Чтение 69–й страницы книги ~На повестке дня

- Нет, не еда. По пути я заехал в придорожную закусочную.

- И никто тебя не узнал?

- По телевизору шли мультфильмы.

- Так что тебе нужно?

- Дождись, пока выйдут последние выпуски утренних газет, и пошли Джима,
садовника, в Вашингтон, пусть купит столько разных газет, сколько сможет
унести. Особенно центральные. Они бросили на эту историю своих лучших людей,
которые могут выйти на других...

- Я составлю для него список. Потом Каши привезет их тебе.

Жена Сабри приехала в мотель в Вудбридже, штат Вирджиния, только в
середине следующего дня. Эван открыл дверь домика номер 23 и проникся к ней
особой благодарностью, когда увидел, что она сидит за рулем грузового пикапа
садовника. Сам он не подумал об отвлекающем маневре, зато его друзья из
Дубаи сообразили не ехать в его "мерседесе" сквозь толпу, окружившую дом.
Пока Кендрик придерживал дверь. Каши сновала из машины к дому, потому что
вместе с кипой газет со всей страны привезла еду. Сандвичи в пластиковой
упаковке, две кварты молока в ведерке со льдом, четыре порции готовых блюд
европейской и арабской кухни, бутылка канадского виски...

- Каши, я же не собираюсь жить здесь неделю, - запротестовал Кендрик.

- Еда лишь на сегодняшние день и вечер, дорогой Эван. У тебя сильное
потрясение, ты должен есть. В коробке на столе - столовое серебро и
металлические стойки, под которыми разожжешь сухой спирт, чтобы подогреть
еду. Там еще подставки под горячее и скатерть, но, если тебе срочно придется
уехать, пожалуйста, позвони, чтобы я смогла забрать столовые приборы и
скатерть.

- Что квартирмейстер отправит нас на гауптвахту?

- Квартирмейстер - это я, дорогой Эван.

- Спасибо, Каши.

- Ты выглядишь усталым, дорогой Эван. Не отдохнул?

- Нет, я смотрел этот чертов телевизор, и чем больше смотрел, тем
сильнее злился. Трудно отдохнуть, если ты в ярости.

- Как говорит мой муж, и я с ним согласна, ты очень впечатляюще
смотришься по телевизору. А еще он говорит, что мы должны тебя покинуть.

- Да почему же? Он уже намекал на это, но я так и не знаю почему.

- Конечно, знаешь. Мы - арабы, и ты живешь в городе, где нам не
доверяют. Ты сейчас находишься на политической арене, где нас не выносят. Мы
не хотим причинять тебе вред.

- Каши, да не моя это арена! Я выходу из игры, надоело мне все! Ты
говоришь, что в этом городе вам не доверяют? А почему вы должны быть
какими-то особенными? В этом городе никому не доверяют! Это город лжецов,
зазывал и жуликов, мужчин и женщин, которые карабкаются по спинам других с
железными "кошками" на ногах, чтобы подобраться поближе к меду. Они
прилипают к чертовски хорошей системе, высасывая кровь из любой жилы, какую
только могут обнаружить, и трубят о святом патриотизме своих дел. А страна
посиживает и аплодирует им, не зная, чем за все приходится платить! Это не
для меня, Каши! С меня довольно!

- Ты расстроен...

- Расскажи мне об этом! - Кендрик бросился к кровати, на которой лежала
кипа газет.

- Эван, дорогой, - перебила его арабка с неслыханной до того
твердостью, заставив его повернуться к ней с газетами в руках. - Эти статьи
оскорбят тебя, - продолжила она, пристально глядя на него темными глазами, -
и, по правде сказать, там есть моменты, оскорбляющие нас с Сабри.

- Понятно. - Кендрик спокойно посмотрел на нее. - Все арабы террористы.
Уверен, это напечатано самым жирным шрифтом.

- Именно.

- Но к вам это не относится.

- Нет. Я сказала, что ты будешь оскорблен, однако это слово
недостаточно сильное. Ты будешь в ярости. И все-таки, прежде чем решишь
совершить что-либо бесповоротное, выслушай, пожалуйста, меня.

- Да что же это, Каши, ради всего святого?

- Благодаря тебе мы с Сабри посетили ряд заседаний твоего сената и
твоей палаты представителей. Даже были удостоены чести присутствовать в
твоем Верховном суде и слушать судебные споры.

- Все эти заведения не исключительно мои. Ну так что же?

- То, что мы видели и слышали, замечательно. Вопросы государственной
важности, даже законы, открыто обсуждаются не просто депутатами, но и
учеными мужами... Ты видишь плохие стороны, пагубные стороны, несомненно, в
том, что ты говоришь, есть правда, но разве нет там и другой правды? Мы
наблюдали много мужчин и женщин, которые страстно и смело отстаивают то, во
что они верят, не боясь, что их будут избегать или заставят замолчать.

- Избегать их могут, но замолчать не заставят. Никогда.

- И все же они ведь действительно рискуют ради своего, дела, часто
очень сильно рискуют?

- Ну да, черт побери. Они раскрываются.

- За свои убеждения?

