Чтение 69–й страницы книги ~Младший сын~

видали раза три. Напоследях огрешились с татарским разъездом. Напоролись в
тумане, те заметили первые. Федор только поспел услышать короткий свист.
Оперенная стрела тонко дрожала, впившись в горло передового. Ратник, с
недоуменным выражением лица, скрюченными слабеющими пальцами царапая дужку
стрелы, боком валился с коня. Не подумав еще ничего, не сумев понять даже,
Федор рванул повода. Конь прыжком прянул в сторону, и вся сторожа
бестолково ударила в бег. Проскакав с полверсты, остановились в леске.
Было стыдно друг друга, мужики отводили глаза, судорожно-громко
переговаривались:

- Да, на них бы что-то едако, камни швырять в них!

- Или смолой их поливать горячей, издаля чтоб!

- Вроде греческого огня! - буркнул боярин.

У всех были белые лица, смущенные, бегающие глаза.

- Да, либо свинцом!

- У немцев каки-то есть, огнем пуляют, пыхалки. Грому, бают, от их!

- И нам бы такие завести нать!

- Либо стрелять научиться, как они! - громко сказал Васюк Ноздря,
подъезжая к отряду, и сплюнул. - Кинули мужика, мать вашу!

Федор тут только увидел у Васюка на ременном аркане оседланного коня.

- Вы все поскакали, а я пождал в ложке, вижу - конь бежит. Ну, нос
высунул: не видать татарвы, коня к кусту, а сам... Саблю снял да колпак. А
не дышит уже! Сюда вот, наповал! Нать бы, как отемняет, съездить за им,
похоронить хоть...

- Ужотко стемняет! - отозвались излишне скоро мужики. Всем сейчас
смерть не хотелось ворочаться.

Озревшись, выехали из леска.

- Да, по-ихнему бы стрелять выучиться, ето любо!

- Ты, Никита, татарский лук видал? Его с непривычки и натянуть некак,
а не то что... А они с коня на скаку в птицу попадают.

- А еще нигде им отпору не дали! Что хотят, то и творят!

К вечеру туман просел, стало подмораживать. Остановились за пустой
деревней. Нашли сарай с сеном, туда и забились всею дружиной. Лошадей,
стреножив, загнали в ложок, выставили сторожу. Двоих послали обшарить
деревню, есть ли какой жив человек. Уставшие, в мокрой сряде мужики жались
друг к другу, как куры:

- Што мы, робята, ей-ей, словно убеглые отколь!

- Будешь тут убеглым!

Снаружи как-то примолкло и осветлело, мягко, чуть слышно шуршало.

- Снег, что ли, пошел?

- Крупа какая-то!

- Кто у коней? - спросил боярин.

- Щерба с Петюхой!

Вновь все замолкли, посапывая.

Боярин начал выбираться наружу. Созвал двоих, и те, ежась, полезли за
ним. Все прочие молча обрадовались, что не им сейчас в ночную стыдь.
Боярин вышел, в двери сарая пахнуло холодом и промаячил белый
прямоугольник прикрытой снегом земли.

Трое, взнуздав коней, ускакали в дозор.

- Не погинут наши-то мужики?

- Евсеич, бат, не дурак, выведет! - успокоили из угла. Опять надолго
замолкли.

- Порушили нам нехристи всюю землю.

- Свой привел!

- А тут и в дому, коли старшого не заслушают, и все пойдет врозь! Так
и в земле.

- Мне батька сказывал, бесермены когда сидели по городам, дак на
улицах хватали кого попадя...

- Чего батька твой! Я сам видел! - хрипло отмолвил пожилой ратник. -
Детей уводили, да и нищих, кто по дворам сбират, всех угоняли тоже.

- Разорят сами, а после не моги и хлеба просить!

- А много наших в Орды! Русского полону невестимо сколь!

- А все ж бесермены, те всех хуже! Татары у себя ничего, добры...

- Бесермены лютовали хуже татар, верно! - вновь подал голос пожилой.
- Жидовин у нас сидел, живодер сущий! Тогда еще, при Ляксандре...

- А татары их и наставили в те поры!

