Оттоманской империей, то бишь с Византией мусульманской. Мы опять-таки имеем
дело с автократией, несколько более деспотического, сильно военизированного
характера. Абсолютный глава государства - падишах, он же султан. При нем,
однако, существует Великий муфтий - должность, совмещающая - отождествляющая
- власть духовную с административной. Управляется же все государство
посредством чрезвычайно сложной иерархической системы, в которой преобладает
религиозный (для удобства скажем - идеологически выдержанный) элемент,
империей измеряемо только в единицах времени. Что это тогда? Дух места? Его
злой гений? Дух порчи? И откуда, между прочим, "порча" эта в нашем
лексиконе? Не от "Порты" ли? Неважно. Достаточно, что и Христианство, и
бардак с дураком пришли к нам именно из этого места. Где люди обращались в
Христианство в V веке с такой же легкостью, с какой они переходили в Ислам в
XIV (и это при том, что после захвата Константинополя турки христиан никак
не преследовали). Причины и того и другого обращений были те же самые:
практические. Впрочем, это уже никак не связано с местом; это связано с
видом.
и Сулейманы, вырезавшие друг друга, своих предшественников, соперников,
братьев, родителей и потомство - в случае Мурада II или III - какая разница!
- девятнадцать братьев кряду - с регулярностью человека, бреющегося перед
зеркалом. О эти бесконечные, непрерывные войны: против неверных, против
своих же мусульман-но-шиитов, за расширение империи, в отместку за
нанесенные обиды, просто так и из самозащиты. И о этот институт янычар,
элита армии, преданная сначала султану, но постепенно вырабатывавшаяся в
отдельную, только со своими интересами считающуюся касту, - как все это
знакомо! О все эти чалмы и бороды - эта униформа головы, одержимой только
одной мыслью: рэзать - и потому - а не только из-за запрета, накладываемого
исламом на изображение чего бы то ни было живого, - совершенно неотличимые
друг от друга! Потому, возможно, и "рэзать", что все так друг на друга
похожи и нет ощущения потери. Потому и "рэзать", что никто не бреется.
""Рэжу", следовательно существую".
чем принцип линейности, чем перемещение по плоскости, хоть в ту, хоть в эту
сторону. И не оправданием, и не пророчеством ли одновременно звучат слова
одного из них, опять-таки Селима, сказанные им при завоевании Египта, что
он, как властитель Константинополя, наследует Восточную Римскую Империю и,
следовательно, имеет право на земли, когда-либо ей принадлежавшие? Не та же
ли нота зазвучит четыреста лет спустя в устах Устрялова и третьеримских
славянофилов, чей алый, цвета янычарского плаща, флаг благополучно вобрал в
себя звезду и полумесяц Ислама? И молот - не модифицированный ли он крест?
бесконечные трактаты со схоластическими интерпретациями искусства стрельбы
из лука - не они ли ответственны за выработавшееся в этой части света
отождествление армии и государства,
политики-как-продолжения-войны-только-другими-средствами, за вдохновенные,
но баллистически реальные фантазии Циолковского?
Стамбула, - не есть ли это просто бездомная материя насильственно прерванных
бессчетных жизней, понятия не имеющая - чисто по-человечески, - куда ей
приткнуться? Так и возникает грязь. Что, впрочем, тоже не спасает от сильной
перенаселенности.
подмывает ответить на эти вопросы утвердительно. Но, может быть, не следует
торопиться; может быть, надо повременить и дать им возможность стать
"проклятыми" - даже если на это уйдет несколько веков. О эти "века") -
любимая единица истории, избавляющая индивидуума от необходимости личной
оценки происшедшего и награждающая его почетным статусом жертвы истории.
перемещаются с Юга на Север. Как бы стремясь заполонить вакуум, оставленный
оледенением. Тропический лес постепенно одолевает хвойный и смешанный - если
не с помощью листа, то с помощью архитектуры. Иногда возникает ощущение, что
барокко, рококо, даже шинкель - просто бессознательная тоска вида о его
вечнозеленом прошлом. Папоротник пагод - тоже.
Востока на Запад. Кочевничество имеет смысл только в определенной
климатической зоне. Эскимосы - в пределах полярного круга; татары и монголы
- в пределах черноземной полосы. Купола юрт и иглу, конусы палаток и чумов.