- Да... - Кендрик подождал, пока слово растворится в воздухе. Цель Каши
Хассан была ясна; это было и предупреждение ему в минуту всепоглощающей
ярости.

- И потом, в "чертовски хорошей системе", как ты ее назвал, есть ведь и
хорошие люди. Пожалуйста, помни об этом, Эван. Не унижай их.

- Чего-чего не делать?

- Я плохо выразилась. Прости. Мне надо идти. - Каши быстро вышла из
комнаты, затем обернулась, стоя в дверях. - Умоляю тебя, дорогой Эван, если
от злости ты решишься на что-то радикальное, во имя Аллаха, позвони сначала
моему мужу или, если хочешь, Эммануилу... Без предубеждения, однако. Я люблю
нашего еврейского брата так же, как и тебя. Правда, у мужа отношение в
чем-то более сложное...

- Можешь на это рассчитывать.

Каши вышла, и Кендрик буквально набросился на газеты, вывалив их на
кровать.

Если бы примитивным криком можно было уменьшить боль, то от звука его
голоса вдребезги разбились бы окна в домишке. Одни лишь заголовки могли
свести с ума:

"Нью-Йорк таймс", 12 октября, вторник:

"ОБЪЯВЛЕНО, ЧТО КОНГРЕССМЕН ОТ ШТАТА КОЛОРАДО ЭВАН КЕНДРИК
СПОСОБСТВОВАЛ РАЗРЕШЕНИЮ ОМАНСКОГО КРИЗИСА.

Как говорится в секретном меморандуме, он перехитрил арабских
террористов".

"Вашингтон пост", 12 октября, вторник:

"КЕНДРИК ОТ ШТАТА КОЛОРАДО ? СЕКРЕТНОЕ ОРУЖИЕ США В ОМАНЕ.

Выследил и поймал арабских террористов и их связников".

"Лос-Анджелес таймс", 12 октября, вторник:

"СОГЛАСНО РАССЕКРЕЧЕННЫМ МАТЕРИАЛАМ, КЕНДРИК, КОНГРЕССМЕН ОТ ШТАТА
КОЛОРАДО, ? КЛЮЧ К РЕШЕНИЮ ОМАНСКОЙ ПРОБЛЕМЫ.

Арабы поддерживают палестинских террористов. Подробности пока
засекречены".

"Чикаго трибюн", 12 октября, вторник:

"КАПИТАЛИСТ КЕНДРИК СБИВАЕТ ОКОВЫ С ЗАЛОЖНИКОВ, УДЕРЖИВАЕМЫХ
КОММУНИСТИЧЕСКИМИ ТЕРРОРИСТАМИ.

Убийца арабов пребывает в смятении перед разоблачением".

"Нью-Йорк пост", 12 октября, вторник:

"ЭВАН, НАСТОЯЩИЙ МУЖЧИНА ИЗ ОМАНА, ПОКАЗАЛ АРАБАМ!

Акция в Иерусалиме: сделать его почетным гражданином Израиля! Нью-Йорк
требует парада!"

"Ю-Эс-Эй тудей", 13 октября, среда:

"КЕНДРИК СДЕЛАЛ ЭТО!

Арабские террористы охотятся за его головой! Мы хотим статую!"

Эван стоял над кроватью. Его глаза скользили по заголовкам, набранным
жирным шрифтом. Изо всех мыслей Кендрика более всего мучил простой вопрос:
ну почему? А поскольку ответ не приходил, мало-помалу в мозгу всплыл и
другой: кто?

Глава 21

Если бы он мог ответить на один из этих вопросов, ничего такого не было
бы в газетах. Газетчики прибегали к помощи "авторитетных",
"высокопоставленных" и даже "конфиденциальных" источников. Большинство этих
источников отбивалось от вопросов формулировками "без комментариев", "в
настоящее время нам нечего сказать", "события, о которых идет речь,
анализируются". И все это было косвенным подтверждением.

Весь фурор начался из-за сверхсекретного меморандума на бланке
Госдепартамента. Анонимный документ всплыл из небытия архивов; утечка,
вероятно, произошла через какого-либо служащего, решившего, что из-за
непомерных строгостей национальной безопасности, главным образом из
параноидального страха перед ответными мерами террористов, была допущена
большая несправедливость. Копии меморандума оказались разосланы во все
газеты, телеграфные агентства и на все телестанции и появились там между
пятью и шестью утра по восточному поясному времени. Каждая копия
сопровождалась тремя фотографиями конгрессмена в Маскате. Возможность
опровержения исключалась.

Это спланировано, подумал Эван. И время тоже выбрано с таким расчетом,
чтобы поразить только что проснувшийся в стране народ.

Но почему?

Примечательным было сокрытие сведений - как в плане того, что опустили,
так и того, что, наоборот, выпятили. Факты приводились удивительно точные,
вплоть до таких подробностей, как его тайный прилет в Оман, исчезновение из
аэропорта вместе с сотрудниками разведки, снабдившими Эвана арабской одеждой
и даже гелем для придания темного цвета коже, что делало его совместимым с
"районом боевых действий". Господи! Район боевых действий!

Делались поверхностные, часто гипотетические намеки на контакты