- Мы и сами хороши. Вот я скажу, в Ярославле дело было, -
зарассказывал пожилой ратник. - Зосима был, монах... Он в бесерменскую
веру перешел. Ну, ты, хоть и веру сменил, а своих-то пожалей! Ан нет, он
вопьетце - доколь всей крови не выпьет, не слезет. Кого и татарин не
ободрал, и бесермен пожалел, а он - никаких! С иконами вот! Чего надумал:
иконы колоть топором! Колет и смеется, собака: <Я теперь иного бога, мне
ничо не будет. А вы - вошь, вас теперя, соленых, и в торгу не берут>...
Да!

- Иконы топором! Монах был?

- Монах! И все он делал: и пил, °рничал, и бабы енти, понимашь...

- Ну, до баб кто не лаком!

- Мне сейчас, мужики, и бабу не нать. На полати бы только затенутьце
да щей добрых, горячих. Руки сперва о латку погреть, там сольцы поболе да
хлеба ломоть горячего...

- Не томи душу!

- Не тяни! Мы не железные!

- А ничо! Наелси бы своих щей, отогрелси и - кукареку? Без бабы,
брат, не жись!

- Нет, ты о Зосиме етом. Ну, и чем дальше, кончил-то как?

- Порешили его. Еще мужики горевали, что погорячились, враз порешили.
Говорят, помучить его нать было.

- Да, у нас народ и зол, да отходчив. Так вот жилы тянуть не станут.

- А что, татары порют людей кнутом?

- Очень даже свободно!

- Гляди, и наши скоро переймут! Чего бы доброго...

- Дак все ж ты мне скажи, татар скинуть, и бесермен не будет? Ясащик
тот утек?

- Не будет, коли бояре сами не заворуют. Это уж кака власть!

- Хозяин нужен земле!

- Митрий Саныч, он и стараетце, и вс°, а силов мало у его!

- Силов не хватат. Александр, батюшка, тот держал!

- Дак... Дальше-то так и будем, как ныне?

- Ежели бы татары приняли веру нашу да стали беречь землю, как
хозяева! А то, что осень, то набег. Тут ты дом срубил, тут опять на дым
спустили.

- Рязанщину всю разорили, почитай!

- Ну, ето ты загнул, чтобы власть татарская! Власть должна своя, от
Бога чтоб, от прадедов, по закону, по ряду...

- А и неважно, как взята власть, важно, как после себя ведут!

- Как так?

- А вот и так! Что Андрей, что Митрий! А коли взял, то и твое, и
беречи должон! Ты вон коня купил, тоже не твой был конь, а нонеча пылинки
с его сдувашь!

- Дак то купи-ил! Я серебро дал! То и берегу.

- А и на бою взял, тоже беречи будешь! Корысть уж свою соблюдешь
всяко.

- То конь, а то человек. Людям-то поболе нать...

- Будет брехать, мужики! Своровано кто станет беречи! Дуром пришло,
дуром и уйдет!

- Кабы чужой... Ты сам гришь, по вере... Коли вера своя. Зосима, тот,
вишь, веру сменил! У них, у татар, вера своя, дак промеж себя и дружны.

- Кажен народ сам собою. У немцев тоже во Христа веруют, а, гляди,
все инакое!

- Ну, у их какая вера!

- А что, митрополита нам из Грецкой земли шлют, и ничо!

- То митрополит, а то царь! Царя чужого посади, тот своих будет
беречь преже наших. Не успеешь оглянуться, всюду - у мыта, у торговли, у
приказного дела - насадят чужих, тебе уж и ходу никуда!

- То и воюем всякой год язык на язык, и спокою нету! А чтобы едино
все устроить!

- Как едино?

- Ну, все! Вместях! Все земли, все языки!

- И ничо не получится! Ну, сам посуди; они вон скот пасут, тут ты
пахать затеял. Ему скота уже не выгнать. Или там торговое дело. Тверь с
Новым Городом и то промеж себя не сговорят!

- Земли кругом много!

- Много, а мало! Вон деремся, стало, не хватат!

- Мы тут гуторим, братцы, а он тамо лежит, поди волки уж объели...

- Волк осенний не злой!

- Жаль мужика.

- Вестимо, жаль. А кажному свой черед. Все под Богом ходим!

Воротились очередные от коней. Мужики стучали зубами.

- Издрогли!

- Попляши!

- Пусти в середку, падло!

- О чем гуторили без нас?

- Да все про татар! Кто бает, добрые они, кто перебить грозится.