тебя по делу сюда привели. Отвечай лучше, какие зловредные слова произносил
ты на великогерцогскую светлость?
нант... на чужую мутовку не облизываюсь!
ся на полу, весь в крови, и одно думал о палачах своих: "Они ведь тоже русс-
кими себя называют. Но... гляди, как за Бирона вступаются! Во как молотят...
хорошо карьер делают. Быть им всем, подлецам, в чинах очень высоких!"
Никита четыре рубля с копейками поднакопил. Лихих людей на Руси много - как
бы не сперли те денежки. Подозреваю, что вы эти финансы уже прижулили. Так
вот и говорю...
пытку волокли. И майор сказал Овцыну:
та служебные - места скучные. Но избегать их не следует, ибо тогда не будет
ясной дальнейшая связь событий...
его перешагнул. Сел. Отдышался. Заявил себя к делу готовым. Напрягся в чаянии
деятельности.
лярии, где восседает главным Остерман...
отечества, но поначалу даже растерялся. Купцы тащили в Кабинет штуки парчи,
Остерман с аршином в руках мерил их, просматривал кружева на свет возле окна,
торговался о ценах, барышничал... Ладно. Царица ведь тоже баба, и одеться ей
хочется, Волынский с этим согласен. Но при чем здесь Кабинет?
рить и другие способны... только покажи - как!
кий с Остерманом. - Ай, ай, не хочешь.
шином тут стоял.
только не было: доносы, апробации, жалобы, какие-то ветхие расписки... Надо и
не надо - любую бумажку валили в Кабинет, как в помойку худую, и, конечно,
лопатой тут уже не разгребешь.
знаете, как расхлебать! А ведь за каждой такой бумажкой живая судьба кровото-
чит. Может, там человек уж какой год терзается, ответа от министров выжи-
дая... А вы разве способны ответ дать? Нет! Я и вас не вижу из-за бумаг
этих...
исполнению скорейшему. Волынский освобождал главный фарватер для плавания ко-
рабля государственного. Очень это не понравилось Остерману: ведь он был силен
в империи именно тем, что все дела, какие имелись, он себе забирал, и отнять
их у него - значит дыхания лишить. Артемий Петрович разбирал Кабинет имперс-
кий, как чистят захламленный дом, доставшийся в наследство от бабки скопидом-
ной...
шений самодержавных перевалить на Кабинет, дабы для начала отнять у Анны
Иоанновны силу царских резолюций. Но при этом желал добиться, чтобы самому
стать в Кабинете первым,- тогда и Россия пойдет иным путем (согласно его ре-
золюциям!). Артемий Петрович давно раскусил, что Анна Иоанновна дура, простых
вещей иногда постигнуть не может. Императрица не знала порой даже того, что
любой регистратор коллежский ведает. Однажды он приволок к ней именные указы,
в одну книжищу переплетенные, и сказала царица, эту книгу беря: "Сколь живу,
а такой длинной резолюции еще не видывала..." С дурой, конечно, иногда хорошо
дело иметь, ибо ее обманывать легче. Но с умной-то все-таки было бы лучше
страной управлять!
жет, тому и верит. Для нее резолюцию проставить - как мне оду сочинить. В од-
ном слове по три ошибки...
но тих и спокоен, нарочито вынуждал его к ссорам. Насмерть бились теперь в
Кабинете две крайности несовместимые. Волынский хотел ослабить произвол влас-
ти высшей - Остерман же, напротив, гнет властей исподтишка усиливал. Волынс-
кий на дела людские и смотреть хотел человечно - Остерман лишь формально взи-
рал. Один рвался из жесткого хомута бюрократии - другой еще сильнее его в хо-
муте том засупонивал.
знал и жестоко ее преследовал, отлично все ухищрения воровские ведая: вор от
вора далеко скраденное не спрячет! Нужду народа Волынский тоже понимал и не-
мало скостил с бедноты недоимок: указами свыше слагал он с людей "за их объ-
явленным убожеством" долги старые и штрафы тяжкие. Остерман же каждый раз пи-
сал при этом "особое мнение", возражая ему, и передавал в конверте лично им-
ператрице.
не ставлю и вам советую поостеречься...
ный, человека у нас сковороды горячие лизать заставляют. Какова же память в
народе о нашем времени останется?
пыток меж тем не терпели". В этом случае Артемий Петрович геройски поступал:
любое послабление в муках тогда ведь значило для простого народа очень и
очень много... Но, воюя с Остерманом, кабинет-министр был одинок, князь Чер-
касский дел боялся, а Бирон только подзуживал Волынского на борьбу, истощав-
шую силы души и тела. Остерман скоро научился доводить Волынского до белого
каления своими ухмылочками, голоском тишайшим, мирроточивым, вежливостью уни-
зительной... Так бы и вцепился в глотку ему, а негодяй спокойно наблюдает,
как ты кипишь в ярости, но при этом сладенько так... улыбается, сволочь!
шать, как захрустят позвонки Остермана...
врагов и сминая препоны разные. Раньше писали так: "приказано от гг. минист-
ров". Потом в указах по стране замелькали слова: "приказано от гг. министров
князя Черкасского и Волынского". Наконец, настал блаженный день, когда на
Россию излилось: "кабинет-министр Волынский изволил приказать".
гами, подвохами, кляузами. Журналы заседания Кабинета теперь были сплошь ис-
пещрены возражениями Остермана на резолюции Волынского. Против любой ерунды
он выдвигал "особое мнение"...
разницу между пламенным бойцом Волынским и полудохлым оборотнем Остерманом.
губы поджала и рукой махнула.
Скушны доклады твои. Тянешь ты их, тянешь... будто килу какую через забор!
Уйдешь - и мне всегда таинственно кажется: а чего ты сказать пришел? Отныне
же, - распорядилась Анна Иоанновна, - я желаю не тебя, а Волынского выслуши-
вать... Горяч он в делах и забавен в речах. Его доклады - недолги, экстракты
и в скуку меня никогда не вгоняют... Уж ты не серчай.
"Остерман оттого так с ходы сбит, что не только иноходи не осталось, ни сту-
пи, ни на переступь попасти не может". Да, он пошатнул своего неприятеля. Од-
ною собственной волей, уже плюя на Остермана, стал Артемий Петрович заводить
в Астрахани шелководческие фабрики. Старался поднять тяжелую промышленность
страны. Следил за голодом в губерниях. Он издал крепкий указ, чтобы 30 лучших
кадетов, "которые из русских знатны", срочно отправили за границу кавалерами
при посольствах, - пусть растут юные русские дипломаты! Вторым дельным указом
повелел Волынский еще 30 кадетов "из российского шляхетства, но не знатных",
со склонностью к рисованию и математике, передать на выучку к обер-архитекто-