Чтение 69–й страницы книги ~Любовники в заснеженном саду~

- Нисколько в этом не сомневаюсь...

- А может, просто обратимся в полицию? - пришла ко мне в голову
неожиданно светлая мысль. - Есть же здесь полиция... Просто обратимся в
полицию - и все...

- Н-да... - Динка посмотрела на меня с сожалением, как на тяжелобольную.
- Так кто из нас клиническая дура?

- Кто?

- Ты!

- Я? Это почему же?..

- С чем ты собираешься идти в эту самую полицию?

- С... - открыла было рот я.

И тотчас замолчала. Действительно, с чем? С копией переведенного
электронного письма, которого больше не существует? И непонятно,
существовало ли вообще. С написанной русскими буквами стенограммой короткого
сообщения на автоответчике? Но в нем нет ничего криминального.

Какой-то русский прилетает по гостевой-или-какой-то-там-еще визе к своему
барселонскому приятелю... Исключительно для того, чтобы лицезреть собор
Святого семейства архитектора Гауди. Исключительно для того, чтобы пошляться
по Готическому кварталу, ай-ай Barri Gotic... Исключительно для того, чтобы
поковырять в носу на площади Сан-Жаумэ... Исключительно для того, чтобы
впереться на фуникулере на гору Монтжуик... Ничего криминального, senoras
, ничего криминального!.. Легче всего отмазаться от
несовершенного преступления. И мы же будем выглядеть идиотками. Двумя
русскими идиотками, двумя сумасшедшими, каковыми мы, впрочем, и являемся...

- Ну что, не передумала идти в полицию?

- Передумала... Ты права... Это смешно.

- Это не смешно, - заверила меня Динка. - Смешно будет завтра, когда я
начну разбираться с этим ублюдком...

- С которым из них? - вяло поинтересовалась я.

- С Ленчиком. Испанца оставляю тебе. Так уж и быть... Возьмешь его на
поруки?

Она откровенно издевалась надо мной, Динка. Издевалась, как издевалась
всегда. А я не находила слов, чтобы противостоять ей. Так было всегда она
издевалась, а я не находила слов. То есть находила, но уже потом, когда они
были не нужны. Моя голова была плотно заставлена этими не сказанными
вовремя, а потому бесполезными словами. Мне оставалось только бродить среди
них, изредка пугаясь их скрытых под белыми, невостребованными простынями,
очертаний.

- Ладно тебе... - примирительно сказала я. - Вот только...

- Что - только?

- Не нравится мне все это... Может, просто свалим отсюда
подобру-поздорову, а? Пусть разбираются друг с другом... Какое нам до этого
дело?

- Ну уж нет... Так просто я это не оставлю... Ты, конечно, можешь уйти, я
тебя задерживать не буду... Да и...

- Что - и? - Я всегда чутко реагировала на все Динкины презрительные
недомолвки. Отреагировала и сейчас.

- Ты мне мешаешь, если честно. Будешь ныть и под ногами путаться...
Уходи. Уходи, уходи, уходи... Попытайся уйти. Уйти.

Уйти, уйти, уйти...

Я ухватилась за эту мысль, как утопающий хватается за соломинку.
Действительно, почему бы мне не уйти отсюда? Ничто меня здесь не держит, ни
по чему я не буду тосковать долгими зимними вечерами в квартире с видом на
Большую Неву... Ведь не по Ангелу тосковать же, в самом деле, хоть он и
первый мой мужчина. Не по Рико, хотя он и первая моя бойцовая собака... Не
по испанскому дому, хотя он и первый мой испанский дом... Ничто меня здесь
не держит, замки раскурочены, ворота распахнуты настежь, улица легко
просматривается сквозь плющ и вьюнок... Да и Ангел не сразу заметит мое
исчезновение...

Но уйти - означало оставить Динку одну. Оставить Динку одну в
сомнительной стае кобелей - двуногих и четвероногих. А против Ленчиковых
лукавых фотомодельных губ ни один пистолет не устоит. И любой выстрел
расцветет холостым конским каштаном...

Уйти - означало оставить одну себя, бедную забитую экс-звезду дуэта
"Таис". И лишиться, пусть даже на время, этой моей ненависти к Динке. Такой
же коротко постриженной, как и сама Динка, такой же живой, как она.

Живой.

Да. Именно ненависть к ней делала меня живой.

Да.

Именно эта чертова ненависть, беспощадная и бесполезная, как дурацкая
фраза "тренируйся на кошках". Не слава, не оголтелое обожание фанатов, не
жгучее любопытство журналистов, не джентльменский список Виксан, не, не,
не... Ничто не могло сравниться с этой ненавистью...

Ничто.

Ай-ай, заблудиться бы в этой ненависти, как в узких улочках Barri Gotic,
- и умереть в ней. Восхитительно живой...

