Чтение 69–й страницы книги ~Река Хронос-1~

- Ну ладно, ладно, - сказал комендант. - Андрею Сергеевичу пора идти.

Лидочка взяла бумагу, которую подписал Андрей.

- Это прошение на высочайшее имя, - сказала она.

- Правильно! - согласился Лев Иванович. - Надо принимать меры.

Полицейский, видно, почувствовав, что пришел его час, широко открыл
дверь в кабинет и замер в дверях.

- Андрюшенька, - ахнула Лидочка, - я совсем забыла. Мама прислала
пирожков с капустой.

- Не положено, - сказал полицейский от двери.

- Еще чего не хватало! - возмутился Тизенгаузен. - Ни в одном
цивилизованном обществе подозреваемых не морят голодом!

- А кто их морит? - удивился полицейский.

Лидочка вынула один пирожок и протянула Андрею.

- Съешь по дороге.

- Я пошел, - сказал Андрей.

- Нет, так не годится, - расстроился Лев Иванович. - Попрощайтесь,
дети!

Андрей поцеловал Лидочку в щеку.

- Черт возьми! - выругался Лев Иванович, готовый пустить слезу.

Андрей отпустил руку Лидочки. Она перекрестила его.

- Будь осторожен, - сказала она.

Лев Иванович отвернулся. Поручик Тизенгаузен вытащил серебряную
расческу и начал поправлять пробор.

Андрей пожал руки обоим военным.

- Господин Берестов, - сказал комендант, - если следователь Вревский
будет спрашивать, где вы были, отвечайте, что я снимал с вас допрос по
поводу дезертиров.

- Разумеется. Я помню.

- Дай я тебя поцелую на прощание, сынок.

Комендант поднялся на цыпочки и чмокнул Андрея в губы.

Поручик Тизенгаузен щелкнул каблуками, прозвенел шпорами и подал
худую холодную руку.

Полицейский посторонился, пропуская Андрея в дверь. Ладонь он держал
на эфесе шашки.

Андрей обернулся. В прямоугольнике двери вслед ему сочувственно
смотрели три человека. Как будто в пантомиме, где в финале актеры
замирают.

Андрей спустился по лестнице и, выйдя наружу, задержался. Сунул руку
в карман.

Полицейский неожиданно толкнул его в спину и грубо, беря реванш за
долгое ожидание в коридоре, сказал:

- Руку вынь!

- Что же это такое! - возмутился Андрей, останавливаясь. - Я не могу
вынуть носовой платок?

- Не знаю, что у тебя там. Иди.

Полицейский возвращал себе авторитет, потерянный в комендатуре. Не
вынимая руки из кармана, Андрей пошел к проходу, что вел мимо комендатуры
к полицейскому управлению. Он поднял голову и увидел, что Лидочка стоит у
окна и смотрит вниз. Рядом с ней никого не было.

Андрей нащупал на портсигаре шарик. "Боже мой - какая она
предусмотрительная, - подумал Андрей. - Я бы никогда не догадался
настроить машинку".

- Сказал тебе - руку вынь! - рявкнул полицейский.

- Какую руку? - Андрей обернулся к нему и, глядя в его маленькие,
настороженные глаза, нажал на шарик. Шарик поддался пальцу, и тут же
окружающая действительность исчезла.

И Андрей начал проваливаться в знакомую уже, бесконечную пропасть.

На этот раз падение было куда более долгим и страшным - нечто могучее
вертело Андрея, как щепку в потоке, причем вращение было не мерным и
последовательным, а меняло направление так, что внутри все холодело и
сворачивалось, как на высоких качелях... к горлу подкатывала дурь. А потом
все пропало...

Андрей очнулся от удара - ибо, не удержавшись на ногах, он упал на
каменную дорожку, что тянулась за комендатурой.

Было утро. Солнце поднялось невысоко, и в проходе за комендатурой
была морозная тень, тогда как второй этаж здания был ослепительно освещен
солнцем.

Если все правильно, то сейчас конец 1916 года, сказал себе Андрей и
обернулся - нет ли там полицейского...

* * *

Лев Иванович, преисполненный сочувствия к дочери доброго знакомого,
бубнил за спиной о том, что суд может посмотреть на это дело иначе, а
хороший адвокат камня на камне не оставит...

