всплывшие и никогда уже не всплывущие сущности. Стоны их давили мне на уши,
на виски, я и сам готов был застонать, я растерялся, и хотя должен был
командовать своим немногочисленным войском, но не был способен не только
сказать что-то путное, но даже и связно подумать.
быть, даже мой собственный. Возможно, именно такой голос призывал когда-то
Моисея подняться на гору Синай.
приказам была его второй или даже первой натурой. Приказано было вспоминать
- и он вспомнил. Метальников понимал, что для отражения атаки нужно много
энергии, и он вспомнил сразу все. Я не представлял, как это вообще было
возможно: вместить в миг воспоминаний всю жизнь, причем не только свою, но и
всех своих предков.
только что стоял бывший майор российского спецназа, возникла огненная
фигура, отдаленно похожая на человека, в следующую секунду огонь рванулся
вверх, пробил купол в зените, истончился и с шипением угас - на землю
посыпался пепел, и я, даже не приглядываясь, видел, что это падали обрывки
воспоминаний - разрозненных, непонятных и несоединимых, как несоединимы друг
с другом мельчайшие осколки вдребезги разбитой чашки.
выжженная и еще более сухая, чем прежде, земля.
богини. Она любила меня. Она не могла так...
заряд, в мире под куполом стало темно, как в лесу под звездами, и только в
зените, там, куда ушла сущность Влада, алело четкое круглое пятно.
очень небольшое воспоминание, секунда жизни.
помнил, что читал философскую работу Бергмана, чтение вовсе мне не по
возрасту, но очень хотелось, и потому, когда на плечо легла тяжелая рука
отца, я не сразу вернулся к реальности. А вернувшись, понял, что сейчас буду
бит - отец терпеть не мог, когда кто-то копался в его архиве. Я стоял в
углу, глядел на отца ненавидящим взглядом, а рука его все поднималась,
поднималась, поднималась...
все, даже Абрам Подольский, стоявший вдалеке отрешенной статуей.
таким, будто Мельников пробил вполне материальную дыру, давление (чего?
мысли? воздуха? памяти?) снаружи оказалось больше внутреннего, и теперь
материя опадала, сжималась, и я не знал - победа это или поражение.
Неужели вы думаете, что даже вместе способны противостоять мирозданию?
Энергия вашей памяти не бесконечна. Мы не позволим погубить мир...
стояла, - просто я обнаружил вдруг, что жена прижимается ко мне, и руки ее
обнимают меня, и мысли ее сцепились с моими так, что даже если кому-нибудь
удалось бы отзделить друг от друга наши тела, то с мыслями, с сущностями
нашими никто не смог бы справиться - невозможно разделить неделимую частицу,
название которой и придумывать было не нужно, потому что оно существовало
всегда: Любовь.
помнил, называлось резонансом. Как это называлось здесь, я не знал, а
обращаться с вопросом к Ормузду не было времени.
Не погубить, но спасти!
рождались в глубине подсознания и были мне прежде неизвестны, - истинное зло
- это неспособность помнить. Истинное зло - когда собственную
ответственность за себя, свой народ, свою землю и свою Вселенную
перекладываешь на законы природы, созданные не тобой и не тобой управляемые.
Истинное зло - когда уничтожаешь новое потому, что оно представляется
странным. Зло - убить любовь.
увидел Ученого: он стоял на одном из островков, переступая с ноги на ногу,
чтобы удержать равновесие.
опадавшая темной пылью и оседавшая на островке, Минозис не мог сдержать
своих чувств, и мне даже стало жаль его, он действительно думал то, что
говорил, а говорил только то, в чем был уверен. - Добро - это то, что
происходит в мире согласно его природным законам. Зло - то, что законам
противоречит, что заставляет их изменяться и, следовательно, изменяет
Вселенную. До вашего явления, Ариман, в мире не было и не могло быть зла. Вы
пришли, чтобы все изменить. В замкнутой и равновесной энергетической системе
не должно быть иных видов энергии, кроме уже существующих. Вы принесли
другую энергию, энергию памяти.
нет своей истории? История - это память.
исторической памяти не вносится в мир извне, она возникает из энергии
действия, сложенной с энергией поступательного движения в будущее.
мысль, и он хотел удержать ее. Минозис замахал руками, будто птица, которая
хочет взлететь, и неожиданно потеряв равновесие, свалился с островка в
черную жижу поля Иалу, мгновенно поглотившую его. Даже кругов не осталось,
только легкий всхлип. Неужели, - подумал я, - так уходят из этого мира?
Разговор окончен. Сейчас...
Алена еще сильнее прижалась ко мне - под бесконечно тяжелым одеялом купола
мы были с ней одни. В этот миг, объединивший все мгновения обеих наших
Вселенной с начала времен, я почувствовал, что мы с Аленой всегда были
вместе и всегда - одни. Мы были с ней первыми мужчиной и женщиной, не
понимавшими еще, что такое любовь, но знавшими, что нет в мире никого дороже
друг друга. Мы были с ней Антонием и Клеопатрой, Парисом и Еленой, Фаустом и
Гретхен, Тристаном и Изольдой, и даже Ромео с Джульеттой, которые никогда не
существовали в реальности, начав жить не в мире, но сразу - в памяти
человеческой. Мы были миллиардами мужчин и женщин, что любили друг друга с
истока времен. Мы были миллионами из них, отдавшими за любовь свои жизни. И
тысячами, кому довелось изменить своей любовью течение истории.
собственную память и стали мостом, соединившим два мира - тот, в котором мы
родились, и тот, из которого теперь уходили в небытие.
память, что рядом уходили в небытие, становились памятью мои воины - Виктор,
Чухновский, Ормузд, Антарм, Абрам Подольский, и Раскина, которая (я это
ощутил мгновенным зрением и удовлетворенно улыбнулся) приникла к Генриху,
отдав ему все то, что я сейчас отдавал Алене, и получая от него все, что я
от Алены получал.
Аленой, поскольку были теперь единым целым - увидел мир, каким он был на
самом деле. Я только не знал, какой мир я видел - тот, где я родился, или
другой, из которого сейчас уходил.
галактики разбегались во все стороны, и гнала их сила, названия которой я не
знал, но суть которой была для меня ясна - суть была: память. Память о том
мире, который был прежде и который перестал существовать, чтобы возникла
новая Вселенная.
Память о прошлом была той силой, что заставляла мироздание расширяться. Наша
память добавляла новый импульс. Этот импульс нарушал равновесие.
научить меня добру - природным законам, управлявшим этим миром.
тому же, мы проиграли.
однажды из той - память сжалась до утлого мгновения, и я вернулся в себя:
так перед смертью человека отпускает мучившая его боль, и он вдруг
обнаруживает, что стал ребенком, и что все так хорошо вокруг, и игрушки, и
мама...
прохладным, а легкий бриз принес тонкий запах цветов акации - казалось,
будто так пахнет солнце. Это был берег Апшерона, меня привозили сюда
родители, когда мне исполнилось восемь, мы отдыхали в маленьком домике и
сами готовили себе еду - я говорю "сами", потому что и мне доставалась часть
работы: приносить щепки для костра, на котором отец жарил изумительное по
вкусу мясо, какого я не ел больше никогда.
руке, и отца, разжигавшего пламя от падавших с солнца закатных искр. Темный
женский силуэт на фоне уже темного восточного неба был знаком мне настолько,
что я ошибся:
Самойлова Елена
Конан-Дойль Артур
Орловский Гай Юлий
Соломатина Татьяна
Херберт Фрэнк
Прозоров Александр