Чтение 69–й страницы книги ~Клуб Дюма, или тень Ришелье~

он принял в свои объятия - объятия огромного медведя, потом ласково
похлопал Корсо по плечу и отправился за новым бокалом вина, пыхтя и
отдуваясь, совсем как жизнерадостный толстяк Прртос.

- Черт возьми! - процедил Корсо сквозь зубы, повернувшись ко мне,
чтобы никто другой этого не услышал, - Что здесь происходит?

- Я же сказал: это длинная история.

- Так расскажите мне ее... Мы подошли к столу. Я налил две рюмки вина,
но он отрицательно покачал головой.

- Джин, - пробормотал он. - А джина тут нет?

Я указал на бар в конце зала, и мы двинулись туда. По дороге мы
несколько раз останавливались, я снова с кем-то здоровался: известный
кинорежиссер, ливанский миллионер, испанский министр внутренних дел...
Наконец Корсо завладел бутылкой "Бифитера" и наполнил свой стакан до самых
краев, потом одним глотком выпил половину. Он еле заметно вздрогнул, и
глаза его за стеклами очков - одно стекло разбитое, другое целое -
заблестели. Он прижал бутылку к груди, словно боялся, что кто-нибудь ее у
него отнимет.

- Итак, вы собирались рассказать мне...

Я направился к террасе за стеклянной дверью, где мы могли побеседовать
без помех. Корсо опять наполнил свой стакан и последовал за мной. Гроза
ушла; над нашими головами проклюнулись звезды.

- Я весь внимание, - объявил он, снова прикладываясь к стакану.

Я облокотился на перила, еще мокрые после дождя, и поднес к губам
бокал анжуйского.

- Когда ко мне в руки попала рукопись "Трех мушкетеров", я подумал: а
почему бы не создать литературное общество, что-то вроде клуба горячих
поклонников Александра Дюма и классического романа-фельетона, а также
приключенческой литературы? По роду своей профессиональной деятельности я
был знаком с несколькими подходящими кандидатами... - я кивнул в сторону
освещенного зала. Через стеклянную дверь было хорошо видно гостей, которые
прохаживались туда-сюда и дружески беседовали. Какой успех! Вот оно,
доказательство того, что я попал в точку, мне трудно было сдержать
торжествующую улыбку. Авторское самолюбие... - Общество, целью которого
является изучение книг такого рода, которое призвано отыскивать забытых
авторов и произведения, способствовать их изданию и распространению под
издательским знаком, возможно хорошо вам знакомым - "Дюма & К".

- Да, я его знаю, - подтвердил Корсо. - Они базируются в Париже и
только что напечатали полного Понсона дю Террайля. А год назад -
"Фантомаса"... Понятия не имел, что вы с этим связаны. Я полыценно
улыбнулся:

- Таково правило: не упоминать имен, не называть участников проекта...
Как вы сами можете судить, затея эта носит научный характер, но в ней есть
и что-то детское; литературная игра, дань ностальгии... В результате из
забвения извлекаются старые книги, и мы возвращаемся к себе самим, какими
были когда-то - возвращаемся к утраченной наивности. Человек взрослеет,
делается флоберианцем или стендалианцем, выбирает Фолкнера, Лампедузу,
Гарсиа Маркеса, Даррелла или Кафку... Мы расходимся во мнениях, порой дело
доходит до стычек. Но стоит упомянуть определенных авторов и некоторые
волшебные книги, как мы снова чувствуем себя сообщниками. Эти книги открыли
нам литературу, не навязывая догм и ложных правил. Они - воистину наша
общая родина; они не о том, что человек видит, а о том, о чем он мечтает.

Произнеся эти слова, я сделал паузу, ожидая какой-нибудь реакции. Но
Корсо всего лишь поднял стакан с джином и глянул сквозь него. Его родина
находилась внутри этого стакана.

- Так было раньше, - возразил он после паузы. - Теперь и дети, и
молодежь, да и все остальные, черт возьми, - это люди без родины, которые
вечно пялятся в телевизор.

Я отрицательно покачал головой. Нет, он был не прав. Всего пару недель
назад в литературном приложении к журналу "АБЦ" я написал об этом заметку.

- Ошибаетесь! Они тоже идут по старым дорожкам, сами того не ведая.
Возьмем кино, которое показывают по телевидению, - оно помогает сохранять
какие-то традиции. Там не забывают и старые фильмы... Даже Индиана Джонс{5}
не порывает со всем этим.

Корсо скривился, глянув в сторону освещенных окон.

- Может, и так, но если говорить о собравшихся здесь людях... Хотел бы
я знать, как вам удалось их... завербовать.

- Тут нет никакого секрета, - ответил я. - Вот уже десять лет, как я
возглавляю это избранное общество, Клуб Дюма, который именно в Менге
проводит свое ежегодное собрание. Сами видите: члены общества прибывают к
месту встречи изо всех уголков планеты, причем неукоснительно... И все они
без исключения - первоклассные читатели...

- Читатели чего? Романов-фельетонов? Не смешите меня!