перлы мусульманской архитектуры. Как не сказал Ленин, ничего не знаю лучше
Шах-И-Зинды, на полу которой я провел несколько ночей, не имея другого места
для ночлега. Мне было девятнадцать лет, но я вспоминаю с нежностью об этих
мечетях отнюдь не поэтому. Они - шедевры масштаба и колорита, они -
свидетельства лиричности Ислама. Их глазурь, их изумруд и кобальт
запечатлеваются на вашей сетчатке в немалой степени благодаря контрасту с
желто-бурым колоритом окружающего их ландшафта. Контраст этот, эта память о
цветовой (по крайней мере) альтернативе реальному миру, и был, возможно,
поводом к их появлению. В них действительно ощущается идеосинкретичность,
самоувлеченность, желание за(со)вершить самих себя. Как лампы в темноте.
Лучше: как кораллы - в пустыне.
противоречия, чем торжествующая Церковь, - и нет большей безвкусицы. От
этого страдает и Св. Петр в Риме. Но мечети Стамбула! Эти гигантские,
насевшие на землю, не в силах от нее оторваться застывшие каменные жабы!
Только минареты, более всего напоминающие - пророчески, боюсь, - установки
класса земля-воздух, и указывают направление, в котором собиралась двинуться
душа. Их плоские, подобные крышкам кастрюль или чугунных латок, купола,
понятия не имеющие, что им делать с небом: скорей предохраняющие содержимое,
нежели поощряющие воздеть очи горе. Этот комплекс шатра! придавленности к
земле! намаза.
впечатление; рука тянется к фотоаппарату, как у шпиона при виде военного
объекта. В них и в самом деле есть нечто угрожающе-потустороннее,
инопланетное, абсолютно герметическое, панциреобразное. И все это того же
грязно-бурого оттенка, как и большинство построек в Стамбуле. И все это на
фоне бирюзы Босфора.
создателей в эстетической тупости, то это потому, что тон этим донным, жабо-
и крабообразным сооружениям задан был Айя-Софией - сооружением в высшей
степени христианским. Константин, утверждают, заложил ее основание;
возведена же она при Юстиниане. Снаружи отличить ее от мечетей невозможно,
ибо судьба сыграла над Айя-Софией злую (злую ли?) шутку. При не помню уж
каком султане, да это и не важно - была Айя-София превращена в мечеть.
возвели мусульмане четыре минарета. И стало Айя-Софию не отличить от мечети.
То есть архитектурный стандарт Византии был доведен до своего логического
конца. Это именно с ее приземистой грандиозностью соперничали строители
мечетей Баязета и Сулеймана, не говоря уже о меньших братьях. Но и за это
упрекать их нельзя - не только потому, что к моменту их прихода в
Константинополь Айя-София царила над городом, но, прежде всего, потому, что
и сама-то она была сооружением не римским, но именно восточным, точней -
сасанидским. Как и нельзя упрекать того, неважно-как-его-зовут, султана за
превращение христианского храма в мечеть: в этой трансформации сказалось то,
что можно, не подумав, принять за глубокое равнодушие Востока к проблемам
метафизического порядка. На самом же деле за этим стояло и стоит, как сама
Айя-София с ее минаретами и христианско-мусульманским декором внутри,
историей и арабской вязью внушенное ощущение, что все в этой жизни
переплетается, что все, в сущности, есть узор ковра. Попираемого стопой.
справиться. В ее истоке лежит восточный принцип орнамента, основным
элементом которого служит стих Корана, цитата из Пророка: вышитая,
выгравированная, вырезанная в камне или дереве - и с самим процессом
вышивания, гравировки, вырезания и т. п. графически - если принять во
внимание арабскую письменность - совпадающая. То есть речь идет о
декоративном аспекте письменности, о декоративном использовании фразы,
слова, буквы; о чисто визуальном к ним отношении. Оставляя в стороне
неприемлемость подобного взгляда на слово (как, впрочем, и на букву),
заметим здесь лишь неизбежно буквальное, пространственное - ибо только
средствами пространства и выражаемое - восприятие того или иного священного
речения. Отметим зависимость этого орнамента от длины строки и от
дидактического аспекта речения, зачастую уже достаточно орнаментального
самого по себе. Напомним себе: единица восточного орнамента - фраза, слово,
буква.
счет: зарубка - и у нас в этот момент - абстракции, - отмечающая движение
дней. Орнамент этот, иными словами, временной. Отсюда его ритмичность, его
тенденция к симметричности, его принципиально абстрактный характер,
подчиняющий графическое выражение ритмическому ощущению. Его сугубую