и
опасного начала.
ответ: "Если ты не вернешься в Рагби сейчас, ничего не изменится, рано или
поздно тебе все равно придется приехать, чтобы вместе все обсудить.
Остаюсь при своем решении и буду ждать тебя хоть сто лет".
попятный он не пойдет. Развода ей не даст, родившийся ребенок будет
считаться его ребенком, если она не найдет способа доказать незаконность
его рождения.
Хильду. И отправила Клиффорду соответствующее письмо. Он ответил: "У меня
нет желания видеть твою сестру, но, разумеется, двери я перед ней не
захлопну. Ты преступила свой долг, нарушила обязательства, и она, конечно,
этому потворствовала. Поэтому не ожидай, что я проявлю восторг, увидев
ее".
дома. Встретила их миссис Болтон.
возвращении мы мечтали!
подозревают ли о чем-то?
беспорядочное строение казалось ей олицетворением зла, грозно нависшего
над ней. Она больше не была в нем госпожой, она была его жертвой.
ничего не случилось. Каждый миг в стенах Рагби-холла был ей хуже пытки.
сдержанно - джентльмен до корней волос. За обедом он был безукоризненно
учтив, поддерживал вежливый, ничего не значащий разговор; и одновременно
на всем, что он делал и говорил, лежал отпечаток безумия.
комнаты.
Шилова Юлия
Флинт Эрик
Каргалов Вадим
Кервуд Оливер Дж.
Шилова Юлия
Перумов Ник