Чтение 69–й страницы книги ~Охота на изюбра~

- Вон, жидок!

Репей поднялся с пола. Взгляд его не выражал ничего хорошего. Брелер,
не оглядываясь, шагнул назад. Теперь у него за спиной была шершавая
кирпичная стена, от которой тянуло едким холодом, а перед ним уже
крутилась толпа из полутора десятков раззявленных рож. Первым стоял Репей
и по бокам его еще два каких-то лба.

Брелер не стал дожидаться, пока на него нападут. Он ударил первым.
Репей схлопотал пяткой в межреберье, и в его грудной клетке что-то тяжело
хрустнуло. Его сосед получил короткий и болезненный тычок в живот. Юрка
развернулся, ставя по пути блок, и добавил в то же место локтем. Третий,
легкий и ловкий урка по кличке Червонец, выхватил было заточку, но Юрка
сшиб его на пол подсечкой, заточка бесполезно плеснула по рукаву, и тут же
Юрка наклонился, чтобы выхватить оружие из рук извивающегося на полу
Червонца. Это оказалось ошибкой. Червонец перекатился, полоснув Юрку по
ноге, и в ту же секунду сзади на спину прыгнули и вцепились мертвой
хваткой.

Через минуту Брелер лежал на полу, придавленный урками, но, как ни
странно, живой. Затем вокруг наступила странная тишина, кто-то вздернул
его за шиворот и поставил на колени, и, разлепив залитые кровью глаза,
Брелер увидел перед собой широко расставленные ноги Барсука.

- Ты что же, мент, в хате беспредельничаешь? Или это твой дом?

Брелер поднял голову.

- Я е...л твою хату и твои понятия, - сказал Юрка.

Барсук неторопливо стал расстегивать свисающие мешком брюки.

- Держите его, - сказал смотрящий.

Два десятка рук вцепились в бывшего мента так, что тот не мог
пошевельнуться.

В следующую секунду Юрка плюнул в глаза Барсуку.

Свое последнее оружие Брелер приберег на крайний случай. Как-то давно
еще друзья показали ему фокус уголовников, которые умеют держать за щекой
половинку безопасной бритвы. Лезвий у Брелера не было, но Калягин
передавал ему в камеру хорошие сигареты - любимые юркины "Мальборо". Если
поджечь фильтр от таких американских сигарет, и сделать все правильно, то
пористая масса превратится в блестящую пластинку с острыми краями,
которыми легко вскрыть себе вены. Или - использовать вместо бритвы.

Барсук коротко вскрикнул и схватился за глаз, из которого торчала белая
матовая полоска. Перепуганные урки чуть ослабили хватку. Брелер скинул с
себя сокамерников, вцепившихся в него, как пиявки, перекатился через спину
и, вскочив, нанес первой же кинувшейся на него роже удар кулаком. Зубы
полетели в одну сторону, рожа кувыркнулась в другую.

Ему удалось продержаться минут пять, но соперников было слишком много,
и после того, как кто-то изловчился и воткнул Юрке заточку чуть повыше
печени, все было очень скоро кончено. Брелер ослабел и повалился на пол.
Его били долго и старательно, не намереваясь оставлять в живых, и наверное
бы убили тут же, если бы вертухай не привел в тридцать восьмую камеру
новенького.

Однако сделать уже было ничего нельзя. Тюремная больничка, благодаря
хлопотам местного фонда реабилитации заключенных, содержавшегося на счет
средств областного общака, была снаряжена если и хуже швейцарской клиники,
то уж точно лучше областного госпиталя, но травмы были слишком
значительны.

Брелер умер в реанимационном отделении, через два часа после
четырехчасовой операции. Все это время глава промышленной полиции города
Ахтарска Вовка Калягин сидел возле бывшего друга, не шевелясь и время от
времени покусывая, по детской привычке, ногти.

Брелер так и не пришел в сознание, и последними его словами, которые
слышал Вовка Калягин, были слова в приемном покое: "Ты меня сдал".

ГЛАВА ВТОРАЯ, О ТОМ, КАК КРЫСЫ БЕЖАЛИ С ТОНУЩЕГО КОРАБЛЯ

Отсрочка заседания арбитражного суда стала первым звоночком, показавшим
публике, что союз между Ахтарским металлургическим комбинатом и
губернатором области Александром Дубновым не так прочен, и, во всяком
случае, нуждается в серьезных материальных поощрениях со стороны
комбината.

Намеченное на 7 января заседание областного арбитражного суда было
сначала отложено на неделю, а потом еще на две, по просьбе адвокатов
противоположной стороны.

В областной газете, финансируемой из бюджета, появилась длинная и злая
статья о миллионах рублей налогов, украденных Ахтарским меткомбинатом у
вдов, сирот и пенсионеров области. Было там и о скандале с пропажей акций,
и все описывалось довольно подробно, но примерно в таком ключе:
ген-директор Извольский украл восемнадцать миллионов у банка, поручившись
за них акциями, а потом, чтобы не платить эти деньги, куда-то акции
спрятал.

