говорят, как Демидовы:
- Пускай они своими игрушками тешатся, у нас дело посурьезнее найдется.
Наши мастера меж собой пересмеиваются:
- То-то! Займитесь-ко чем посподручнее, а с нами не спорьте. Наше литье,
поди ко, по всему свету на отличку идет. Однем словом, каслинское.
В чем тут главная точка была, сказать не умею. Кто говорил - чугун здешний
особенный, только, на мой глаз, чугун - чугуном, а руки - руками. Про это
ни в каком деле забывать не след.
В Каслях, видишь, это фигурное литье с давних годов укоренилось. Еще при
бытности Зотовых, когда они тут над народом изгальничали, художники в
Каслях живали. Народ, значит, и приобык.
Тоже ведь фигурка, сколь хорошо ее ни слепит художник, сама в чугун не
заскочит. Умелыми да ловкими руками ее переводить доводится.
Формовщик хоть и по готовому ведет, а его рука много значит. Чуть оплошал -
уродец родится.
Дальше чеканка пойдет. Тоже не всякому глазу да руке впору. При отливке,
известно, всегда какой ни на есть изъян случится. Ну, наплывчик выбежит,
шадринки высыплет, вмятины тоже бывают, а чаще всего путцы под рукой
путаются. Это пленочки так по-нашему зовутся. Чеканщику и приходится все
эти изъяны подправить: наплывчики загладить, шадринки сбить, путцы срубить.
Со стороны глядя, и то видишь - вовсе тонкое это дело, не всякой руке
доступно.
Бронзировка да покраска проще кажутся, а изведай - узнаешь, что и тут
всяких хитростей-тонкостей многонько.
А ведь все это к одному шло. Оно и выходит, что около каслинского фигурного
литья, кроме художников, немало народу ходило. И набирался этот народ из
того десятка, какой не от всякой сотни поставишь. Многие, конечно, по тем
временам вовсе неграмотные были, а дарованье к этому делу имели.
Фигурки, по коим литье велось, не все заводские художники готовили. Больше
того их со стороны привозили. Которое, как говорится, из столицы, которое -
из-за границы, а то и просто с толчка. Ну, мало ли,- приглянется заводским
барам какая вещичка, они и посылают ее в Касли с наказом:
- Отлейте по этому образцу, к такому-то сроку. Заводские мастера отольют, а
сами про всякую отливку посудачат.
- Это, не иначе, француз придумал. У них, знаешь, всегда так: либо
веселенький узорчик пустят, либо выдумку почудней. Вроде вон парня с
крылышками на пятках. Кузьмич из красильной еще его торгованом Меркушкой
зовет.
- Немецкую работу, друг, тоже без ошибки узнать можно. Как лошадка поглаже
да посытее, либо бык пудов этак на сорок, а то барыня погрузнее, в полном
снаряде да еще с собакой, так и знай - без немецкой руки тут не обошлось.
Потому - немец первым делом о сытости думает.
Ну вот. В числе прочих литейщиков был в те годы Торокин Василий Федорыч. В
пожилых считался. Дядей Васей в литейном его звали.
Этот дядя Вася с малых лет на формовке работал и, видно, талан к этому делу
имел. Даром что неграмотный, а лучше всех доводил. Самые тонкие работы ему
доверяли.
За свою-то жизнь дядя Вася не одну тысячу отливок сделал, а сам дивится:
- Придумывают тоже! Все какие-то Еркулесы да Лукавоны! А нет того, чтобы
понятное показать.
С этой думкой стал захаживать по вечерам в мастерскую, где главный
заводской художник учил молодых ребят рисунку и лепке тоже.
Формовочное дело, известно, с лепкой-то по соседству живет: тоже
приметливого глаза да ловких пальцев требует.
Поглядел дядя Вася на занятия да и думает про себя:
"А ну-ко, попробую сам".
Только человек возрастной, свои ребята уж большенькие стают - ему и стыдно
в таких годах ученьем заниматься. Так он что придумал? Вкрадче от своих-то
семейных этим делом занялся. Как уснут все, он и садится за работу. Одна
жена знала. От нее, понятно, не ухоронишься. Углядела, что мужик
засиживаться стал, спрашивает:
- Ты что, отец, полуночничаешь? Он сперва отговаривался:
- Работа, дескать, больно тонкая пришлась, а пальцы одубели, вот и разминаю
их.
Жена все-таки доспрашивает, да его и самого тянет сказать про свою затею.
Не зря, поди-ко, сказано: сперва подумай с подушкой, потом с женой. Ну, он
и рассказал:
- Так и так... Придумал свой образец для отливки сготовить.
Жена посомневалась:
- Барское, поди-ко, это дело. Они к тому ученые, а ты что?
- Вот то-то,- отвечает,- и горе, что бары придумывают непонятное, а мне
охота простое показать. Самое, значит, житейское. Скажем, бабку Анисью
вылепить, как она прядет. Видела?
- Как,-отвечает,-не видела, коли чуть не каждый день к ним забегаю.
А по соседству с ними Бескресновы жили. У них в семье бабушка была, вовсе
преклонных лет. Внучата у ней выросли, работы по дому сама хозяйка
справляла, и у этой бабки досуг был. Только она - рабочая косточка - разве
может без дела? Она и сидела день-деньской за пряжей, и все, понимаешь, на
одном месте, у кадушки с водой. Дядя Вася эту бабку и заприметил. Нет-нет,
и зайдет к соседям будто за делом, а сам на бабку смотрит. Жене, видно
поглянулась мужнина затея.
- Что ж,- говорит,- старушка стоющая. Век прожила, худого о ней никто не
скажет. Работящая, характером уветливая, на разговор нескупая. Только
примут ли на заводе?
- Это,- отвечает,- полбеды, потому - глина некупленная и руки свои.
Вот и стал дядя Вася лепить бабку Анисью со всем, сказать по-нонешнему,
рабочим местом. Тут тебе и кадушка, и ковшичек сбоку привешен, и бабка
сидит, сухонькими пальцами нитку подкручивает, а сама маленько на улыбе
-вот-вот ласковое слово скажет.
Лепил, конечно, по памяти. Старуха об этом и не знала, а Васина жена сильно
любопытствовала. Каждую ночь подойдет и свою заметочку скажет:
- Потуже ровно надо ее подвязать. Не любит бабка распустехой ходить, да и
не по-старушечьи этак-то платок носить.
- Ковшик у них будет поменьше. Нарочно давеча поглядела.
Ну, и прочее такое. Дядя Вася о котором поспорит, которое на приметку берет.
Ну, вылепил фигурку. Тут на него раздумье нашло - показывать ли? Еще на
смех подымут!
Все-таки решился, пошел сразу к управляющему. На счастье дяди Васи,
управляющий тогда из добрых пришелся, неплохую память о себе в заводе
оставил. Поглядел он торокинскую работу, понял, видно, да и говорит:
- Подожди маленько - придется мне посоветоваться. Ну, прошло сколько-то
времени, пришел дядя Вася домой, подает жене деньги.
- Гляди-ко, мать, деньги за модельку выдали! Да еще бумажку написали, чтоб
вперед выдумывал, только никому, кроме своего завода, не продавал.
Так и пошла торокинская бабка по свету гулять. Сам же дядя Вася ее формовал
и отливал. И, понимаешь, оказалась ходким товаром. Против других-то