имеется не-точность, Что угрызаться-то? Работа у него сволочная, платят не
весть как много, и если он взял сапфир, так это только компенса-ция за
недоплаченное жалованье. И перед Богом он чист. Раз уж создал его Господь не
по образу своему, а с хромой ногой, так хоть расплатись богатством-то!
-- долгу или более заботиться, как князя Оленева сухим из воды вынести? Если
последнее, то со службой покончено, а коли так, то что ему теперь за дело до
Сакромозо, Белова, Лестока и всей Тайной канцелярии?
испытывает понятные человеческие чувства, скажем, страх, это самое обычное,
или ненависть, или злобу, уместны также отчая-ние и скорбь. Белов сидел
неуязвимым балбесом, испытывая един-ственное---глубокое благорасположение к
следователю. А ведь не глуп, ох, не глуп...
делу, когда их сиятельство проявил к нему милость. Тут же вскользь было
замечено, что истинным благодетелем его в те годы был вице-канцлер Бестужев.
И пошел трещать языком...
пошел, чтобы похлопотать о друге своем мичмане Кор-саке, дабы вернуть его в
лоно семьи, поскольку тот в порту Регервик как каторжный, прости Господи,
трудится несколько месяцев. А ведь моряк, и превосходный! Далее шел
панегирик во славу русского флота.
проверить участие Лестока в этом деле. Но с чего бы это их сиятельству
вздумалось помогать?"
Гольденберге, как обнаружил труп да с кем. С ближай-шим вашим другом
Оленевым, говорите? И не много ли у вас под-следственных друзей?
меня не узнали?
уместное человеческое чувство, а именно -- злость. Белов вежливо склонил
голову, мол, понял.
результата.-- Саша был полон скорби, печаль его прямо пере-ливалась через
край.
Оленеве.
себя по коленке.
разоткровенничался и про записку, и про покои великой княгини, и про
подмену, а их сиятельство решил Сакромозо из этого дела вычленить. Случай-то
какой! Нет шпиона Сакромозо, приятеля лейб-медика, а есть завербованный
агент Оленев... И похитители его ни-какие не шпионы прусские, а Белов с
сотоварищами. Но если прочие вины Белова сомнительны,, требующие
доказательств и усилий ума, то нападение на мызу есть вина подлинная, здесь
и доказывать ничего не надо. Пара допросов, очная ставка с караулом, Корсака
в крепость доставить... Дементий Палыч чуть было не спросил в упор:
Рано об этом спрашивать. Этот вопрос главный, убийственный, на нем нужно все
дело строить.
в бумажку, спрятанный в шкатулку под ключ, а шкатулка та на дне сундука. Но
через расстояние, через все эти стенки Демен-тий Палыч ощущал сияние камня.
Лядащев говорил: продашь камень, сестру замуж, сам за границу, заживешь
человеком! Ну уж нет! Сестра и в девках проживет. Ни дробить, ни продавать
сапфир он не будет. Одна мысль, что он есть обладатель такого сокровища,
сделает его счастливым! И опять тоска навалилась на сердце. Как же не
продавать? Если он камень в деньги не обратит, то пропащий станет человек.
Потому что ведь служить надобно, иначе на что жить?
внимательно, изучающе смотрел на следователя, пытаясь понять его странное
поведение.
не знаю, не известен... Оленев ему паспорт оформлял, за границей они не
встречались. Ненавязчиво, как бы между прочим следователь осведомился, какие
слова устно или эпистолярно переда-вал Лесток их высочеству великой
княгине... их величеству великому князю?... Сколько раз встречался с их
величествами подследствен-ный?
никогда ничего не передавал... ни устно, ни письменно. Под-пишитесь вот
здесь... теперь вот здесь... Допрос окончен. Белов медленно поднялся со
стула.
тоном.-- Лядащев Василий Федорович также имеет очень высокое мнение ". вашем
стиле работы.
дверь.-- Завтра ты у меня иначе заговоришь.
Окошко было маленькое, как бойница, и расположено высо-ко, рукой не
дотянуться, но все-таки лучше, чем ничего.
то отвертеться от этого будет трудно. Лицо под маской можно спрятать, а
голос, фигуру?.. Начнут задавать путаные вопросы, отыщут Алешку с Адрианом,
и потянулась ниточка! Старшего из команды он, кажется, прикончил. Поганое
дело... Ладно, об этом пока лучше не думать. Полной неожиданностью были
вопросы о молодом дворе и Лестоке. Похоже, его хотят сделать посредником. Но
это несусветная чушь! Однако утром Саша чувствовал, что это обвинение и есть
самое опасное. Думай, Белов, думай!
отложен на неопределенное время. Виной тому было по-явление в стенах Тайной
канцелярии поручика Бурина, Он вошел в палаты без боязни и громко стал
выкликать чиновника Шурикова Дементия Палыча для приватного разговора. Когда
тот появился, поручик подмигнул ему многозначительно, сказав, что должен
сде-лать чрезвычайное сообщение.
офицера что-либо путное, и когда тот произнес "с повинной", а потом заявил,
что он и есть убийца купца Гольденберга, следова-тель ему просто не поверил.
Дементию Палычу очень хотелось уличить пришельца в том, что он никакой не
убийца, а самозванец, обманщик и плут. Дело решил последний вопрос:
деле?
беспристрастный.
бумагой, а через полчаса арестованный Бурин был препро-вожден в тюремную
камеру.
мучимый раскаянием. Раскаивался он не в убийстве Голь-денберга, а в том, что
испугался и не сообщил по инстанции сво-евременно о своем честном и
патриотическом поступке. Сей Гольденберг -- прусский шпион. Узнал об этом
Бурин на маскараде, когда купец пытался его завербовать. Состоялась честная
дуэль. Гольденберг выбил у него шпагу из рук, и он вынужден был прикон-чить
негодяя кинжалом. Помимо этого признания Бурин ничего бо-лее не может
сообщить в интересах следствия.
допросах Бурин не добавил ничего нового, держался безбоязненно и не без
достоинства, и когда ему объявили приго-вор, а именно понижение в чине и
перевод для прохождения службы на Камчатку, был немало обижен подобной
несправедливостью. Хлопотать за него было некому, поэтому обида поручика
была оставлена без внимания.
оцепили его дом в Аптекарском переулке и торжест-венно препроводили супругов
к арестантской черной карете. В крепо-сти их разлучили. Высочайшим указом
Конюшевский Владислав
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Круз Андрей
Акунин Борис