Чтение 69–й страницы книги ~Пещера~

"Что мне нравится, Павла, так это возможность свободно обращаться со
временем суток. Посидел среди ночи- выходишь в день или вечер..."- "А, извините,
который час?" - "Полседьмого. Вы спешите?"-"Нет..."

"Жаль, - подумала Павла, - что нельзя выйти отсюда, из этой ночи, в день
или вечер. В солнечный день три месяца назад... Или год... Или, по крайней мере,
год спустя..."

Тритан священнодействовал, пристраивая свечи вокруг стола. И на спинку
стула, и в шкаф, и на пол, и перед зеркалом; Павла сидела на кровати, подобрав
под себя ноги, и смотрела, как преображается комната.

- Видишь ли, Павла... Есть вещи, о которых нельзя сказать. Которые можно
только сделать.

Павла прищурилась. Комната утопала в свечах, комната плыла, как корабль
среди звезд. Оранжевые огоньки напомнили ей о спектакле, о факелах, о музыке, от
которой мурашки бегут по телу, о пепельноволо-сой девушке и о Ковиче, как он
стоял во время поклона, какое у него было лицо...

Ей не хотелось вина. Она только чуть-чуть пригубила из высокого бокала.

...Бесконечное зеленое пространство. Синие цветы сливаются с синим небом...
Несущиеся навстречу, навстречу, навстре... Будто падает самолет... Сейчас
рухнет, упадет в васильки, сейчас...

- Как я устал, Павла, - сказал Тритан, и язычки свечей зелеными точками
отразились в его глазах. - Как я бешено устал...

Пахло расплавленным воском.

Она ткнулась лицом в теплую грудь своего мужа.

Она помнила все его запахи. Она верила в него, как рыбак во время шторма
верит в свою лодку. Как акробат под куполом цирка верит в невидимую проволоку
страховки.

- Тритан, я...

Ровно и высоко стояли желтые язычки свечей.

- Да, малыш. Не беспокойся. Все будет совершенно в порядке.

Пещера молчала. Пещера будто бы стала меньше; ниже опустился потолок, уже
сделались коридоры, сар-на шла вперед, содрогаясь с каждым шагом, будто боясь
уткнуться в конце концов в глухую, все запирающую стену.

Нигде не журчала вода. Мох под ногами был сухой и ломался с еле слышным,
характерным треском.

Лишайники добирались до самого потолка, отмершие клочья их свешивались
гирляндами. Сарна шла, пригибая голову, боясь зацепить зеленоватые клочья
напряженным белым ухом.

Не возились насекомые в волглых щелях. Не лопались оболочки личинок. Сарна
шла и слышала только себя.

И может быть, немножко - ветер.

Сарна шла; ей казалось, что ее зовут, но это не был зов самца, это не был
зов источника или запах привольного пастбища; сарна не желала идти на зов - но
все же шла.

Впереди открылся просвет; вероятно, под сводами этого зала роились
несметные тысячи огненных жуков, потому что даже самоцветные камни, лежащие у
его порога, посверкивали и переливались бессчетным множеством огней. Цветные
искры вспыхивали - и гасли; завороженная зрелищем, сарна замедлила шаг.

Вот он, большой и светлый зал. Трепеща, испуганно поводя ушами, сарна
переступила каменный порог и замерла, потому что уши ее говорили о том, что
бояться нечего, но посреди зала...

Посреди зала стоял тот, черный, с хлыстом в опущенной руке.

Ее страх был подобен смертельной усталости. Сильнее застучало сердце- но
колени подогнулись, укладывая мохнатое тело на подстилку из камня. Зал,
сталактиты, фигура с хлыстом- все подернулось дымкой, качнулось, поплыло.

Тот, что стоял с хлыстом, шагнул вперед. Она покорно ждала. Его присутствие
убило в ней волю к жизни. Напрочь. Досуха.

Она покорно ждала, но тот, что шел с хлыстом, вдруг обернулся.

И, будто повторяя давний сон, из темноты высту--пил другой - тоже с
хлыстом. В ниспадающем до пят черном одеянии.

Сарна знала, что будет дальше. Когда два существа с хлыстами становятся
друг против друга...

Когда хлысты танцуют свой танец и, соприкасаясь, разбрасывают тучи
бело-голубых трескучих искр...

Когда...

Два егеря стояли друг перед другом.

Тот, что шел убивать Павлу, поднял хлыст.

Тот, что желал ему помешать, шагнул вперед, и сарна услышала звук, ничего
ей не сказавший, - звук человеческой речи...

Этот, который появился вторым, хотел драки. Хлыст его взвился в воздух,
перерезал ветер сразу в нескольких местах и снова взвился, целя в шею соперника.

Но соперник не желал поединка. Соперник поднял руку, и из руки его вылетела
молния. Почти беззвучно, с глухим одиноким хлопком. Молния не долетела до того,
что играл с хлыстом.