И хотя тотчас же в газете появилась другая статья, где проклинали
Москву, федеральное правительство и банк "Ивеко", все высшее общество в
губернии насторожилось. Ибо было известно, что хотя "Сунженское знамя" и
печатает за деньги все, начиная от рекламы подгузников и кончая гнуснейшей
заказухой, но все же оно не печатает ничего без одобрения губернатора.

Зашевелилась одна шавка, другая. Прокуратура подкатилась к комбинату с
просьбой отремонтировать здание. Председатель Пенсионного фонда
пожаловался, что его дочке в Америке негде по-человечески жить. Местная
энергосистема отказалась принимать собственные векселя непосредственно от
вексельного центра "Металлург", раньше платившего за АМК, и потребовала,
чтобы векселя принимались уже упоминавшимся в повествовании "Фениксом".

Черяга договорился о встрече с губернатором, но когда он приехал в
администрацию, оказалось, что губернатор полчаса как срочно улетел в
Москву. Спустя день Черяга тоже улетел в Москву, и тоже договорился о
встрече с Дубновым, но за двадцать минут до начала встречу отменили, так
как губернатор спешно вылетел обратно в область. "Стрелку ему забить, что
ли?" - мрачно поинтересовался Витя Камаз, когда Черяга рассказал ему о
губернаторе-путешественнике. Надобно сказать, что вот уже полмесяца как
Витя Камаз был не Витей Камазом, долголаптевским бригадиром, а Виктором
Семенычем Свенягиным, первым заместителем начальника промышленной полиции
города Ахтарска.

Больше Черяга Дубнову не звонил. Настаивать после такого на встречах -
значило самому потерять лицо.

Как-то вечером, когда Денис сидел в полуопустевшем заводоуправлении,
уже отпустив секретаршу, в дверь кабинета тихо поскреблись. Пришедший
оказался Гера Черезов - друг детства Извольского, ныне торговавший
иномарками. У него было два салона - в Ахтарске и в Сунже, и деньги на
обзаведение выделил Извольский.

По унылому виду Герки Денис мгновенно понял, что у него проблемы, и что
проблемы эти не могут быть не связаны со стремительной потерей комбинатом
влияния. Так оно и оказалось: три дня назад таможня арестовала у Геры
партию японских "мазд" на двести тысяч долларов. Машины были конфискованы
и тут же проданы за копейку дочерней фирмочке при таможне, а та уж продала
их за половинную цену конкуренту Геры, некоему Ващенко.

Ващенко поставил цену на "мазду" в девять тысяч вместо законных
двенадцати и успел уже продать несколько машин.

- Где ж ты раньше чухался? - с досадой спросил Черяга.

Гера пожал плечами.

- Они все это в один день провернули, - начал объяснять он.

- Все, Гера, я понял. Иди.

Когда печальный Черезов ретировался из кабинета, и.о.гендиректора
поднял трубку:

- Витя, ты еще в здании? Зайди.

Витя Камаз явился через две минуты. Денис вкратце обрисовал ему
ситуацию.

- Это твоя тема. Работай.

Витя Камаз вышел из директорского кабинета задумчивый. Задача, которую
поставил перед ним Черяга, на самом деле была довольно сложна. С одной
стороны, пример Черезова должен был доказать всем шакалам, сбежавшимся к
логову умирающего льва, что они несколько недооценили ситуацию. С другой
стороны, не следовало ни в коем случае давать повода областному УВД
раскричаться по поводу беззаконий, чинимых ахтарской службой безопасности.
Оба этих условия в корне противоречили друг другу и исключали простые и
очевидные ходы типа тыканья "козой" в лицо таможенникам, выдавливания из
господина Ващенко денег с помощью вставленного в задний проход паяльника и
тому подобных хорошо знакомых Камазу методов.

Поразмыслив, Витя Камаз нашел изящный выход из положения.

Через неделю у господина Ващенко обчистили автомобильный салон. Темной
январской ночью товарищи в черных шерстяных шапочках нейтрализовали
сторожа и отключили сигнализацию, после чего к задним воротам салона
подъехала самая обычная автовозка. На нее загрузили восемь тачек, и машина
бесследно растаяла в темноте.

Спустя три дня, явившись в свой кабинет, Денис обнаружил в предбаннике
невысокого худощавого человека лет сорока в щегольской кожаной куртке и
черных брюках-слаксах. Лично Денис с ним никогда не встречался, но по
фотографии прекрасно знал. Звали его Моцарт, и был он одним из крупных
сунженских авторитетов и "крышей" пострадавшего Ващенко.

- Слышь, начальник, базар есть, - сказал Моцарт, не вставая с дивана, и
Денис коротко бросил:

- Подождите.

И, повернувшись к секретарше:

- Позови Свенягина.

Витя Свенягин, он же Камаз, появился в директорском предбаннике с