кем из дворовых спит молодой Василий Хвост, знали, разумеется, все
ратники.)
вокруг, а Никита тем часом, прямо и озабоченно глядя на царские врата,
подсказывал:
выходу. Все остальное совершить было уже полдела.
боярского коня. Скоро, расталкивая нищих, несколько верхоконных
устремились в сторону Кремника.
совсем в другой стороне), но Никита - ему уже сам боярин почти перестал
быть интересен, важнейшее теперь стало: не увидел бы кто! - лишь отмолвил
сквозь зубы, не поворачивая головы:
их ратники Никитиной дружины сгрудились вокруг.
рукою, правою доставая длинный охотничий нож. Улица была пустынна, весь
народ в эту пору был у заутрени.
Никиты, мысля сбросить ее с плеча и закричать, но Никита, уже обнаживший
нож, коротко размахнулся и вонзил его боярину в ожерелие близ горла по
самую рукоять.
вытаращенный взор к Никите, прохрипев:
- кровь сразу хлынула с бульканьем, заливши всю грудь боярину, - не
расцепляя зубов, отмолвил: - Не изменник я! С тем и поступил к тебе, штоб
убить! - И, рванув тучное тело Хвоста за шиворот к себе, чтоб было
погоднее, вновь погрузил нож по самую рукоять, в этот раз достав сердце.
которого двое ратных едва удерживали под уздцы в эти мгновения. Не
сговариваясь, Никита с Матвеем подхватили боярина со сторон и так, тесно
сблизив коней, вымчали на площадь. У снежного сугроба остановили, и уже
неживое тело тысяцкого, безвольно качнувшись, кулем обрушило в снег. Конь,
которого Видяка огрел плетью, поскакал с протяжным ржанием по направлению
к дому боярина. Один из ратных подал Никите, свесясь с коня и зачерпнув,
ком снега. Никита обтер нож и руки. Оглядел себя: нет ли капель крови? И
тотчас, отбросив кровавый снег и вложив нож в ножны, тронул коня.
отрываясь друг от друга. Велено было заранее кружною дорогою ворочаться в
Кремник, в молодечную, и тотчас идти по двое в сторожу - тем, кто нынче
очередной. Сам же Никита, на Неглинной оставя свою дружину, поскакал к
матери, чтобы там по-годному отмыть кровь и привести себя в порядок. Слов
по дороге не было сказано никем никаких. Все молчали, молчал и Никита.
Только с Матвеем обменялись они на расставании долгим понимающим взором.
Мол, не оставляй ребят поодинке никоторого! И - понимаю, мол, не боись!
дорогой сряде, вокруг которого, медленно съедая снег, расплывалось,
темнея, зловещее красное пятно.
опустошающего удивления. Все, чем он жил эти долгие месяцы, словно бы
перестало существовать. Вспоминать звук ножа, входящего в мясо, и трепет в
членах боярина, и его отчаянные усилия вырваться, и даже хриплый крик:
<Изменник!> - он начал много спустя. Сейчас же не было ничего, и только
грозная необратимость совершившегося пугала и удивляла его все больше и
больше.
начал колотить в ворота концом плети, вместо того чтобы самому открыть
калитку, войти и, растворив ворота, завести коня. Мать наконец выбежала,
засуетилась. Стараясь заглянуть в глаза своему старшему и чего-то робея,
повела в дом.
платье), вынул измаранный охотничий нож, грубо соврав матери:
Соседям не трепи, стыдно...
достала хлебово из печи, побежала налажать баню, отмывать нож, седло и
платье.
вышел, посвежевший, успокоенный, узрел испуганные, почти безумные глаза
матери.
нашли, как от заутрени народ-от повалил... - Мать спотыкалась, отчаянно
глядя на Никиту.
дружины, безо всего...
- Давно следовало убить!
приехал, да? - Он усмехнул, сощурил глаза: - Говорю тебе, серого
повстречал (он уже забыл, что раньше сказал про медведя).
Не заметишь, какой и зверь! - докончил он совсем уже непонятно и, чтобы
прекратить дальнейшие материны расспросы, полез на печь.
вечера, а пробудясь и утолив голод, трезво подумал о том, что ежели
немедленно, тотчас, не воротит в молодечную, то его станут подозревать уже
все. И потому, подтянув пояс, молча оболокся, оседлал коня и, бросив
матери еще раз: <Не трепли тово, не то и впрямь меня овиноватят!> -
поскакал в Кремник.
глаза. В молодечной стоял ад. Кто-то из хвостовских с белыми от ярости
глазами подскочил к Никите и с воплем: <А-а! Вота он!> - развернулся для
плюхи. Никита молча, вложив всю силу в удар, сбил крикуна с ног и быстро
пошел в свой угол, приметя, что уже половина молодечной, почитай, дерется
друг с другом. Хвостовских было много больше, и вельяминовским в ину пору
плохо бы пришлось, но боярин был убит, и у хвостовских за бестолковою
злостью и гневом царила растерянность: как же впредь? И что могло быть
впредь, не понимали ни сами хвостовские, ни, чуялось, бояре в Кремнике, ни
сам князь.
готовый к тому, что его изобличат, схватят и поволокут на казнь, и не
понимающий, почему это все еще не происходит, сообразил, в чем дело,
только попав на улицу. В толпах посадских, не обинуясь, вслух: называли
имя предполагаемого убийцы Хвоста, и имя это было у всех на устах одно -
Василий Васильич Вельяминов.
что Никита вздумал было пойти к Ивану Иванычу и повиниться в убийстве. Но
тут же он сообразил, что погубит этим всю свою дружину, всех мужиков и не
спасет Василь Василича, ибо о Никитиной верной службе Вельяминову в
прежние годы было известно всем и каждому, а потому (даже и поверив ему,
Никите!) решат, что действовал он все-таки по прямому наказу Василь
Василича. Оставалось самое трудное - молчать и не признаваться ни в чем.
дружину к терему Алексея Петровича засвидетельствовать уважение покойному
и разделить горе семьи (последнее Никита, решившись на все, брал на себя).
раскосмаченная Алексеиха о гроб, и насупленную морду сына, и щупающие
глаза хвостовских молодцов - все прошло как-то мимо, в тумане каком-то. И
на прямой вопрос взявшего его за грудки в углу палаты хвостовского
ключника: почто и куда вызывал он, Никита, боярина из церкви у Богоявления
- ответил, нимало не смутясь:
И отвали от меня. Без того тошно! - примолвил Никита, сбрасывая со своей
груди руку холопа. И тот, обманутый спокойствием Никиты, отступил, померк,
веря и не веря, но не смея больше виноватить старшого, который был прежде
в такой чести у боярина. Все это прошло как в тумане, и только вечером,
укладываясь спать, Никита взаправдашне удивился тому, что все еще не
изобличен и не убит.
Сын убитого, Василий Хвост, метался по городу, бил себя в грудь, кричал,
что Вельяминовы, все четверо, предатели и убийцы.
никого у себя не принимал, сказываясь больным, сам же зорко наблюдал за
боярской господою, ловя, куда подует ветер. Однако убийством были
возмущены ежели не все, то многие: и Афинеевы, и Бяконтовы, и Зерновы, и
Семен Михалыч, и Иван Мороз; передавали, что умирающий Андрей Кобыла также
Зыков Виталий
Контровский Владимир
Трубников Александр
Контровский Владимир
Соломатина Татьяна
Ибсен Генрик