Чтение 69–й страницы книги ~Скрут~

Заночевали опять-таки под открытым небом, а ночь выдалась холодная, а
костер скоро угас, потому что среди поля его нечем было поддерживать.
Предыдущая бессонная ночь измотала обоих - но холод не давал заснуть,
пробирался под тонкое одеяло и доставал, казалось, до самых костей. Игар лежал,
свернувшись калачиком и отогревая дыханием собственные колени; на двуколке
ворочалась Тиар.

Потом он услышал, как она встает, - и затаился, притворяясь спящим.

- Так не пойдет, - сказала она над самой его головой. - Мы должны беречь
тепло.

Игар почувствовал, как под боком у него пристраивают охапку соломы. Тиар
ловко соорудила подобие постели и улеглась рядом; край Игарового одеяла был
бесцеремонно захвачен- зато и одеяло Тиар укрывало теперь обоих.

От Тиар исходило тепло. Ни о чем другом не помышляя, он придвинулся ближе;
она пахла дымом и рекой, и осенними камышами, и лекарскими снадобьями. Игар
блаженствовал, согреваясь, и чувствовал, как сотрясающая Тиар дрожь тоже
понемногу уходит. Какое счастье- быть в тепле и спать...

Ее голова лежала на его предплечье. Ее теплая спина прижималась к его
груди, прикосновение было мягким и уютным, он спрятал холодный нос в ее густых
волосах и, засыпая, почувствовал себя спокойным и защищенным. Как когда-то, в
полустершихся воспоминаниях раннего детства, рядом с полузабытой матерью...

Тиар повернулась во сне, освобождая его затекшую руку. Теперь он
чувствовал на лице ее дыхание; нос отогрелся. Под его закрытыми веками метались
цветные пятна, он ускользал в сон, проваливался в сладкую яму, где пахло
лекарскими снадобьями...

Потом он содрогнулся, как от толчка.

Внутри их с Тиар убежища было теперь по-настоящему тепло, даже душно;
женщина спала, он слышал ее спокойное дыхание и ощущал мягкий упругий бок.
Пытаясь сообразить, что его разбудило, Игар прислушался; вокруг царила тишина,
и даже пасущаяся неподалеку Луна не выдавала себя ни звуком.

Тогда он прислушался к себе. Задержал дыхание и зажмурил в темноте глаза,
пытаясь отогнать навязчивое видение- Тиар, обнаженная, входит в воду...

Видение не проходило. Он попробовал отодвинуться; женщина спала мирно и
беспечно, а он ощущал ее упругий бок и видел при этом, как речная вода
ручейками скатывается по бедрам и коленям... По белой атласной коже. Она ровно
дышала во сне- а ему казалось, что ее прикосновение обжигает. Что плотная ткань
ее платья становится прозрачной, как кисея. Что он видит, как мерно колышется
грудь... И маленький пупок сморщился, как зажмуренный глаз... Что стоит лишь
протянуть руку...

Он до крови закусил губу. Боль на мгновение справилась с наваждением - но
лишь на мгновение, потому что вот и солоноватый привкус во рту, а проклятая
плоть взбеленилась, желает, желает, желает... Ее губы, окруженные чуть
заметным пушком... Запах дыма и снадобий... Мягкий бок, тяжелая грудь,
невыносимое прикосновение...

Он еле сдержал стон. Боком, будто краб, выбрался из-под одеял в
предрассветный холод. На четвереньках отполз в сторону; кобыла удивленно
фыркнула.

Птица, как это бесчестно. Как это подло и отвратительно, он противен,
самому себе... Его трясет от холода и вожделения, и та клятва, которую он
принес на Алтаре, ни от чего, оказывается, не защищает...

Он до рассвета бродил в темноте, прыгал, пытаясь согреться, и считал шаги.
И гнал, гнал от себя навязчивый образ, и призывал воспоминания об Илазе,
сравнивал и снова убеждался, что его жена красивее. Моложе и красивее, тоньше и
легче...

Тиар проснулась, когда рассвело. Аккуратно сложила одеяла в багажный
сундук; распустила и тщательно расчесала темные с медным отливом волосы,
искоса взглянула на дрожащего Игара - но ни о чем не спросила.

Под первыми лучами солнца он согрелся и задремал, скрючившись на жестком
сиденье; Луна неутомимо трусила вперед, сквозь сон Игар слышал, как Тиар
расспрашивает кого-то о дороге, о развилке, о Подбрюшье; у него не было сил,
чтобы разомкнуть веки.

И сновидений не было тоже.

Потом он проснулся- оттого, что тряска прекратилась. Дернулся, вскинул
голову, пытаясь понять куда они приехали и который теперь час; ни селения, ни
постоялого двора, ни хотя бы одинокой хижины поблизости не было. Было поле -
убранное, гладкое, и на самом краю его - отдаленный ряд высоких тополей,
неровный, как бахрома на старой скатерти.

Тогда он вопросительно посмотрел на Тиар. Та сидела, отпустив поводья, и
задумчиво глядела на стерню, где поблескивали серебряные нити крошечных
паутинок.

Он испугался. Молчание, пустынное поле, отрешенное лицо сидящей рядом
женщины...

- Мы скоро прибудем, Игар, - сказала она медленно. - Я расспрашивала людей
- два дня пути от силы...

- Да?- спросил он, пытаясь изобразить радость. - Хорошо, как хорошо,
сестра уж заждалась... Тиар повернула голову:

- Сестра?