- А я и не собираюсь вас смешить, Корсо. Почему вы морщитесь? Вы сами
прекрасно знаете, что роман или фильм, сделанные на потребу публике, могут
превратиться в превосходное произведение. Вспомните "Пиквика" или, скажем,
"Касабланку" и "Голдфингера"{6}... Они построены на архетипах - публика
идет на них, чтобы насладиться, кто сознательно, а кто и нет, все теми же
сюжетами, их слегка измененными вариантами; ей важно не столько dispositio,
сколько elocutio...{7} Поэтому роман-фельетон и даже самый тривиальный
телесериал могут стать объектом культа не только для наивной публики, но и
для искушенной. Кто-то переживает, следя за тем, как Шерлок Холмс рискует
своей жизнью, а вот другим нужны трубка, лупа и знаменитое "Элементарно,
Ватсон", хотя слов этих, заметьте, Конан Дойл никогда не писал. Все эти
уловки - схемы, вариации и повторы - настолько стары, что даже

Аристотель упоминает их в своей "Поэтике". Ну скажите, разве
телесериал по сути своей это не современная разновидность античной
трагедии, великой романтической драмы или александрийского романа?..
Потому-то интеллигентный читатель и получает большое удовольствие от всего
этого, исключительное удовольствие. Ведь есть исключения, основанные на
правилах.

Мне показалось, что Корсо слушает меня с интересом; но тут я увидел,
что он отрицательно мотнул головой - совсем как гладиатор, который
отказывается перейти на опасную территорию, куда его оттесняет противник.

- Оставим лекции по литературе и вернемся к Клубу Дюма, - потребовал
он раздраженно. - Вернемся к рукописи Дюма... Куда подевалось остальное?

- Остальные главы? Да вот они, перед вами, - ответил я, обведя зал
взглядом. - Шестьдесят семь глав рукописи - это шестьдесят семь членов
общества, и больше их быть не может. Каждому вручено по главе - как своего
рода акции. Любые изменения в составе членов общества требуют одобрения
совета директоров, который возглавляю я... Имя каждого кандидата придирчиво
обсуждается, и только потом мы принимаем решение.

- А как происходит передача акций?

- Акции ни при каких условиях не могут передаваться. В случае смерти
одного из членов Клуба или когда кто-то покидает общество, соответствующая
глава должна вернуться в Клуб. Только совет директоров может вручить ее
новому кандидату. А рядовой член общества не имеет права распоряжаться
текстом по своему усмотрению.

- А Энрике Тайллефер попытался это сделать?

- Отчасти. Сперва он был идеальным кандидатом. Потом - образцовым
членом Клуба Дюма, но в конце концов он нарушил правила.

Корсо допил остатки джина. Поставил стакан на покрытые мхом перила и
долго молчал, не сводя глаз с дверей ярко освещенного зала. Чуть погодя он
с сомнением покачал головой.

- Это не повод убивать человека, - произнес он тихим голосом, будто
убеждая себя самого. - И я никогда не поверю, что такие люди... - он глянул
на меня в упор, - а все они прежде всего персоны очень известные и
уважаемые, стали бы участвовать в подобном деле.

Я едва сдержал нетерпеливый жест:

- Вы норовите все перевернуть с ног на голову... Мы с Энрике были
давними друзьями. Нас объединяло общее увлечение - книги этого жанра, хотя
его литературные вкусы оставляли желать лучшего по сравнению с
энтузиазмом... Он преуспел как издатель кулинарных сборников, что позволяло
ему тратить и время, и деньги на свое увлечение. И честно говоря, если кто
и имел право стать членом нашего общества, так это он. Поэтому я горячо
поддержал его кандидатуру. Повторяю: вкусы у нас были, безусловно, разными,
но страсть - общей.

- И страсть не только к книгам... На губах у Корсо вновь появилась
саркастическая улыбка, и это меня взбесило.

- Я мог бы ответить, что это не ваше дело, - бросил я в сердцах. - Но
я хочу все вам объяснить... Лиана не только очень красивая женщина, она -
незаурядная женщина. К тому же с раннего возраста обожала читать... Знаете,
в шестнадцать лет она сделала себе на бедре татуировку - цветок лилии...
Правда, не на плече, как у леди Винтер - ее идола... Чтобы никто не заметил
- ни домашние, ни монахини, у которых она воспитывалась... Здорово?

- Потрясающе...

- Не похоже, чтобы это вас потрясло. Тем не менее уверяю - она
восхитительная женщина... Дело в том, ну... Короче, мы были любовниками.
Когда-то раньше я говорил о том, что родина для каждого человека - это
потерянный рай детства, помните? Так вот, родина для Лианы - "Три
мушкетера". Она находилась под таким впечатлением от них, что решила выйти
замуж за Энрике, после того как они случайно познакомились на каком-то
празднике и весь вечер обменивались цитатами из романа. К тому же в ту пору
он уже был очень богатым издателем.

- Иначе говоря, вспыхнула любовь с первого взгляда, - не преминул
съязвить Корсо.

- Не пойму, почему вы говорите в таком тоне. Вступая в брак, они
искренне любили друг друга. Просто со временем занудство Энрике сделалось
непереносимым, и самые благие намерения его жены разбивались о... С другой
стороны, мы с ним оставались друзьями, я часто бывал у них в доме. Лиана...
- Я поставил бокал на перила рядом с его пустым стаканом. В конце концов...