продолжал изображать детскую невинность, рассказывая дальше сам. Дальше было
еще интереснее.
их на пристани рядом с коврами Броты. Последовал яростный, но шепотом, спор.
Он возразил, что она согласилась выгрузить его товар там, где он пожелает, а
если его ковры находятся слишком близко к ее товару, она может подвинуться,
но сам он делать этого не станет, чтобы не привлекать внимания команды. Он
пообещал, что моряки ничего не узнают о его частной торговле, если только
она не будет подпускать их слишком близко, особенно Диву и Матарро. Уолли
решил, что тогда Брота была слишком ошеломлена его недетскими рассуждениями
для того, чтобы быть способной на нечто большее, нежели просто смотреть и
слушать. Итак, Катанджи сложил все свои ковры в кучу, уселся на ее верху и
стал играть в игру, заключавшуюся в передвижении фишек по доске.
лучшие находились под Катанджи. Она могла лишь направить торговцев к
мальчишке. Он вежливо показал товар, но объяснил, что сторожит ковры для
отца, который ушел в город. Значит, они не продаются? Что ж, отец сказал,
что он может продать весь товар сразу за сто двадцать золотых. Когда
вернется отец? Катанджи лишь пожал плечами и вернулся к своей игре. У него
была отцовская метка ковровщика, так что история выглядела вполне
правдоподобно.
Броты; Брота не могла уйти, не продав свой товар - поскольку торговцы были в
этом заинтересованы - а Брота не могла продать слишком много, когда рядом с
ее товаром возвышалась гора превосходных ковров. Торговцы, сбитых с толку
отсутствием того, с кем можно было бы поторговаться, бродили вокруг, ожидая
возвращения несуществующего отца. Через несколько часов, когда казалось, что
ожидание продлится до захода солнца, один из торговцев попросил Броту
подтвердить, что мальчик имел право продавать, и передал всю причитающуюся
сумму. Вернувшись на корабль, Катанджи положил свою игру Броте на стол...
откинулся назад и расхохотался. Ннанджи нахмурился и посмотрел на Тану,
которая была столь же беспомощна. По щекам Хонакуры текли слезы. Брота слабо
улыбалась - вероятно, ей было не до смеха. Затем хриплый звук со стороны
фальшборта известил о том, что эта история одолела и Томияно. Разъяренный
Ннанджи обернулся к нему, затем снова перевел взгляд на брата, который с
надеждой смотрел на него широко раскрытыми глазами... но на этот раз он
зашел чересчур далеко. Ннанджи не собирался шутить. Это был вопрос чести.
Значит, ты потратил шестьдесят два из... как у тебя получилось шестьдесят
два?
двух не набирается, даже с собственными пятью золотыми Катанджи.
Катанджи. - И у меня было два...
Он отшвырнул их ногой.
- Это деньги лорда Шонсу. Нет, капитана.
конце концов они сошлись на том, что у Катанджи, после того как он продал
свои ковры, должно было оставаться сто двадцать два золотых, из которых пять
принадлежали либо Уолли, либо Томияно. Потом они узнали еще о двух, которые
он выманил у Броты в Вэле... итого сто двадцать четыре.
драгоценностей. Тана наклонилась и разбросала их по столу.
кивнула.
еще один за шестьдесят, потом продал второй в Тау за пятьдесят, но он был
крупнее. И еще я купил два аметиста и четыре топаза в Во и продал их в Шане.
Казалось, скрытым познаниям Катанджи не будет конца.
милорд брат, пока дед не умер. Около четырех лет назад, - тихо добавил он, и
тогда Уолли понял, откуда взялись деньги, проложившие Ннанджи дорогу в
храмовую гвардию.
страстно желая переменить тему.
восемь сотен?
Уникальная способность Катанджи извлекать информацию из рабов приносила
пользу не только в городах колдунов. В Касре, Тау, Во и Шане он занимался
промышленным шпионажем для Броты. Цена его услуг с каждым разом росла, пока
не поднялась до десяти золотых. Брота платила, поскольку торговаться было
намного легче, зная цены конкурентов.
всей этой математике.
Катанджи виновато кивнул.
была земля, но роль всеобщего эквивалента играло золото. Погорельцам из Ги
удалось спасти хотя бы свои драгоценности, и, возможно, ничего больше, но
они нуждались в твердой валюте. Драгоценности внезапно стали дешевыми, а
деньги дорогими. Катанджи сразу же увидел возможность, которая могла никогда
больше не представиться. Уолли посмотрел на Броту, и встретил ее свирепый
взгляд. Она тратила свое время на бронзовые болванки, в то время как
Катанджи пробивал себе дорогу в высшее общество.
простыми словами. - Они умирали с голоду! У них не было крыши над головой! У
тебя что, вообще нет чувства жалости?
Ннанджи подобное чувство сострадания, когда сам был в возрасте Катанджи.
Вероятно, нет, но он с тех пор переменился и кое-чему научился. Вряд ли
стоило ожидать того же от Катанджи.
чтобы расплатиться с тобой, - сказал Уолли. - Тогда бы ты ничего не знал.
Его погубила жадность.
- Он протянул руку и поднял сверкающие бусы. - Я не мог удержаться. Я купил
их за двадцать - а они стоят по крайней мере две сотни.
моего разрешения! Ясно? - Его брат угрюмо кивнул, а Брота с мрачным видом
смотрела в сторону горизонта. - Исполнять роль раба почетно, когда это
делается ради помощи богам, но не ради денег! А теперь - сколько ты мог бы
получить за... это? - Он вытащил золотую брошь с изумрудами.
поддержки со стороны Уолли, а потом Хонакуры, но понял, что они
предоставляют ему решать самому.
словно цапля на рыбу. - Как Первый, ты не можешь ничем владеть. И даже если
бы ты был Вторым, это не может принадлежать тебе. Если бы я поручил тебе
ухаживать за моей коровой, и она бы отелилась, теленок все равно принадлежал
бы мне. Таков закон.
решения, а корабль скользил в свете утреннего солнца.
отдать Богине в ближайшем храме.
готовый изречь проповедь. - Шонсу, ты видел, как Катанджи фехтует. Какой из
него, по-твоему, получится воин?
профессии, но он - прирожденный торговец, каким был мой старший, Томиярро,