Каморра вручил ему белый диск и обещал добавочную награду.
объяснял свою скупость нежеланием баловать прислужников. На этот раз он
прикинулся Щедрым, но в действительности ему было нужно следить через
диск за перемещениями Боваррана и влиять на него, чтобы тот, оказавшись
сам по себе, не бросил дела на полдороги. Каморра наперечет знал
немудреные запросы уттаков - кони, оружие, яркие и аляповатые побрякушки
- и не сомневался, что Боварран попросит себе вдобавок к диску
что-нибудь вроде этого.
честолюбия не ограничивалась получением белого диска. Полууттак
прекрасно понимал,. что белый диск означает власть, и хотел власти. Он
ощупывал диск под уттакской телогрейкой из звериной шкуры, вспоминая
вождя своего племени, грозного Уссухака, чувствовавшего в Боварране
соперника и потому постоянно притеснявшего его. Боварран представлял,
как Каморра скажет Уссухаку:
Ведь сила белого диска кое-что значит для любого знакомого с ней уттака.
оказываться поблизости, когда кто-то из помощников Каморры приводил в
повиновение непослушных уттаков. Будучи уттаком лишь наполовину,
Боварран не падал на землю и не бился в судорогах. Скрепя силы, он мог
оставаться на ногах, но чувствовал, как дрожит и рвется каждая его
жилочка. Он мог терпеть действие силы диска, а значит, и пользоваться им
для смирения непокорных - а ведь ни один из уттакских вождей, с
важностью носящих отличительный знак Каморры, не посмел бы произнести то
самое, ходовое среди уттаков словцо. Боварран сознавал свое преимущество
перед любым уттаком и имел большое желание его использовать.
Руны. В это время года - сезон ловли речных крабов, водившихся в
Восточной Рунке, - племя надолго останавливалось в месте ее слияния с
Руной, где низменная часть речной поймы расширялась, образуя большую
поляну. Чем ближе Боварран подходил к знакомым местам, тем неотступнее
ему хотелось показать в племени свою силу и заявить права на власть. Да
и случай был удобный - Уссухак с лучшими воинами ушел по приказу Каморры
к Бетлинку, где потерял в сражении больше половины отряда. Поэтому,
когда поросшие лесом скалы, теснившие Руну, раздвинулись и впереди
показалась пойма Восточной Рунки, полууттак перебрался через речку и
свернул направо, на широкую поляну, где виднелись многочисленные
конические верхушки уттакских шалашей.
сообщать взрослым потрясающую новость, и вскоре все племя высыпало
навстречу своему сородичу. Первыми выбежали дети и подростки - голые и
скуластые, с выставленными вперед ноздрями плоских курносых носов и
горящими недобрым любопытством глазами. Женщины, появившиеся за ними,
были в грубо скроенной, сшитой полосками кожи одежде из звериных шкур.
Кроме них, в племени оставалось около четверти всех взрослых
мужчин-охотников, чтобы обеспечивать пропитанием остальное население.
Обеспокоенные шумом, они тоже вылезли из шалашей, прихватив на всякий
случай копья и дубины. Как и у всех коренных жителей Келады, на головах
уттаков не было длинных волос. Их заменяла короткая поросль, нечто
среднее между шерстью и волосами, встающая дыбом в гневе и при сильном
возбуждении. Сейчас эта шерсть стояла торчком, что говорило о сильном
интересе к появлению Боваррана.
Уссухака, оставленного вождем за старшего. Тот обратился к
приближающемуся Боваррану первым, как и подобает вождю. Короткие,
нескладные фразы уттакского наречия прозвучали неожиданно громко среди
мгновенно создавшейся тишины, ловимые десятками настороженных торчащих
ушей.
И многих других нет. Был большой бой.
вождь вождей.
Это я.
голове Укуммака встала дыбом. - Врешь!
ему. Гашкат с севера служит ему. Ширрак с Иммы служит ему. Вождь вождей
не боится даже Вонючки. Смотрите все! Это знак вождя вождей! Здесь -
голова Вонючки!
на диске. Уттаки называли гигантского скального ящера Вонючкой за
невыносимый запах и боялись его больше, чем всех остальных хищников. Их
копья и даже секиры были бессильны против толстой кожи василиска.
вождей, повинующихся Каморре. Он угрюмо отступил назад, пропуская
гордого собой Боваррана. Полууттак вновь обратился к племени:
бросились выполнять его приказ, Боварран занял лучший шалаш и улегся там
на шкуре в ожидании пира. Весь вечер уттакское племя ело, пило и гуляло
в честь нового вождя. Два костра освещали поляну, где женщины ритмически
двигались и приплясывали под стук барабанов и протяжное завывание
участников пиршества. Сам Боварран сидел на почетном месте - большом
камне посреди поселения, покрытом шкурами. Он наслаждался новым для него
ощущением власти и проявлениями подобострастия со стороны давно знакомых
ему соплеменников.
ушел спать в приглянувшийся шалаш, оказав честь его жильцам, которые в
эту ночь спали под открытым небом. Племя накрепко уснуло от непривычной
сытости, но были и те, кому не спалось - ведь заботы о месте у власти, о
положении в собственном племени одинаково лишают сна и придворных
правителя келадского города, и приближенных уттакского вождя. А Уссухак
имел немало близких родственников, пользовался их поддержкой и платил им
тем же.
сполна прочувствовал, что падение Уссухака грозит опасностью ему самому.
Он был уверен, что Боварран начнет притеснять и постепенно изведет всех
сторонников Уссухака - это было естественно, общепринято и понятно
любому уттаку.
нависшую над ними угрозу. Поэтому утром, когда нагулявшиеся уттаки
пробудились от крепкого сна, среди них нашлось немало таких, которых до
костей возмущала измена Уссухаку, а заодно и традициям предков,
запрещавшим распри за власть при живом вожде. В племени начались
разговоры, число недовольных росло, как горный камнепад. К полудню толпа
дикарей, подогретых рассуждениями о заветах предков, подвалила к шалашу,
где отдыхал Боварран.
него десятками черных и блестящих глаз, в которых читалась единая, общая
враждебность. Укуммак, бывший ближе других, сверлил Боваррана взглядом,
черная щетка его волос угрожающе торчала вперед, на самозванца. Имя
Укуммака означало по-уттакски "речной краб" и до смешного
соответствовало внешнему виду защитника справедливости, еще более
короткого и широкого, чем другие уттаки, раскорячившегося, как речной
краб, почуявший угрозу.
вождем. - Я - вождь.
чувствовал себя уверенно. - Уходите, или узнаете его гнев.
белого диска. Когда абстрактный гнев вождя вождей вступил в противоречие
с не менее абстрактными заветами предков, практические соображения
оказали решающее влияние на выбор.
стоять на ногах - поляну перед шалашом усеяли корчащиеся тела. Выли и
дергались уттачки, исходили пеной бьющиеся в судорогах детеныши, хрипели
воины, натыкаясь на собственное оружие. Самого Боваррана тоже била
дрожь, его мышцы были сведены спазмами, но он чувствовал не боль, а
извращенное наслаждение, упиваясь своей всесильностью. Человеческая
половина его сущности заставляла его презирать этих дикарей, уттакская -
жаждала власти над ними и их подчинения.
один за другим поднимались с земли.