приходится произносить эти ободряющие слова, в то время как он старше ее и,
судя по всему, сильнее и мудрее. Она протянула руку и приложила ладонь к его
массивной груди. Он наклонил голову, чтобы поцеловать ее. Рот его был закрыт
до тех пор, пока не встретился с ее жарко раскрытыми губами. Одной рукой он
обнял ее за талию, другой - прикоснулся к ее груди. С ее поглощенных
поцелуем губ сорвался невнятный шепот удовольствия. Потом его рука двинулась
вниз, по ее животу, вдоль паха, потом - забралась ей под юбку
оросила ее лоно еще тогда, когда она переступила порог сокровищницы, и рука
его скользнула в горячие глубины ее нижнего белья, прижимаясь ладонью к
вершине ее святилища, в то время как средний палец устремился в направлении
фундамента, осторожно поглаживая его складки.
спиной вперед, и наконец ее бедра прикоснулись к краю кровати. Там она села
и стала медленно стаскивать с него испачканные кровью трусы, покрывая
поцелуями живот. С неожиданной застенчивостью он попытался остановить ее, но
она продолжала свое занятие до тех пор, пока не появился его член. Зрелище
было прелюбопытное. Он пока лишь слегка налился кровью и был лишен крайней
плоти, что придавало ему неестественно головастый вид. Его карминово-красная
головка выглядела даже более яркой, чем рана в боку у его владельца. Ствол
был значительно тоньше и бледнее. Он был весь опутан венами, несущими кровь
к увенчивающей его короне. Если его застенчивость была вызвана этой
диспропорцией, то это он зря, и чтобы доказать, как приятно ей открывшееся
зрелище, она обхватила губами головку. Его рука, пытавшаяся помешать ей,
куда-то исчезла. Она услышала над собой тихий стон, подняла взгляд и
увидела, что он смотрит на нее с чем-то очень похожим на благоговейный ужас.
Проведя пальцами по мошонке и стволу, она подняла диковинный член ко рту и
втянула его внутрь. Потом она высвободила руки и стала расстегивать блузку.
Но не успел еще член как следует набухнуть у нее во рту, как он протестующе
забормотал, извлек на свет божий свой орган и снова натянул трусы.
стыдливости он попытался спрятать выступающий из трусов член и замотал
головой.
хочу тебя использовать.
себе не чувствовала. Она встала.
на коленях.
произнося ее имя. Голос его звучал едва ли но страдальчески от переполнявших
его чувств.
кровати и посмотрел на нее. Его огромная тень на потолке, которую
отбрасывала лампа, подчеркивала размеры его тела.
качество, но его полнота, говорившая о всевозможных излишествах, казалась ей
чрезвычайно привлекательной. Перед ней был человек, который отказался быть
рабом одного мира, одного восприятия, но который сейчас стоял перед ней на
коленях, не скрывая своей зачарованности ею.
фетишистов - людей, для которых она была не живым человеком, а вешалкой для
какого-нибудь предмета, на который они молились. Но если в голове у этого
мужчины и был такой предмет, то им было ее тело, которое он начал раздевать,
в том порядке и таким образом, которые, очевидно, подчинялись какой-то
лихорадочной логике. Первым делом он снял с нее трусы. Потом он дорасстегнул
ей блузку, но не стал снимать ее. Потом он высвободил груди из лифчика, но
вместо того чтобы ласкать их, он переключил внимание на ее туфли: он снял их
и поставил рядом с кроватью, а вслед за этим откинул ее юбку, чтобы
насладиться зрелищем ее святилища. Здесь взор его замер, а пальцы начали
подбираться вверх по ее бедру и складкам ее паха, а потом вернулись назад.
Ни разу за все это время он не посмотрел ей в глаза. Она, однако, на него
смотрела, наслаждаясь рвением и поклонением, которые отражались на его лице.
Наконец он вознаградил себя за старания поцелуями. Сначала он целовал ее
ступни, от которых стал продвигаться выше, к коленям, потом к животу, потом
настала очередь груди, и в конце концов он вернулся к ее бедрам и устремился
к месту, которое до этого момента оставалось неприкосновенным. Она была
готова к удовольствию, и он подарил ей его. Пока его огромная рука ласкала
ее груди, его упругий язык раскрыл влажные глубины ее святилища. Она закрыла
глаза, ощущая каждую капельку влаги, оросившую ее губы и бедра. Когда он
оторвался от своего занятия, для того чтобы окончательно раздеть ее -
сначала юбку, потом блузку и лифчик - лицо ее горело, а дыхание участилось.
Он бросил одежду на пол и встал перед ней, потом согнул в коленях ее ноги и
развел их в разные стороны, наслаждаясь открывшимся зрелищем и не позволяя
ей укрыться от его взгляда.
положении.
облизал ее, но ее пальцы проникали глубже чем его язык, подготавливая
святилище для диковины. Он жадно поглощал открывшееся зрелище, несколько раз
переводя взгляд на ее лицо и вновь возвращаясь к спектаклю у него под носом.
Все следы его колебаний исчезли. Он возбуждал ее своим восхищением, называл
ее разными сладкими именами а натянутая изнутри ткань его трусов служила
доказательством (можно подумать, ей нужны были какие-нибудь доказательства!)
его собственного возбуждения. Она стала приподнимать бедра с постели,
навстречу своим пальцам, а он крепче обхватил ее колени и еще шире раздвинул
ее. Поднеся правую руку ко рту, он облизал свой средний палец и нежно стал
гладить им выступ, украшающий вход в ее другое отверстие.
полыхала, словно факел. Она села и обхватила ее губами, одной рукой сжимая
ее пульсирующий корень, а другой продолжая играть со своим клитором. Ей
никогда не удавалось угадать момент, когда молоко вскипало, так что она
решила вынуть член изо рта, чтобы охладить его ненадолго, подняв при этом
взгляд на Оскара. Однако, то ли процедура извлечения, то ли ее взгляд
привели к тому, что чаша наслаждения переполнилась.
чтобы зажать диковину в стальные тиски.
капельки выдавились из его головки. Но потом шлюзы его внезапно
распахнулись, и сперма хлынула в необычайном изобилии. Он застонал, как она
предположила - не только от удовольствия, но и от досады на себя, и, после
того как он опорожнил весь свой запас на пол, это предположение
подтвердилось.
продолжал бормотать свои извинения.
самоупреков. Он выскользнул в ванную за полотенцем. Когда он вернулся, она
подбирала с пола свою одежду.
произвел не ахти какое, но... эта кровать достаточно широка для нас обоих.
Кроме того, я не храплю.
он.
оставив ее лежать на спине на кровати и размышлять над тем, как повернулись
события. Сама странность их казалась уместной. В конце концов, все началось
с ошибки в выборе возлюбленного; любовь превратилась в убийство. И вот -
новая неувязка. Она лежит в постели мужчины, тело которого едва ли можно
назвать красивым, но она мечтает быть раздавленной его весом; чьи руки
оказались способными на братоубийство, но будили в ней такую страсть,
которую раньше ей не доводилось испытывать; который прошел больше миров, чем
поэт, употребляющий опиум, но не мог говорить о любви без запинок; который
был титаном, и все-таки боялся. Она устроила себе гнездо среди его пуховых
подушек и стала ждать, когда он вернется и расскажет ей о том, как он ее
Доставалов Александр
Херберт Фрэнк
Посняков Андрей
Доценко Виктор
Посняков Андрей
Афанасьев Роман