показали, как он после десятилетней разлуки с женой приезжает к ней точно в
такой же правительственной "Чайке" и по дороге прямо из машины
разговариваете министрами по радиотелефону. Это был финал и апофеоз фильма,
но от такого апофеоза хотелось блевать.
Он прижался к тротуару, я вышел и дальше пошел пешком. В 16.20 я был у
"Кометы", а точнее -- у того же киоска "Соки-Воды", где я пил воду ровно
одиннадцать лет назад. Но Теперь этот киоск был не то кооперативным, не то
частным --тут продавали не воду, а только соки и кофе. И волнуясь точно так,
как одиннадцать лет назад -- нет! даже больше! -- я перед тем, как открыть
дверь издательства, отстоял пару минут в очереди к киоску и выпил стакан
своего любимого сока шиповника. Черт возьми, подумал я, наконец-то я нашел
что-то, чего нет в Америке, -- сок шиповника!
которого до меня пили сотни прохожих.Но, как сказала мне наша гидша Оля,
"Вадим, вы же наш человек!"...
воздуха и толкнул дверь. За дверью не оказалось никакого вахтера, а слева от
его
почему-то он показался мне значитаьно кор.оче, чем тогда, в 1978 году. И
нигде не гремели пишмашинки, не звенели телефоны. Тихо. Я миновал несколько
кабинетов, помня, что Анин кабинет -- вон тот, в самом конце. Но на двери
того кабинета была табличка "СЕРЕГИНА И.И.", а за дверью сидела пышная
брюнетка лет тридцати и красила себе ногти. -- Вам кого? -- спросила она.
--Муравину Анну Павловну. -- Кого? Кого? --Анну Павловну. Муравйну. -- У нас
таких нет. --Да?--я растерялся.--Это "Комета"? -- Конечно, -- она подула на
крашеные ногти правой руки. --А вы тут давно?
-- А-а? -- отозвалось из другого конца. -- Ты у себя? -Да!
справа. Она тут старше всех. Bы из Америки или из Канады?
еще болтается бирка INTERNATIOTAL PRESS.
ресницы, поплевывая в почти впустую коробочку с польской тушью и глядя в
карманное зеркальце, "Перестройка в действии", -- подумал я про эту
напряженную творческую работу всего коллектива издательства, но вдруг сказал
совершенно иное.
который в России всегда выручал меня
послали к вам из небесной базы косметики и парфюмерии! Прошу вас! -- и я
вытащил из своей заплечной сумки очередную трехдолларовую коробочку
косметики.
полезна?
Помогите найти, пожалуйста!
знаю. Вы уверены, что она здесь работала?
директором, его звали Матвей. А фамилии я не знаю.
было,--Усольцева сняла телефонную трубку, набрала номер на круглом диске. --
Алло? Вика? Это Женя Усольцева из "Кометы". Ты не можешь посмотреть -- у нас
в семьдесят восьмом работала Муравина Анна Павловна? Что? А ты сама-то с
какого там года? С восемьдесят четвертого? Черт! А у тебя есть кто-нибудь,
кто до тебя работал? А директор по имени Матвей тут был? Ну, извини. Пока,
-- она положила трубку и огорченно развела руками; -- Это наш отдел кадров в
ВЦСПС. Они держат архив только пять лет, а потом сжигают. У кого бы еще
спросить? -- и вдруг постучала кулаком в стенку за своим креслом: -- Мила!
Поди сюда! Мила-а!
возникла высокая шатенка с животом десятого месяца беременности. -- Чиво? --
сказала она, жуя пирог с капустой и держа под мышкой какой-то пакет.
спросила у нее Усольцева. -- Не-а. А чего? -- сказала беременная. --Да вот
человек ищет Муравйну Анну Павловну. Вроде она тут работала.
и спросила у Усольцевой. --Ты это... Tы масло на гречку будешь менять?
выполнил долг перед своей совестью: я побывал] везде, где мог найти Аню. И
теперь она останется такой, какой она стояла тогда в двери болшевского
коттеджа -- юной, в радужно-солнечном окоеме, с мороженым-эскимо в руке. Она
останется такой навсегда. В моей памяти.
Конечно, сразу за парадной дверью тут было бюро пропусков. За окошком сидел
молодой младший лейтенант милиции. Рядом с милиционером прохаживался по
вестибюлю высокий круглолицый брюнет с темной бородкой и в поношенном сером
костюме. Я назвался, и брюнет тут же сказал дежурному лейтенанту: --Товарищ
ко мне.
Прокуратуре СССР! Брюнет -- ему было лет 35, ни больше--протянул мне руку:
знаменитого в СССР следователя -- соратника Тельмана Гдаяна. А он провел
меня в узкую кабину лифта и медлительный лифт поднял нас на четвертый этаж.
И тут же нам в лицо ударил жуткий, нокаутирующий запах ацетона и еще
какой-то ядовитой гадости.
прыгнул из лифта через полосу свежего, еще мокрого лака на паркетном полу.
нырнули в какой-то кабинет и захлопнул
закашлялся. А Иванов и Гдлян, который сидел в этом кабинете, -- ничего,
спокойно дышали в этой "атмосфере".
мода в Москве, научились у Запада угощать посетителей кофе.
очень слабые, -- отказался Иванов.
-- ответил я и огляделся.
два окна, на подоконнике электрический чайник и баночка с растворимым кофе.
Стена за креслом Гдляна косая и вся -- от пола до потолка -- в деревянных
дверцах. Позже, когда Гдлян открыл одну из них, я увидел, что за этими
дверцами--ряд стальных сейфов. Не здесь ли хранятся следственные дела на
кремлевскую верхушку и лично товарища Лигачева?
достал из кармана магнитофон и спросил: -- Можно, я включу?
нашей беседе знали только я, мы и майор, который сейчас нас подслушивает. Я
не стал уточнять, шутка это или нет. -- O'kay, -- сказал я.--Тогда первый
вопрос. Несколько месяцев назад вы публично обвинили Лигачева в получении
взятки, но никаких доказательств не представили. Где эти доказательства?
данные о связях привлеченных к уголовной ответственности лиц с членом
Политбюро Лигачевым и некоторыми другими.
представить суду, а не публике. Но у нас отняли дело и не дают расследовать
его до конца. Сейчас мы боремся за то, чтобы это дело нам вернули. Но если
станет ясно, что дело нам не вернут и не дадут закончить повеем правилам
закона, -- что ж, тогда мы пойдем на полную публикацию материалов следствия.
или проиграли?
которое ведет против нас генеральный прокурор, -- прекратить. Но дело нам ие
вернули.
методах", не пришел к нам, не положил перед нами ни одного факта и не
спросил с нас ответа! Они пишут по материалам, которые им подсовывают
сверху. A t нами, с людьми, которых они обвиняют, встречаться боятся! Это
называется честная журналистика периода гласности?
"провокационные" вопросы. Читатели "Tokyo Readers Digest", куда я напишу об
Посняков Андрей
Суворов Виктор
Громыко Ольга
Корнев Павел
Беляев Александр
Курылев Олег