Чтение 69–й страницы книги ~Волонтеры Челкеля~

хозяину...

Ростислав хлопнул себя по поясу - фляжка была на месте. Странно, он
умудрился не потерять ее, несмотря на невероятные события последних
недель.

- Их обманули! - вдруг громко произнес Степа. Арцеулов остановился и
не без удивления посмотрел на него.

- Обманули! - решительно повторил Косухин. - Товарищей Ленина и
Троцкого! Семен прав - банда, вроде этого Венцлава...

Арцеулов не стал спорить, хотя в его глазах все большевики были одной
большой бандой.

- Надо бежать, чердынь-калуга! - продолжал Степа, вынимая замерзшие
руки из карманов и ожесточенно массируя покрасневшие пальцы. - Надо
добраться до Столицы, и все рассказать!

Он взглянул на зарешеченное оконце, потом на дверь, за которой
толпились караульные, и вздохнул.

- Про что рассказать? - без особого интереса поинтересовался капитан.
- Про Венцлава и про собачек?

- И про это! - Косухин вскочил, подышал в холодные ладони и вновь
сунул руки в карманы. В голове мелькали самые невероятные планы побега,
хотя Степа, конечно, понимал, что бежать едва ли удастся. Косухин не
боялся рассвета и того, что должно произойти с ним. Его душила злость. Он
должен сообщить в ЦК. И о Венцлаве, и о 305-м полку, и о том, кто был так
похож на Федю Княжко. Он должен рассказать и о Челкеле, и об эфирных
полетах - ведь это важнейшее научное открытие, такое нужное для диктатуры
пролетариата! И он должен помочь Наташе Берг...

- Ее... куда-то отправляют, значит... - произнес он неуверенно.

Арцеулов понял.

- Да... Похоже, в ней заинтересованы больше, чем в нас с вами.
Надеюсь, ничего плохого Наталье Федоровне не сделают...

- Нужно ее освободить! - решительно заявил Степа. - Ах ты, чердынь!..

Он вновь плюхнулся на табуретку и замер. Арцеулов невесело
усмехнулся, выдохнул воздух - перед лицом тут же заклубилась струйка пара
- и решительно достал флягу.

- Косухин, выпить хотите?

- Не, - помотал головой занятый своими мыслями Степа. - Для храбрости
пусть гимназисты пьют! Обойдемся...

Капитан открутил металлическую пробку, взвесил в руке тяжелую флягу и
пожал плечами.

- Как хотите. Только вы, Косухин, уже синий. Еще подумают, что вы и
вправду струсили...

- А! - Степа взяв фляжку, плеснул коньяк в кружку из-под чая. - Это
чего? Не водка?

- Это шустовский коньяк, господин комиссар! - Арцеулов несколько даже
обиделся. - Если вы, конечно, знаете, что такое коньяк...

- Чего уж... пивали... - на этот раз обиделся Степа и, выглотав
содержимое кружки залпом, вернул флягу капитану.

Коньяк действительно пришелся к месту. Арцеулов с удовольствием
выпил, но не залпом, как неотесанный Степа, а маленькими глоточками,
смакуя, после чего вновь протянул емкость Косухину.

- Хороша фляжка! - одобрил Степа, порозовевший и даже слегка
воспрявший духом. - Вроде моей. Была у меня такая, посеял где-то...

Арцеулов пропустил эти слова мимо ушей. Мало ли кто и почему теряет
такие полезные вещи, как, например, фляга!

- Точно, как моя, - продолжал Степа, наливая в кружку новую порцию. -
А посеял я ее, помнится, в начале мая, стало быть, прошлого года, аккурат
на реке Белой. Когда мы Каппеля лупили...

- Это еще кто кого лупил! - начал было Арцеулов, но тут же осекся. -
На Белой? Вы там воевали?

- А как же! - тут же загордился Степа. - За Белую мне сам товарищ
Троцкий орден вручал! А фляжку жаль... Я ведь даже ее пометил, чтоб не
сперли...

- Буквы "С. К."? - Ростислав почувствовал, как холодеет. - Там, у
горлышка...

- Да... "С.К." - Степан Косухин, - Степа расстегнул чехол.

Последовал удивленный свист:

- Вот это да! Во, чердынь-калуга, никак она! Где ты ее нашел,
гражданин Арцеулов?

- Я ее не находил, - стараясь быть спокойным, ответил капитан.

- Ну это ты брось! Как же не находил, когда я ее посеял...

- Вы ее не теряли... - Ростиславу хотелось закричать, схватить
краснопузого за горло, но он сдержался. - Вы отдали ее раненому...
умирающему офицеру. Он хотел пить... Помните?

Степа задумался.

- Не, - заявил он. - Не помню. Какому еще офицеру? Еще чего...

- Это было на самом берегу Белой. Там была еще женщина в форме
прапорщика. Вы сорвали с нее погоны и орден... Георгиевский крест... Вы
хотели застрелить раненого, но она упросила вас...

- Да, ерунда! - махнул рукой Косухин. - Какая женщина...

