Чтение 70–й страницы книги ~Магелланово облако~

скафандра. Затем он подтянул скафандр кверху за воротник и проворчал:

- Хорошо, что у нас нет предохранителей...

- Подождем немного, - начал я, будучи не в силах помешать ему.

- Нет. Может остановиться работа; надо починить антенну. - Он проверил
застежки на плечах, поднял с полу шлем, взял его под мышку и направился к
двери.

"Будто его и не было, - мелькнуло у меня в голове. Чувство
беспомощности исчезло. Меня охватило холодное бешенство. - Я, пожалуй,
немного похож на него", - подумал я, торопливо надевая скафандр. Когда я,
застегивая ремни, вышел в шлюз, он стоял у двери. Услышав мои шаги, он
обернулся, не снимая руки с затвора. Я сделал вид, что не замечаю этого,
закрыл внутреннюю дверь и подошел вплотную к нему.

Так мы стояли в слабом свете лампы - две серебристые фигуры на фоне
темных стен.

- Что это значит? - спросил он наконец.

- Я иду с тобой.

- Это бессмыслица.

- Я этого не думаю.

- Послушай, что ты делаешь?

- А что ты делаешь?

Он постоял не шевелясь и вдруг рассмеялся по-своему, почти беззвучно.
Взял меня за руку; я упирался, предчувствуя, что он начнет меня разубеждать.

- Послушай, - понизил он голос, - ты помнишь, зачем нас высадили здесь?

- Помню.

- "Гея" может не вернуться.

- Я знаю об этом.

- Кто-то должен остаться и построить станцию.

- Согласен, но почему должен идти ты, а не я?

- Потому, что я лучше тебя справлюсь с этим делом.

На это я не мог ничего возразить. Он снова повернулся ко мне.

- Ты пойдешь, - сказал он, - если мне не удастся. Хорошо?

- Хорошо, - ответил я. - Буду поддерживать с тобой связь по радио.

Он молча повернул рычаги. Раздалось шипение воздуха, всасываемого
внутрь камеры; стрелка манометра лениво приближалась к крайней черте,
несколько раз качнулась около нее и остановилась у края шкалы. Зорин толкнул
большие рычаги выходной двери. Она не открылась... Он выругался и нажал
сильнее. Я помог ему. Дверь медленно поддалась. Через щель к нашим ногам
хлынул сыпучий песок. Его струя все увеличивалась. Наконец дверь открылась.
У выхода образовалась глубокая воронка. Бронекамеру окружали высокие
песчаные холмы. Залитая холодным светом далекого солнца А Центавра, равнина
была мертва и тиха: она была похожа на мозаику, выложенную из угля и серебра
и неравномерно потрескавшуюся. Зорин поднял правую руку и исчез из глаз. Я
выглянул в открытую дверь: он шел, утопая в песке почти до колен. Я
огляделся, стараясь увидеть вдали сводчатую крышу атомного склада, рядом с
которым помещался ангар автоматов, и вздрогнул. В темноте сверкнула короткая
вспышка, за ней -- послабее - другая, третья, четвертая. Это были метеориты.
Энергия удара воспламеняла их. Я стоял неподвижно, горизонт сверкал. Зорин
был уже таким маленьким, что я мог бы закрыть его фигуру вытянутым пальцем.

- Как ты там? - спросил я в микрофон, чтобы сказать что-нибудь.

- Как в сиропе, - ответил он сразу же.

Я умолк. Вспышки появлялись то в одном, то в другом месте: казалось,
какие-то невидимые существа подают друг другу световые сигналы. Вдруг я
сообразил, что стою под открытым небом. Это было бессмысленно: если уж
подвергаться опасности, надо было идти с Зориным. Я вошел в шлюз и потерял
его из виду. Подняв руку, я оперся о притолоку: так можно было следить за
циферблатом и смотреть на горизонт, видневшийся в полуоткрытую дверь.
Вспышки продолжались. Секундная стрелка передвигалась по циферблату, как
напрягающее силы насекомое. Я ждал.

"Еще три минуты", - подсчитал я в уме и громко спросил:

- Идешь?

- Иду.

Я задавал этот вопрос несколько раз и получал на него однообразный
ответ. Вдруг я увидел вдали две вспышки и услышал слабый стон.

- Зорин!

- Ничего, ничего, - ответил он сдавленным голосом. Я вздохнул
облегченно: метеорит не попал в него, иначе он погиб бы на месте.

"Идешь?" - хотел спросить я, но у меня перехватило дыхание. В наушниках
слышался страшный треск.

- Пусти же... - невнятно бормотал Зорин, - зачем ты держишь? Ну...