Лидочка стояла вполоборота к нему, чтобы видеть, что происходит за
окном. Когда в проходе показались Андрей и его конвоир, Лидочка подалась
вперед, но, к счастью, Лев Иванович, который преодолевал сложное
придаточное предложение, не заметил этого движения. "Ну, - шептала
беззвучно Лидочка, - вот сейчас! Еще шаг, и будет поздно". Андрей взглянул
наверх, но окно было закрыто и вряд ли он увидел Лиду. Рука его была в
кармане. Рот полицейского открылся - он кричал что-то. Андрей обернулся к
нему... что случилось? Неужели не действует машинка?

И в то же мгновение Андрей исчез.

Как будто лопнул большой мыльный пузырь. Лидочке даже почудился
хлопок воздуха, который устремился в оказавшееся пустым пространство.

Хоть Лидочка ждала этого мгновения, даже торопила его, страшилась,
что оно не наступит, исчезновение Андрея было столь окончательным и
сказочным, что Лидочка в ужасе отпрянула от окна.

- Что случилось? - перебил сам себя Лев Иванович. - Ты слушаешь меня?
Может, тебе лучше уйти? Пойди, отдохни, скажи маме, чтобы дала тебе
валерьянки, скажешь?

Лев Иванович повел Лидочку к двери и потому не слышал приглушенных
стеклом криков полицейского. Что касается Тизенгаузена, то он тем более
ничего не слышал, потому что любовался Лидочкой и тешил себя абстрактными
надеждами на то, что Андрея, хоть он и добрый малый, повесят и тогда можно
прийти к Лидочке с искренними утешениями.

Тизенгаузен проводил Лидочку до выхода, посоветовал ей держаться
молодцом, так как все образуется, и склонил, целуя ручку, слишком прямой
пробор.

- Простите, - сказал он.

- Да? - Во взгляде Лидочки и напряженности ее фигуры читалось столь
откровенное нетерпение, что Тизенгаузен только сказал:

- Желаю вам всего наилучшего.

Хотя собирался спросить, не играет ли Лидочка в лаун-теннис, которым
он так увлекался.

Лидочка поспешила прочь по улице, хоть оснований теперь для спешки не
было, Андрей, дай Бог, уже ждет ее в шестнадцатом году. Ноги сами бежали,
и лиловый, обшитый по краю кружевом зонтик все время норовило вырвать
встречным ветром.

Мать встретила Лидочку сразу десятью вопросами, и та ответила лишь:

- Все хорошо, мамочка, я тебе потом расскажу.

Она прошла к себе, закрыла дверь и осмотрелась...

Вроде все готово. Можно прощаться.

Сначала надо попрощаться с вещами, со стенами комнаты, с видом из
окна, с беседкой в саду, с этим, особого цвета, небом 1914 года... Бог
знает, какого цвета оно будет через два года.

- Как хорошо, - сказала себе Лидочка, - что Андрюша уплыл.

Она села за свой письменный стол и вытащила из сумки письма.

Мама постучала в дверь:

- Ты есть будешь? Ты ведь голодная убежала.

- А папа обедать придет? - спросила Лидочка, не открывая двери.

- Придет, обязательно придет. - Мать сразу осмелела и приоткрыла
дверь. - А как Андрюша? Как он выглядит? Он очень осунулся?

- Ма-ма! - строго сказала Лидочка. - Я же просила.

Евдокия Матвеевна расстроилась и закрыла дверь с легким стуком, чтобы
показать, насколько она недовольна бездушием дочери.

Первое письмо - для глаз следователя Вревского, хотя адресовано оно
маме:

Дорогая мама!

Я сегодня была у Андрея. Положение его безвыходное. Следователю
Вревскому удалось состряпать дело, в котором Андрей выглядит убийцей.
Вревский намерен сгноить Андрюшу в тюрьме или отправить его на
эшафот. Спасения нет. Как ты уже знаешь, дорогая мама, Андрею удалось
бежать. Но и это не спасение. Его доброе имя погублено. Мы никогда не
сможем жить с ним в мире и покое. Поэтому мы вместе добровольно
решили уйти из этой жизни. Коли нет справедливости на этом свете, мы
будем искать ее у Небесного престола. Не плачь, мама, не сердись на
меня - другого выхода у нашей любви нет. Прощай, твоя несчастная
дочь, Лидия.

P. S. В нашей смерти просим винить следователя Вревского. 15
октября 1914 г. Ялта.

Об этом письме Андрей не знал - она расскажет о нем позже, при
встрече. Если бы Лидочка постаралась ему объяснить свой план за те минуты,
что были в ее распоряжении, Андрей стал бы возражать. Но Лидочка была