новое судно, "Космическую гончую".
Белуг. Упоминается в связи с историей капитана Филипа Регоса.
результате опустошительной войны между людьми и искусственными
человекоподобными существами.
Коринфу.
Коринфу.
пути к Коринфу.
мир, где женщины обладают даром безошибочного выбора супруга.
результатом которых явились голод и война.
руководителя колонистов Саймона Мерфи. На Мерфи капитан Френч купил
Киллашандру.
людьми.
пути к Коринфу.
пути к Трантору.
Соляриса.
Коринфу.
примечательная планета. Солярис - водный мир, где суша (в виде островов)
составляет тридцатую часть планетарной поверхности. Основной предмет экспорта -
косметика, специи и лекарственные препараты.
примечательная планета. Тригисмус - один из миров, мимо которого пролетал
капитан Френч по пути к Коринфу.
способ генетического изменения пола.
примечательная планета.
экологическая катастрофа в результате искусственно вызванных землетрясений.
изменить наклон планетарной оси.
Даре - корабль "Анастасия". Джонс, Макс - известен тем, что Шард обскакал его в
сделке с дубликатором массы; корабль "Асгард".
Смит.
"Чикверита" и который, в свою очередь, похитил судно миссионеров, названное им
"Космической гончей". - Просперо - корабль "Трибулет".
"Прекрасная Алиса".
владение им совместно со своей женой Ивонной; корабль "Жаворонок пространства".
"Четыре грача", переименованного ею впоследствии в "Лопнувшего Смита".
(прежнее название - "Покоритель звезд").
привез на Землю дубли-катор массы, - корабль "Шаловливая красотка".
явление в атмо-сфере, состоящее из нескольких форм миражей.
эскападах пре-славного спейстрейдера Кэпа Френча, а о тех, что - по общему
мнению - заключаются на небесах (правда, и "Цирцея" оформляла брачные контракты
отнюдь не на земной тверди, однако покуда оставим это в стороне). Более того,
не стану задерживать вашего внимания на браках гражданских, фиктивных или
морганатических, а также всяких вариантах полигамии и полиандрии; материи это,
конечно же, любопытные, но речь о них - не сейчас и не здесь. Ибо в данный
момент наибольший интерес представляют для нас пары, связанные узами не
Гименея, но Аполлона.
собой психологический тип закоренелых холостяков или старых дев, однако те из
них, кто все же вступает в соавторство, демонстрируют все знакомые нам по
практике семейной жизни виды и подвиды. Встречаются, например, однолюбы -
скажем, братья Гонкуры или Стругацкие, отец и сын Абрамовы; попадаются и
воистину венчанные пары - вроде Любови и Евгения Луки-ных. Можно отнаблюдать и
браки по расчету (как водится, оправдывается он редко, однако надежда, что
громкое имя соавтора как-нибудь да вывезет, бессмертна безо всякой клеточной
регенерации). Нередки и краткоживущие пары - классический ле-мовский меск, как,
скажем, у Святослава Логинова с Николаем Перумовым. Без особого труда вы сыщете
на этом поле все - от бесплотного платонизма до загадочной и пугающей порой
некрофилии, побуждающей иных заново пересотворять сочинения почивших в Бозе
собратий или строчить к ним многотомные продолжения. Рассуждать на эту тему
можно ad infinitum - застолбив тезис, я предоставляю это занятие любому, чья
полыхающая линнеев-ским жаром душа жаждет анализа и систематизации.
начинающего прозаика, до сих пор опубликовавшего лишь несколько рассказов)
Кристофера Гилмора с российским фантастом и переводчиком Михаилом Ахмановым
обязан своим возникновением традиционному институту свах. В роли разбитной
Ханумы выступил здесь волгоградский литагент Игорь Толоконников. Именно с его
легкой руки попал к Ахманову гилморов-ский текст - еще не законченного
произведения, а скорее эскиза, наброска, черновика, в котором, однако,
явственно ощущалось: у автора и в мыслях, и за душой более чем достаточно,
чтобы пробудить желание присовокупить к этому труду собственные талант и руки.
В итоге завязался роман - не литературный, но эпистолярный, вскоре приведший к
подписанию по всем правилам оформленного договора о соавторстве. Причем не
номинальном, а вполне реальном и равноправном, когда вклад любого из
ко-демиургов от фантастики равен, невыделим и неотделим от конечного целого -
той книги, которую вы только что прочли. Насколько мне известно, в
отечественной литературной практике подобное сотрудничество осуществилось
впервые. Возвращаясь к начальной метафоре, замечу: заочный брак - явление
уникальное. Что ж, тем интереснее порассуждать о принесенных им плодах.
рассыпанных по страницам "Капитана Френча...", вызвало у меня некоторое
раздражение - нечто вроде внутреннего аллергического зуда. Оно и не
удивительно: слишком уж приелись за последние годы постмодернистские игры,
превращающие литературу в "отражение в отражениях отражений", как подметил
некогда Айзек Азимов. Спору нет - лоскутное одеяло центонной игры греет душу,
коли сшито щедростью дарования да избытком силы (таков, например, последний
роман Роджера Желязны - "Ночь в одиноком октябре"). Но если - в угоду моде, но
если - сотворение узора из клочков перелицованных, наизнанку вывернутых цитат
становится образом жизни и самоцелью, то Боже избави от этакой Касталии! Тем
более что главной сутью постмодернизма - по утверждению столпов течения -
является художественное доказательство постулата о принципиальной невозможности
человеческого взаимопонимания. Постулата, принять который я никак не могу.
шарадой - наподобие нашумевшей в конце семидесятых годов повести Валентина
Катаева "Алмазный мой венец". Как все увлекались тогда расшифровкой псевдонимов
и составлением списков: Птицелов - это... Командор - это... Вот и теперь тянуло
на подобное. Кое-что угадывалось легко и безошибочно. И в самом деле, ну как не
узнать берроузовский Барсум, порожденную Робертом Шекли планету Транай,
азимовский Тран-тор или - переходя от космографии к жизнеописаниям -
бессмертного (как в прямом, так и в переносном смыслах) Лазаруса Лонга?
(Правда, при всем желании не взять в толк, за какие грехи авторы обошлись с
этим хайнлайновским героем столь жестоко - неужели только для того, чтобы в
освободившейся экологической нише с комфортом устроился сам капитан Френч?
Однако такое допущение заводит в непролазные фрейдистские дебри: не могла ведь
восхитительная Киллашандра не углядеть в собственном супруге столь откровенную
ипостась собственного папеньки; а коли так... ау, психоаналитики, вперед! Но