честно, но я не намерен терять лицо, Дим. Я готов к диалогу
с вами, но не к такому, чтобы пропагандировать ваши идеи. Я
живу здесь, и мне очень нравится жить здесь, понимаете?
варварский английский? - Степанов улыбнулся. - Кто
встретит князя?
Это отвлекает. Мы резервируем ему место в первом ряду очень
почетно. А когда он придет, пригласим на сцену. Мэри, -
Годфри обратился к худенькой американке, - пожалуйста,
посмотрите, сколько народа?
полный зал, публика весьма престижная.
студенты лучше... Кстати, Дим, снимите галстук, пожалуйста.
Вы его совершенно не умеете повязывать, да и вообще это не
ваш стиль.
как реликвию.
важнейший элемент шоу; выверенный вызов, дозированный эпатаж
- все это на пользу дела. А теперь давайте расслабимся и
посидим несколько минут в полнейшем молчании.
больше выносить запаха табака; хотя в общем-то, знал, что
через пять минут полезет за новой сигаретой; посмотрел на
часы; до начала шоу четыре минуты...
ужасом подумал фол. - Через несколько минут появятся
вечерние газеты с залпом против него и Степанова. Газеты
доставят в театр; очень хорошо; а что, если старик купит
газету у себя в отеле? Или по пути к такси? Почему нет? И
решит не идти на Пиккадилли. В конце концов, есть же у него
хоть какая-то защитная реакция?! Или те, кому за
шестьдесят, перестают обращать внимание на все, что не
укладывается в схему их мышления? Он не придет, и тогда
репортаж о том, что он дарил красным в театре этого самого
Врубеля, окажется липой! Вся комбинация насмарку! Только
бы сейчас не сорваться, - сказал себе фол. - Успокойся,
ведь так бывает всегда, самые последние минуты чудовищно
напряженные. Ничего страшного, только не сорваться, это
будет ужасно. Сейчас нужна холодная голова каждое слово
обязано быть выверенным, каждый поступок - просчитанным до
последней мелочи. Ты должен победить, ты докажешь, что прав
был ты, что именно твоя концепция нужна Штатам ты сделаешь
все, что задумал, но только не сорвись, это будет крайне
обидно, Джос, пожалуйста, перебори себя, это минутное дело,
ладно?"
редактору "Нью-Йорк таймс" от Саймона Бренкса, Лондон Челси,
Клинктон стрит, двадцать три, вполне пристойная кандидатура;
все-таки Джильберт - молодец, хоть и лентяй, у него хорошие
связи в городе не зря просидел здесь восемь лет.
в Европу, каждая фраза была отлита вынашивал не год и не
два, а целых пять лет, сразу после того, как ушел из Лэнгли;
бог наконец послал Годилина; впрочем, кого еще он мог
послать ему; серьезные люди оседают в университетах; только
неудачники питаются "Свободой".
нечего, если только Годилин не выдаст что-нибудь, выходящее
за рамки; фол просчитал его точно, сбоя не должно быть,
"Сэр! Я изучал русский язык в течение трех лет, читаю
советскую литературу и поэтому интересуюсь передачами
радиостанции "Свобода", которая откликается не только на
политические и экономические проблемы России, но и
рецензирует мало-мальски заметные произведения писателей,
живущих за железным занавесом. Демократизм западного
общества предполагает критику всего того, что представляется
нам неверным, угрожающим, порочным. Однако наши традиции
таковы, что самая серьезная критика обязана быть
доказательной и корректной. Но разве можно назвать
корректными и доказательными выступления ряде экспертов по
русской литературе, которые подвизаются на "Свободе"?
Приведу лишь малую часть эпитетов, которые они употребляют
по отношению к своим бывшим коллегам: лизоблюд, графоман,
взломщик, продажный наймит, уголовник.
осведомленность литературных экспертов в подробностях личной
жизни тех, с кем им приходилось когда-то сталкиваться в
Москве; все это отдает недостойной малостью.
сведения личных счетов с теми, кто чего-то достиг в России,
то возникает вопрос, какое отношение к этим дрязгам, чуждым
нашей демократии, имеют высокоуважаемые люди из
администрации Белого дома, входящие в руководящий совет
"Свободы"? Кто кем руководит: литературные эксперты нами
или все-таки мы как-то можем влиять на их честолюбивые
амбиции? Они лишены демократического опыта критики, а
поэтому норовят навязывать нам ту манеру и тот стиль,
который был усвоен ими за железным занавесом с детства.
Порою у меня вообще складывается мнение, что литературные
комментаторы работают по заданию Москвы, чтобы
пропагандистам Кремля было легче говорить своему народу о
том духе недоброжелательства, который свойствен "мировому
империализму" по отношению ко всему, что происходит в
России.
Лэйнз, отвечающий за "Свободу", покрутится, крыть ему нечем.
Ничего, их надо учить. В конце концов, у каждого дурака
есть хоть один умный босс; почешутся; вспомнят, что я им
говорил, пожалеют, что поставили на тугодума Лэйнза, а мне
позволили уйти; ошибку исправить никогда не поздно.
вспомнят мои слова. Спаси бог, если они вспомнят их. Они
не должны даже и думать обо мне, письмо обязано быть шоком,
ударом в поддых, только тогда это сработает, тогда только
они придут ко мне. Но я буду в новом качестве, я вырвусь
вперед. Не я вернусь к ним, а они не смогут без меня и без
того дела, которому я служу ныне",
подготовлен. Этим надо заняться дома: две-три публикации
про то, как фирма "АСВ", страхование культурных ценностей,
библиотек и архивов, получила информацию о том, что в мире
ходят произведения русской, польской, венгерской, чешской,
французской и итальянской культуры, похищенные нацистами из
государственных музеев. "АСВ", понятно, не может страховать
краденое; нацизм был сломлен мужеством американских парней,
освободивших Европу от коричневого ужаса; однако
компетентные работники "АСВ", привлеченные к расследованию
информации, выяснили, что факты не соответствуют
действительности; все награбленное нацистами давным-давно
возвращено законным владельцам; речь шла об очередном
шантаже Москвы, который преследовал как чисто
пропагандистские цели (муссирование слухов о том, что якобы
многие нацисты сотрудничали с соответствующими службами
США), так и более тревожные, связанные с попыткой подорвать
доверие общественности к самому институту страхования, к
бизнесу, в который вложены десятки миллиардов долларов.
победа, это сделает его, Фола, личностью. Только бы
Ростопчин не купил газету, а доехал до театра, только бы он
сел в первый ряд, на отведенное ему место и вручил этого
самого Врубеля своему красному!)
высвечивали Годфри и Степанова; тем не менее Степанов видел
Распопова и Савватеева во втором ряду, видел пустое, словно
выбитый зуб, место Ростопчина в первом; увидел Игоря из
торгпредства, тоже востоковед, вчера так и не смог приехать;
политики ссорятся, а торговцы должны продолжать свое дело.
приветствовать вас в этом зале. Разрешите представить
нашего русского гостя, мистера Степанова. Мы с ним по
разные стороны баррикады, однако ныне баррикаде разделяет не