работы с агентурой и обхождениям с дамами, никогда не забывал о праздниках. Был
канун Восьмого марта. Он поставил специально для нее купленные тюльпаны в вазу.
"Захочет - возьмет с собой, нет - останутся бабульке, содержащей квартиру".
спрашивать.
стебельку.
отвернувшись к окну. Белов не торопил. Сел за стол, принялся изучать узор на
скатерти. Елена остро чувствовала чужой взгляд, это он знал и решил лишний раз
не тревожить.
Белов. Явка была на Патриарших, фраза выскочила сама собой.
цитатника - "Двенадцать стульев" и "Мастер и Маргарита". На все случаи жизни
годятся. А Пушкин из школьного курса- уже высший пилотаж.
вспомнил, что, по слухам, шеф КГБ Андропов знал "Двенадцать стульев" наизусть и
время от времени любил проверить память сотрудников вопросом типа "со стороны
какой деревни вошел в Старгород Остап?". - Кстати, откуда вошел в город Бендер?
"черте оседлости". А суть ее в том, что еврейский мальчик помогал разорившемуся
дворянину искать сокровища, спрятанные в стуле. Их было ровно двенадцать, по
числу мест в Великой Ложе. И мешал им поп-расстрига, у которого советская
власть экспроприировала все, что церковь копила на черный день. Только ничего у
них не вышло, потому что коммунисты на деньги Ложи и Церкви построили клуб
железнодорожников. Интересно? - Елена вздохнула. - Могу еще рассказать, кого
имел в виду Корней Чуковский в детской сказке "Таракан-тараканище".
голову.
на что.
КГБ Армении. - "Гады, жертвую во благо общего дела!" - Настоящий "Арарат",
качество гарантирую.
комнате сидела женщина тридцати лет, у которой из глаз вот-вот брызнут слезы.
Мужчина в нем говорил одно, а опер - другое. Никаких гарантий, что в квартире
не понатыкали микрофонов, не было. Большую часть его агентуры составляли
женщины, и слишком успешная их работа навевала начальству мысли, что одной
беззаветной любовью агентесс к родине это не объяснялось.
сожительство с агентом вообще кастрируют. И не объяснишь же, что баба была на
грани истерики, а другого способа вернуть ее к жизни я не знаю". Он вернулся в
комнату. Елена сидела на диване, поджав под себя ноги.
взглядом. Тоска и боль в ее глазах были смертные.
Знаменской собралась компашка. Сначала час накручивали друг друга. Дирижировал
"Клест". Потом, когда народ созрел для баррикад и эшафотов, появился новенький.
Серьезный дядя. Принес свежие новости о страданиях "узников совести". Описать
дядю?
контригру.
самых "узников". Пришлось подписать. - Лена, увидев, какую мину состроил Белов,
вздрогнула, как от удара. - А что оставалось делать, если они все на меня
уставились?
самый надежный способ проверки. Закостеневшие в диссидентуре пачками
подписывали воззвания и письма протеста, терять им уже было нечего. Самые
сообразительные заблаговременно обзавелись справками о вялотекущей шизофрении и
суда не боялись. Разве что психушек... А новичков следовало проверять и вязать
намертво. Слово - оно и есть слово, оперативную запись в суд не потащишь. А вот
бумажку с собственноручно и добровольно исполненной закорючкой- сам бог велел.
Как учил Вышинский, добровольное признание - царица доказательств. А тут тебе
не выбитое в подвалах, а абсолютно добровольное признание в антисоветской
деятельности. Осталось только положить в конверт и отправить по почте, чтобы
родные "органы", перехватив подметное письмишко, радостно поставили на
оперативный учет очередного борца за справедливость. Тот, кто дирижировал этим
сбродом шизиков, отлично знал азы оперативного ремесла: ни один агент без визы
опера на такой шаг не пойдет, и ни один опер не даст агенту добро на участие в
антиправительственной деятельности, потому что до оправдания "преступления" в
оперативных интересах советские законы еще не дошли. Подпишешь- приговор, не
подпишешь - приговор как агенту.
последствия моего шага. Партком, профком, увольнение.
что-то про совесть и невозможность терпеть дальше. Сочувственно кивал, потом
пригласил в кафе.
Белов.
телефон. Когда шла домой, засекла "хвост". - Она поднесла рюмку к губам, выпила
до дна, высоко запрокинув голову. - Что дальше, Игорь?
замаячил вербовщик, которого уже устали ждать, и жизнь Елены вот-вот пойдет под
откос. Уж он знал, что начальство по обе стороны тайного фронта скоро запрыгает
от восторга, пойдет большая игра, каждый будет тянуть в свою сторону, пока
человеческая жизнь в их жестких руках не треснет по швам.
случае они бы наоборот отводили ее от диссидентуры. Значит, как секретоноситель
интереса для них она не представляет. На оголтелую фанатичку не тянет, слишком
умна. И им, и нам нужны люди, но строго определенного качества. Способных к
оперативной работе мало, качественные агенты наперечет, и конкуренция у нас
жуткая. Если Лена у меня одна из лучших, то почему бы не предположить, что на
нее не положил взгляд кто-то с той стороны? Сердцем чувствую, грядет игра по
линии идеологической разведки".
Бусинки слез дрожали на самой кромке век.
было в сто раз круче Моссада. Такой удачи никто не ожидал, как само собой
разумеющееся, решили ковать железо, пока горячо. На радостях никому даже не
пришло в голову, что между молотом и наковальней оказался живой человек.
Партком, увольнение из режимного института, зарубленная диссертация, заявление
в ОВИР и неизбежный отказ. Лену, легендируя для серьезных игр, загнали в
"отказники", превратив в изгоя. Ушли старые друзья, вытесненные "отказниками" с
лихорадочно горящими глазами и нервно перекошенными ртами. Денег стало не
хватать, а интересной работы не было. И самое непредвиденное - развод. Жить с
издерганной женой мужу стало невмоготу, а по карьерным соображениям- просто
опасно. На всем, ради чего живет нормальный человек, пришлось поставить крест.
И все ради того, чтобы через два года через нее с той стороны пошла
качественная деза. Ушлые ребята из Натива-Бар, как оказалось, и не собирались
делать из Лены первоклассного агента.
концы. Смысла глотать чужую "липу" не было, а сдвинуть Елену с заранее кем-то
определенной роли поставщика "дезы" не представлялось никакой возможности.
Резолюцию наложили немудреную, как смертный приговор: "Дальнейшая разработка
оперативного интереса не представляет. Контакт с агентом прекратить".
окурок в пепельницу.
спалит всех.
Только пахота на нашу контору. Она на все пошла, все стерпела, потому что
верила, что так надо. А теперь что? Спасибо, в ваших услугах родина не
нуждается, да?
послушно сел.
что ее, любого из нас выкинут и не охнут. - Журавлев раздавил окурок в