- С кем ты говоришь? - спросил я, чувствуя, как волосы поднимаются у
меня дыбом.

Он не отвечал. Было слышно его срывающееся дыхание, будто он силился
похнять что-то. Одним прыжком я выскочил наружу. Равнина, залитая холодным
светом, была мертва и пуста. Я сообразил, что Зорин находился где-то в
трехстах пятидесяти - четырехстах метрах, но видел лишь зубчатые, скалы,
холмы, длинные тени и больше ничего.

- Зорин! - закричал я так, что у меня зазвенело в ушах.

- Иду, иду, - отвечал он все тем же сдавленным голосом.

Песок в одном месте зашевелился, серебристая фигура вынырнула из него,
выпрямилась и медленно двинулась вперед.

"Он упал, - подумал я. - С кем же он говорил?"

Решив задать этот вопрос поздней, я вернулся внутрь шлюза. Вдруг в
наушниках послышался голос Зорина:

- Я дошел.

Он бормотал что-то, видимо копаясь в песке, засыпавшем вход в ангар.

- Начинаю действовать, - минуту спустя сказал он.

Работа затянулась дольше, чем я предполагал: полчаса по секундомеру, а
если судить по напряжению моих нервов - целую вечность. Наконец он сказал:

- Кончено. Теперь они будут послушны, как кролики. Возвращаюсь.

Мне показалось, что вспышки участились, - впрочем, может быть, только
показалось. Несколько раз под ногами вздрогнула почва. Эта дрожь, на которую
мы в камере не обращали внимания, заставила мое сердце учащенно забиться.
Зорин возвращался страшно медленно, но в наушниках слышалось тяжелое
дыхание, словно он бежал. Теряя терпение, я несколько раз в волнении выходил
за дверь. Белый диск солнца А Центавра приближался к скалистому горизонту.
Ночь подходила к концу. Вскоре метеоритный дождь должен был усилиться.

- Что ты медлишь? - закричал я наконец.

Он ничего не ответил, но дышал по-прежнему тяжело. Я не мог понять
причины этого - ходьба не могла так измотать его.

Вдруг он появился в двери и поспешно, но как-то неуверенно вошел в
шлюз. Закрыв за собой дверь, он сказал:

- Войди внутрь.

- Я подожду... - начал я.

Но он резко прервал:

- Войди внутрь! Я приду сейчас.

Я подчинился. Сняв скафандр в шлюзе, он через минуту вошел в кабину.
Медленно подошел к столу, над которым висела лампа, поднял руки к глазам,
растопырил пальцы и что-то пробормотал. Его широкая спина была как-то
неестественно согнута.

- Что с тобой?.. - прошептал я.

Он оперся о ручку кресла.

- Плохо вижу, - глухо ответил он.

- Почему? Метеорит?

- Нет. Я упал.

- И что же?

- Споткнулся о разбитый автомат...

- Говори же!

- Кажется, у него резервуар, понимаешь... атомное сердце было
расплющено.

- И ты упал на него? - в ужасе закричал я.

Он кивнул головой.

- Присоски, понимаешь... магнитные присоски сапог приросли к металлу, и
я никак не мог освободиться...

Ко мне возвращалось спокойствие. Ум был охвачен страшным холодом, но в
голове стало яснее. Я знал: надо действовать немедленно.

Метеорит ударил в наш автомат с такой точностью, что атомное сердце
было разбито, и Зорин, споткнувшись, упал всем телом на его обломки,
излучающие мощную радиацию.

- Что ты чувствуешь? - я сделал шаг к нему.

- Не приближайся... - сказал он, отступив на шаг.

- Зорин!

- Я могу убить тебя. Надень защитный панцирь.

Я бросился во вторую кабину и надел тяжелый металлический костюм.
Застегнуть его на груди я не смог: у меня тряслись руки. Когда я вернулся,
Зорин полулежал на кресле.

- Что ты чувствуешь? - повторил я.

- Собственно, ничего... - Он говорил, как крайне усталый человек, делая
небольшие паузы. - Когда я упал, сразу... увидел фиолетовый туман,
пульсирующее облако... у меня помутилось в глазах... Там, у автоматов, я
действовал почти вслепую...

- А меня ты видишь? - спросил я, приближаясь к нему.

- Как в тумане...

Я понимал, что это значит. Жидкость, наполняющая глазные яблоки, под
влиянием радиации стала флюоресцировать. На столе, в двух метрах лежал
индикатор излучения; он предостерегающе вспыхивал; все тело Зорина было
радиоактивным. Он получил страшную дозу облучения.

- У тебя что-нибудь болит?

- Нет, только слабость... и тошнота...

Я взял его за плечи.

- Иди ложись.