Он похолодел. Проклятый сон, размягчающий мозги. Проклятые бессонные
ночи...

- Илаза... Жена. Тиар подняла брови:

- Жена или сестра?

Он раздраженно тряхнул головой:

- Жена... Мы сочетались на Алтаре. Тиар не отводила глаз. Зеленые
звездочки казались Игару недоступно-холодными и недостижимо-далекими -
настоящие небесные звезды, колючие и равнодушные.

- Ты заврался, Игар. Ты все время врешь. Он почувствовал, как сжимается
горло. И это тогда, когда он сказал чистейшую правду...

- Я люблю ее, - он стиснул зубы. - Я клянусь... "А любишь ли, - спросил
незримый наблюдатель. - А уверен ли ты в своих словах?.."

- Я люблю!-выкрикнул он беспомощно. Тиар отвернулась.

Игар смотрел, как ветер теребит тонкую прядь у нее на виске. До цели
осталось каких-нибудь два дня... Пусть Птица научит его быть сильным. Потому
что он устал, он безнадежно устал, и от былой решимости не осталось и
половины...

- Ты знаешь, мне ведь можно сказать, - она глядела на него снова, и
зеленые звезды понемногу теплели. - Мне очень многое можно сказать, ты не
представляешь, сколько тайн я вот так ношу... Скажи мне, Игар. Я все ждала, что
ты сделаешь это сам...

Он молчал. Луна переступала ногами, вяло гоняя хвостом вялых же осенних
мух.

- Тот груз, что тебя гнетет, - Тиар смотрела, не отрываясь. - Тайна,
которую ты скрываешь от меня. Мне жаль, что ты не хочешь, не решаешься...

Он опустил глаза. Сейчас она скажет - признавайся, или никуда не поедем.
На ее- месте он сказал бы то же самое - но вот что тогда делать?..

Тиар вздохнула. Отвела глаза, посмотрела вдаль - туда, где густо-синее
небо соприкасалось с неровным рядом тополей, а под ними отдыхало поле, а над
ними, еле различимые в синеве, тянулись клинышком черные птицы.
Одно-единственное облако сияло круглыми, свадебно-белыми боками.

- Игар... А ты когда-нибудь видел, как сражаются латники в пешем строю?
Удивленный, он молчал.

- Два строя прут друг на друга, и победит тот, у кого нервы крепче...
Потому что, когда они сойдутся,- это мясная лавка, Игар. Возле нашего села...
Убей меня, я не знаю, кто и с кем воевал. Мне сто раз объясняли- но я не
помню... Так вот, возле села и случилась эта... битва. Все жители заранее
разбежались, скот угнали, а пожитки, какие могли, закопали... А одной девчонке
было десять лет, всего ее имущества было - кукла, Анисой звали... Она тоже
закопала куклу- в соломе... А потом не выдержала, сбежала от родичей и
вернулась за ней, когда уже ударили барабаны...

Тиар замолчала, глядя сквозь Игара. Лицо ее преобразилось- она
рассказывала о девочке, которой сама была когда-то, но рассказывала так, будто
была ее матерью; Игар внутренне сжался, представив себе две сходящиеся железные
стены и мечущегося между ними ребенка. Зеленые звездочки в глазах Тиар исчезли,
поглощенные огромными черными зрачками, - какой же силы было потрясение, если
воспоминание о нем и через десятилетия не думает меркнуть...

- ...и долгое-долгое мгновение. Мгновение судьбы, миг спасения, знаешь,
мне это запомнилось, как белое солнце с черными лучами... Лучи, будто дым... -
она перевела дыхание. - Он, видишь ли, не только жизнью рисковал, жизнь как раз
тогда ничего для него не стоила... Он рисковал карьерой своей проклятущей,
исходом боя, ведь ряды его войска могли расстроиться... Они и расстроились, и
сбились с шага, но противник растерялся тоже, и потому силы снова уравнялись;
среди изрубленных трупов пополам было и тех, и других, это я хорошо помню...

Черный клинышек над горизонтом растаял. Две сороки уселись на стерню,
обругали равнодушную кобылу, возмущенно передернули хвостами и полетели дальше.
Игар молчал; перед глазами у него стояло давнее видение - девочка с деревянным
ожерельем стоит на пороге дома... И совсем рядом рубят курицу на толстой
колоде. Заляпанный красным топор...

Тиар говорила; зрачки ее успокоились, и карие глаза снова сделались
зелено-карими:

- ...никто не слыхивал о таком обычае. А это был старинный обычай
тамошнего народа - они брали в дом девочку и воспитывали, а потом женились на
ней... У нас в селе это считали дикостью, но там, на его родине, поступать
иначе считалось непристойным... А он...

Игар слушал. Ему казалось, что поле, затаившись, слушает тоже. Человек,
спасший Тиар с поля боя, был воплощением мудрости и благородства; ему смутно
вспомнились хмурые взгляды ее родичей из села Кровищи. Ах да, они ведь и
говорили о странном обычае, они говорили: "ОН увез ее..." И мрачно сдвинутые
брови. И отводимые глаза...

Рассказ Тиар оборвался так же внезапно, как и начался. Она вдруг осеклась,
взяла вожжи и прикрикнула на Луну. Кобыла тронула двуколку с места; Игар глядел
на свою спутницу и пытался отгадать, почему, будучи еще в детстве невестой
столь замечательного человека, она мыкается теперь по дорогам в полном