комнаты, куда-то в сторону двери, уводящей в коридор. Метнулся и исчез.
вздохнул Эгин и, не потрудившись раздеться, упал в объятия подушек.
которые безраздельно владели Эгином, когда он шел Красным Кольцом к выходу
на набережную, где стоял Дом Скорняков.
Коалара? Вот три вопроса, которые стучались в сердце и разум Эгина.
"горящих"? Эгин смутно помнил какую-то историческую байку о наемниках (не
то грютских, не то харренских), которые, нефигурально пьяные одержанной
накануне победой над смегами, шествовали из порта по направлению к центру
города, горланя песни. Увидев беседку, они решили восславить неких родных
богов огнепоклонством и подожгли ее. Но этого было мало, и они подожгли
вторую. Наверное, потому, что богов в Харрене тоже было порядком. А затем,
кажется, и третью. Что это была за война и были ли в Пиннарине беседки в
те далекие времена, Эгин, разумеется, не знал, да и байку почти не помнил.
всегда проходишь мимо него. Хмурый, серый и трехэтажный, Дом Скорняков
казался нежилым и угрюмым. Эгин нащупал во внутреннем кармане куртки
сложенное вчетверо письмо, составленное тайнописью Пелнов.
то время как его кулаки колотили в парадные двери, а уста орали что-то
наподобие: "Привратник! Привратник ! ". Двое приземистых торговцев
какой-то дрянью вразнос переглянулись в двадцати шагах от голосистого
чиновника. Но Эгину не было до них дела. Ибо по его собственному
внутреннему ощущению он был уже в самом конце пути.
крохотном смотровом окошке показался белок чьего-то глаза с красными
кроличьими прожилками.
в темноту. Сочтя это за приглашение, Эгин вошел внутрь.
Теперь Эгин был совершенно уверен, что говорит с Онни. Когда тот зажег
светильник, окрасивший стены замогильным светом, Эгин удостоверился в
этом.
живой. Хуммер раздери этого Иланафа с его историями. Может, и Канн жив,
если так?
отрываясь от тайнописи Пелнов.
уверен в обратном, но после Хоц-Дзанга не мог исключать и такой
возможности.
отвечал Онни.
было стоять вот так и наблюдать за тем, как его друг, которого он полагал
мертвым и с которым вместе выпил не одну бочку гортело за годы службы в
Своде, игнорирует его, уткнувшись в письмо. Ну, в важное письмо. Ну, в
письмо от гнорра. Но всего лишь в письмо. В задрипанный клочок бумаги,
место которому в гальюне "Венца Небес".
вчетверо и поднял на Эгина усталый печальный взгляд.
я должен зарубить подателя сего письма на месте, не вдаваясь в рассуждения
о вторых рождениях и первых смертях.
в ходу такие угрюмые шуточки? Но ничто на мрачном лице Онни не
свидетельствовало о том, что он решил разыграть приятеля. Но если Онни не
шутит... Эгин как офицер Свода понимал, что должен уже быть мертв. Дружба
- дружбой, а приказы гнорра - это приказы гнорра.
Варан немедленно. Тогда у тебя будут шансы выжить, да и у меня тоже.
Потому что я не зарублю тебя на месте, Эгин.
убедительно и так пронзительно честно, что Эгин отступил к двери. Покинуть
Варан... вторая мама... Лагха, Шилол его пожри... хороша благодарность за
труды...
крыльце.
висельника, под тяжестью тела которого вовремя лопнула гнилая веревка.
Улыбка, похожая на бледный лунный луч, пробившийся сквозь грозовые облака.
когда я пророчил дурное всем нам заплетающимся языком, а ты вел меня под
руку. Помнишь?
тоном человека, якобы погруженного в приятные воспоминания.
ногах. А ты - ты, Эгин, - подумал, что хорошо бы проводить меня, а то не
ровен час упаду в лужу и просплю там в собственной блевотине до рассвета.
Ведь так?
всем без исключения было совершенно плевать, захлебнусь я в собственной
блевотине одной душной пиннаринской ночью или нет. Кроме тебя. А теперь
вали отсюда!
привратником Дома Скорняков захлопнулась. Осталось увидеть Овель и
умереть.
двери еще несколько минут, пока Эгин не исчез из поля видимости смотрового
окошка. Одна фраза гнорра, составленная все той же тайнописью, не давала
ему покоя.
исс Тамай", - именно так гнорр советовал своему верному псу Онни. "Он бы
еще пожелал умертвить его в присутствии Совета Шестидесяти и Сиятельного
князя. А почему бы и нет?" - Онни закусил губу и отправился наверх. Потому
что других, более понятных и выполнимых указаний, в письме гнорра было
очень и очень много.
страшной кары Лагхи Коалары за невыполнение его рокового приказа.
Сиятельного князя.
"однажды" стоит тысяч других "неоднократно". Овель. Лагха знает, где она.
Лагха уверен, что она в Пиннарине, иначе он не стал бы давать Эгину таких
глупых обещаний. Впрочем, от этой змеиной крови, от этого убийцы можно
было ожидать чего угодно.
значит, следует отправиться на поиски", - подумал немного разочарованный
Эгин. Рассыльная "шмелей". Вот с чего следует начать поиски. Нужно сделать
то, что он не успел сделать две недели тому назад, очутившись на мятежном
"Зерцале Огня". Найти "шмеля", что принес ему серьги-клешни, расспросить
его хорошенько, а затем искать. Искать. Потому что больше ему в этой жизни
делать было нечего.
ветром сдуло отовсюду. Ни одного возка. Ни одного крика зазывалы. Изволь
теперь ходить повсюду на своих двоих. Странно. Впрочем, странного в
Пиннарине хоть отбавляй.
икает. Спьяну. Или вот. Навстречу ему шел мордатый нищий. Пыльное,
нарочито убогое рубище, грязная борода. Переметная сума, из которой торчат
какие-то смердящие пожитки. В руках у нищего - богатый посох с изогнутой
ручкой, такие носят паломники с Юга. Посох украшен черненым серебром, а на
его ручке висят амулеты с бирюзой. Хорош попрошайка! Да загнав этот посох
в базарный день, он мог бы завести хозяйство и слуг, одна только бирюза...
корточки, крючковатая рукоять его богатого посоха обхватила колени Эгина и
рванула вперед с неожиданной силой и упорством. Эгин упал на спину. Его
рука дернулась к мечу, но было уже поздно.
огромных ручишдх тот самый икающий хромоногий матрос.
на коротком жестком стержне. Щелк!
Максимов Альберт
Зыков Виталий
Черепнин Владимир
Андреев Николай
Сапковский Анджей
Шилова Юлия