Но что-то, невидимое сарне, долетело; через мгновение хлыст уже лежал,
бессильный, на камнях.

Тот, который минуту назад стоял между сарной и ее смертью, теперь удивленно
глядел на соперника, прижимая руки к груди.

А потом лег рядом со своим хлыстом. Осторожно лег, словно боясь пораниться.

...Ужас ее был сильнее покорности.

Будто прорвав липкую пелену, она неслась переходами, и звук копыт,
отражаясь от стен, показывал ей, где выход.

Черные короткие фитильки тонули в лужицах остывшего парафина. Свечи
сгорели, не оставив даже пней. Вся комната залита была цветным воском. ... Она
еще чувствовала запах Пещеры. Она еще слышала затихающий дробный топот копыт.

Никогда в жизни, даже уйдя от клыков саага...

Никогда в жизни она не помнила о событиях в Пещере так ярко и явственно.

Как будто это случилось не с сарной. Будто это действительно случилось с
ней, Павлой Нимробец... Ассистенткой... Нет, третьим режиссером на
телевидении...

И потому она лежала, привыкая к своему человеческому, распростертому под
простынями телу.

И затылком чувствовала его руку. Смуглую, слишком темную среди белых
простыней, обнимающую ее руку.

"Нет, - сказала она себе. - Это был сон, всего лишь дурацкий сон... Просто
сон о Пещере".

Смуглая рука была холодной.

- Тритан, - позвала Павла так громко, как только могла. - Тритан!..

Смуглая рука была твердой. У Павлы ныл затылок.

- Тритан, - она упрямо не хотела поворачивать голову.- Тритан!!

Обнимающая ее рука бессильно соскользнула в ворох белых, мятых, пахнущих
воском простыней.

Он мог бы позвонить заведующему труппой, с тем чтобы тот сам, официально,
довел до ведома коллектива решение комиссии по нравственности... Кстати, а где
документальное подтверждение? Где бумага с гербами, в которой "Первая ночь"
объявляется закрытой для публичного представления?

Впрочем, все равно. Раман прекрасно знал, что по первому же его требованию
ему предъявят и бумагу...

Он вполне мог бы переложить этот груз на заведующего труппой... да на кого
угодно. Тем более что до половины шестого утра казалось, что выбора у него так и
так не будет- старая развалина, сраженная сердечным приступом, он не сможет
встать с постели...

А в полшестого он додумался единой пригоршней принять все лекарства,
оставленные врачицами из "скорой".

И понял, что звонить завтруппой ни в коем случает не станет.

Никому не станет звонить. Отправится сам. Из-под приоткрытой балконной
двери тянуло холодом. Ночь была сырая и ветреная; лежа без сна, он вдоволь
наслушался шелеста и скрипа, будто деревья, боясь предстоящей осени, поспешно
изливали друг другу свои страхи...

Он с трудом поднялся, доковылял до ванной и, увидев в зеркале собственное
лицо, грязно выругался.

Грязно- но очень тихо. Не потому, что боялся смутить собственное отражение,
а потому, что на громкие ругательства не хватала сил.

Звякнул входной звонок. Как-то очень осторожно, будто боясь потревожить;
Раман дернулся и посмотрел на часы: шесть утра...

- Входите, - хотел крикнуть он, но крика не получилось; стянув с крючка
ободранный полосатый халат, , он побрел в прихожую - правая нога босая, левая -
обутая в тапочку с черным синтетическим ворсом.

На лестничной клетке стояла Павла Нимробец. В большой, не по росту, мужской
куртке; она отшатнулась, увидев его лицо, а он испугался, встретившись с ней
глазами.

Потому что глаза были сухие и лихорадочные, совершенно больные,
сумасшедшие.

- Я удрала, -виновато пробормотала она, кутаясь в куртку. - Я от них...
дураков... сбежала... Но у меня маячок. Мне все равно не сбежать...

- Павла...

- Тритана убили, - сказала она как-то даже весело. - Сон его был глубок...
но смерть пришла совершенно неестественно, потому что его застрелили в Пещере из
этого... самострела... а он говорил, что в Пещере самострелов нет...

- Павла?!

Он втащил ее в квартиру, огляделся, как слепой, кинулся к телефону, на ходу
прикидывая, кто сейчас нужнее - психиатр, кардиолог, гинеколог. Второй
советник?!

- Не надо! - вскрикнула Павла за его спиной. - Не надо никому звонить...

Он беспомощно опустил трубку на рычаг.

- Больницей пахнет, - сказала Павла шепотом. - Вы... чего это, а?..

- ...Стимуляторы,- повторил Раман вежливой аптекарше. - Чтобы бодрствовать
как минимум двое суток подряд. Мне необходимо для работы.

- Господин Раман, - вежливая аптекарша ужаснулась. - Стимуляторы в
сочетании с целой батареей сердечных...