И тут он замолчал. Вспомнилось красивое женское лицо, сверкающий
снег, умирающие угли костра... Затем то же лицо - а рядом ткнувшийся в
желтую скалу аэроплан, и он сам возле свежей могилы, на которой лежит
черный летный шлем... "Вы когда-то спасли Ростислава..." Ксения Арцеулова!

Он испуганно вгляделся в напряженное лицо офицера, но вспомнить так и
не смог. Тогда, на Белой, они не выходили из боев две недели, и все
смешалось в какой-то страшный кровавый клубок...

- Никак, это ты был, беляк? - выговорил он наконец.

- Вспомнил, краснопузый? - у Арцеулова дернулась щека, он заговорил
тихо, почти шепотом. - Вспомнил?

- Нет. Не помню, - спокойно ответил Степа. - Жена-то твоя... Ее
Ксенией звали, да?

- Откуда знаешь? - Арцеулов взял себя в руки. - От Венцлава, что ли?

- От Венцлава...

Ростислав кивнул. Выходит, те, кто охотился за ним и за его
товарищами, узнали даже это. Узнали и не поленились вести переговоры с
Бэйлином, чтобы генерал Мо забрал у него дхарский перстень. Впрочем, это
было уже не так важно. Арцеулов попытался вспомнить жуткого монстра, что
надвигался на него сквозь кровавое марево. И лицо, которое он успел
заметить в минуту просветления. Нет, он не узнавал Косухина. Наверно, и
этот краснопузый не запомнил его, не придав значения тому, что оставил
флягу с водой умирающему офицеру...

Итак, фляга все-таки вернулась к хозяину. Правда, вернулась не так,
как надеялся капитан. Косухина нельзя было пугнуть до полусмерти, а затем
одарить шустовским коньяком и отпустить, надавав по шее. Краснопузый
Косухин, потомственный дворянин и брат отважного летчика-испытателя
Николая Ивановича Лебедева, умрет вместе с ним, Арцеуловым, через
несколько часов, перед рассветом...

Вспомнился сон, странный сон, привидевшийся в Нижнеудинске. Тогда
Ксения сказала, что ему поможет тот, кто уже сделал ему добро, желая зла.
Что ж, в этом сон сбылся. Если бы не краснопузый, едва ли "Мономах" сумел
подняться в холодное зимнее небо. Арцеулову внезапно захотелось все
рассказать этому парню, которого он уже устал ненавидеть - и про Ксению, и
про приказ Верховного, и про то невероятное, что пришлось увидеть. Но он
сдержался: ни к чему. Ни ему, ни Степе эти тайны уже не понадобятся...

Они допили коньяк, Арцеулов пытался отдать флягу Степе, но тот
отмахнулся и, свернувшись калачиком, лег прямо на холодный пол, решив
подремать часок-другой. Ростислав, не желая мешать, сел на освободившийся
табурет и стал молча смотреть в окошко, за которым сверкало звездами
далекое недоступное небо. Степа что-то бормотал во сне, съеживаясь в
комок. Арцеулов снял с плеч полушубок и укрыл красного командира, а сам
достал из пачки с драконом папиросину и щелкнул зажигалкой...

...За ними пришли в начале седьмого, когда на востоке только начинало
белеть. Степа мгновенно проснулся, удивленно взглянул на полушубок и молча
отдал его капитану. Арцеулов накинул одежду на плечи и даже не стал
застегивать крючки. Ни он, ни Степа, ни те, кто пришли за ними, не сказали
ни слова.

Полигон казался бесконечным, и Степа, несмотря на попытки заставить
себя думать о неизбежной победе мировой революции, успел изрядно
замерзнуть. О революции, несмотря на все усилия, не думалось. Вспоминался
брат, смеющаяся Наташа Берг, трехцветная генеральская кошка и почему-то
Семен Богораз. Арцеулов не думал ни о чем - на душе было пусто и черно.

На северном краю полигона, немного в стороне от дороги, по которой
они пришли в Челкель, их ждали несколько человек. Среди них Арцеулов сразу
же узнал генерала Мо и мрачно усмехнулся.

Генерал подошел к ним, несколько секунд смотрел, не говоря ни слова,
затем что-то коротко приказал. Один из конвойных снял шинель и накинул ее
на плечи продрогшего Степы.

- Господа, - голос Мо был спокоен и бесстрастен. - В приказе
сообщается, что вы должны погибнуть при попытке к бегству. Я не могу
нарушить приказ. Единственное, что могу сделать - выполнить его буквально.
Эта тропинка ведет к небольшому ущелью. Спрятаться там негде, а сходить с
тропы нельзя - мины. У вас есть два часа, затем я пошлю погоню. Если вы
верите в Бога Христа или в других богов, может, они помогут вам...
Прощайте.

Он резко повернулся и пошел в сторону полигона. Свита потянулась за
ним, остались лишь трое конвоиров. Они о чем-то переговаривались между
собой, после чего один с нашивками офицера вынул револьвер и лениво кивнул
на почти незаметную в темноте тропу.

Несколько минут они ждали выстрелов в спину, но сзади было тихо -