- Уходи, - еще раз повторила Динка, и в ее голосе мне послышалась грусть.

Темно-вишневая грусть темно-вишневого поцелуя в "Питбуле" - того самого,
единственно искреннего, незабытого, совсем незабытого. Поцелуя, который на
секунду сделал нас одним существом. "Неужели это мы, Ренатка?.."

- Я не уйду, - твердо сказала я. Насколько могла - твердо. - Я останусь с
тобой...

- Только этого не хватало, - поморщилась Динка. - Что за пафос, в натуре?
Засунь его себе в жопу, может, полегчает.

- Засунула, - улыбнулась я. - Полегчало.

- Ладно, - улыбнулась Динка. - Только уговор: не рыдать, не рвать
волосы... сама знаешь где... и под ногами не путаться. Обещаешь?

- Обещаю...

***

...Трофеи, принесенные мной с Риеры Альты, были поделены нами поровну.
Или почти поровну. Динке достался пистолет, мне - все остальное. Фотография
"Мы в гостях у Пабло", на которой Динка даже внимание акцентировать не стала
и "скорее всего договор", который и вправду оказался договором - на съем
дома в Ронда-Литорал, того самого, в котором мы столько времени
околачивались. Дом был снят на имя Пабло-Иманола Нуньеса за два дня до того,
как наш с Ленчиком самолет приземлился в барселонском аэропорту Эль-Прат,
еще одно, совсем неудивительно совпадение, еще одно звено в цепи, на одном
конце которого болтался Ленчик, а на другом - Ангел. Теперь я нисколько не
сомневалась, что дом этот был приготовлен специально для нас и весь его
антураж был подогнан под нас - от девы Марии на кухонном подоконнике до
собак в вольерах. Кончать в таком антураже с собой, под присмотром всех
мыслимых католических святых ? милое дело. А единственной правдой этого
лживого дома был сам Ангел, его псы и его саксофон.

И больше ничего.

Даже распятие в моей комнате гроша ломаного не стоило. Даже оно.

Недаром все это время мне казалось, что дом отторгает Ангела, что он
никогда не принадлежал ему, пожалуй, с эпитетом "лживый" я погорячилась. Все
наоборот, все совсем наоборот. Дом был обычным, разве что слегка
заброшенным. А лживым оказался Ангел. С самого начала.

Но, странное дело, даже несмотря на открывшуюся истину, Ангел не вызывал
во мне никакой неприязни. Совсем напротив, я чувствовала к нему симпатию.
Во-первых, он мой первый мужчина. Во-вторых - он мой первый мужчина.
В-третьих - он мой первый мужчина. Продолжать можно до бесконечности,
привкус собачатины во рту не станет от этого меньше.

Этот привкус усилился к вечеру, вернее, к ночи, когда Ангел вернулся.

Вместе с Рико.

От Динки я знала, что вторая половина дня ушла у Ангела на собачьи бои,
именно поэтому мы болтали в саду в полной безопасности. Никто не надзирал за
нами, никто за нами не следил, а дружелюбно раскрытые ворота держали на
привязи крепче, чем запоры, амбарные замки и цепочки. Ангел вернулся именно
тогда, когда все было решено, и мы с Динкой, чтобы не вызывать лишних
подозрений, разбрелись по комнатам.

Динка зависла в их с Ангелом спальне, а я, как обычно, отправилась в
библиотеку.

Там он меня и нашел.

Ближе к полуночи. Лежащей под пледом и тупо уставившейся в
русско-испанский разговорник.

- Ну, как ты? - спросил у меня Ангел. Дружелюбный, как ворота, которые
никогда не поздно запереть на засов.

- Нормально, - не отрывая взгляда от стойкого идиоматического выражения
"Cuando recibiremos la respuesta definitiva?" , сказала я. - А ты?

- Сегодня хороший день, - осклабился Ангел. - Рико выиграл.

Рико выиграл, а ты проиграл, Ангел. Ты проиграл при любом раскладе. Хотя
должны были проиграть мы. При любом раскладе. При любом... Сегодня и вправду
хороший день. Я улыбнулась этой немудреной мысли, Ангел же отнес улыбку на
свой счет.

- Прогулка пошла на пользу?

- Конечно... Mio costoso, - не удержалась я. Мне давно хотелось назвать
Ангела именно так, как называл его Ленчик. Но случай предоставился только
сейчас.

Произнеся это, я снова уткнулась в разговорник, краем глаза наблюдая за
Ангелом. Интересно, как он отреагирует? В моем собственном сознании "mio
costoso" было плотно увязано с Ленчиком. Интересно, насколько плотно оно
увязано с самим Ангелом?

Нинасколько, вот хрень.

Ни один мускул не дрогнул на лице Ангела, впрочем, ангелам и не положено
расстраиваться по пустякам, будь то порез опасной бритвой или случайно
оброненная фраза с совсем не случайным подтекстом.