Чтение 70–й страницы книги ~Бомаск~

- Оставьте меня ненадолго одну, - тихо сказала Пьеретта.

- Закрыть дверь?

- Не надо. Я хочу слышать.

Примерно через полчаса после убийства Бомаска официальные гости уехали.
Их выпустили из здания конторы через черный ход, усадили в машины и
помчали на третьей скорости по Лионской улице, где были расставлены
жандармы.

Охранникам приказали отступить за ограду фабрики. Холодный ветер дул
все сильнее и рассеял последние группы демонстрантов. К шести часам вечера
оживленно было только в переполненных кафе да в домах рабочего поселка,
где на лестничных площадках бурно обсуждали события.

Мы с репортером вернулись на квартиру учительницы дописывать статьи.
Пьеретта лежала все так же неподвижно на постели в соседней комнате. В
половине седьмого возвратился Кювро, который побывал среди демонстрантов.
Он перебрался на левый берег, как только сняли заграждение у моста.

- Визиль собирается натворить глупостей, - сказал он.

Оказалось, что Визиль, переплыв на другой берег, собрал несколько
человек - своих старых товарищей по партизанскому отряду и рабочих,
кипевших негодованием по поводу убийства Бомаска. Они захватили в ближней
каменоломне взрывчатку. И теперь все двинулись по Гренобльской дороге,
решив произвести в горах взрыв и обрушить каменные глыбы на первую колонну
грузовиков, в которых охранники поедут из Клюзо в Изер, где находятся их
казармы. От сторожей фабрики Кювро узнал, что отправка охранников начнется
сразу же после ужина, которым их собираются накормить в помещений одного
из цехов фабрики.

Из спальни вышла Пьеретта.

- Надо разыскать Визиля, - сказала она.

- Все равно сделает по-своему, - возразил Кювро. - Он и меня-то слушать
не стал.

- Помогите мне найти Визиля, пока еще он не наделал глупостей, -
сказала Пьеретта. - Репортер тотчас предложил довезти ее на автомобиле
своей газеты, в котором он приехал. Пьеретту устроили на заднем сиденье
между репортером и мною. Кювро присел на корточки около шофера; мы
боялись, что жандармы уже ищут их, - ордер на арест не потерял еще силы.

В двух километрах от Клюзо Гренобльская дорога, которая сначала идет по
долине, начинает подниматься вверх по крутому склону. Кювро знал, в каком
месте Визиль решил заложить мину. Мы поставили автомобиль у откоса дороги,
погасили фары и двинулись по тропинке, пролегавшей между скалами. Репортер
освещал дорогу электрическим фонариком. Пьеретта шла впереди, шла очень
быстро.

Надо было перебраться через ручей, вздувшийся от недавних ливней.
Пьеретта поскользнулась на мокром камне и едва успела ухватиться за
дерево. Между каменными глыбами ревела и бурлила вода. Пьеретта оступилась
еще раза два, но, к счастью, не упала. Мы устремились вслед за ней. Она
выбралась на другой берег, вымокнув до нитки и продрогнув на ветру в
тонком шерстяном платье, которое неприятно липло к телу.

Даже не передохнув, она принялась взбираться по тропке, которая вела к
уступу скалы, нависшей над извилиной дороги; здесь и должен был находиться
Визиль со своими людьми.

Когда мы очутились выше их, Визиль уже готовил мины, в трех шагах от
него трое парней закладывали взрывчатку в трещину гранитного зубца,
который сдерживал грозную каменную осыпь. Внизу, под отвесным склоном
высотой в пятьдесят метров, ясно видна была дорога, залитая лунным светом.

- Вы что, с ума сошли? - гневно крикнула Пьеретта.

Трое минеров подошли к ней.

- Ничего не сошли. Хотим отомстить за твоего мужа, - ответил Визиль.

- Брось сейчас же свои игрушки, - приказала Пьеретта и, повернувшись к
товарищам Визиля, добавила: - Ступайте за мной!

- Послушай, сколько бы мы их ухлопали! Десятка два, не меньше!.. -
настаивал Визиль.

- А дальше что? - спросила Пьеретта.

- Проучили бы охранников, больше оси к нам не сунулись бы.

- Так ты, стало быть, вздумал в одиночку совершить революцию? - сказала
Пьеретта.

Со стороны Клюзо в темноте замерцали огоньки фонарей. Подошли остальные
люди из группы Визиля. Все были вооружены кирками.

- А завтра что вы будете делать? - спросила Пьеретта.

- Уйдем в горы, - ответил Визиль. - Немцы с нами не справились, а уж
полицейского воронья мы и подавно не испугаемся.

- Дурак... - выругала его Пьеретта.

- Видать, тебе все равно, что твоего друга полицейская пуля сразила.

- Дурак!.. - повторила Пьеретта. - Неужели ты не понимаешь, что
правительство только того и ждет... Конечно, им в высокой степени
наплевать, что два десятка охранников распростятся с жизнью.
Правительство, пожалуй, готово нам еще приплатить, чтобы мы их убили...
Ведь они только ищут предлога, чтобы запретить нашу партию.

- Верно она говорит, - сказал один из рабочих.

- Верно говорит, - подтвердил другой.

- Эх, черт! - воскликнул Визиль.

Он со всего размаху швырнул взрывчатку в ручей и, не промолвив больше
ни слова, стал спускаться по той тропинке, по которой мы пришли. Вслед за
ним двинулись остальные.

Темноту прорезали автомобильные фары. Внизу под нами с воем и урчанием
проехал первый грузовик.

Пьеретта замерла на скале в мокром платье, облепившем ее на ветру.
Проехал второй грузовик.

- Как горько, - простонала она, - что нельзя раздавить их тут!..

И она указала на верхушку утеса, который рухнул бы на шоссе, если б она
не остановила Визиля.

Она повернулась к нам. По щекам ее каталась крупные слезы.

Мы спустились к автомобилю. Теперь мы шли очень медленно, поддерживая
Пьеретту на трудных переходах.

В тот же вечер Натали, которая, точно обезумев, носилась по всему
городу, удалось наконец найти нас. Нам говорили, что ее потрясла смерть
Бомаска и возмутило распоряжение об аресте Пьеретты, Миньо и Кювро. Она
предложила увезти их в своем автомобиле и спрятать в лионском поместье
Эмполи. Нам уже сообщили, что полиция разыскивает троих беглецов. И мы
решили пока что принять предложение Натали.

Мостик, переброшенный через Желину около рабочего поселка, больше не
охранялся. Мы проникли в парк через угловую калитку. Натали должна была
выехать через те ворота, которые выломали участники демонстрации; оттуда
шла узкая дорога, выходившая за рабочим поселком на шоссе.

Таким образом, можно было избежать перекрестков, охраняемых
жандармерией и полицией.

ЧЕТВЕРГ, ВЕЧЕРОМ

Поздним утром, сразу после ухода Натали, Филипп направился в свою
излюбленную пивную у Лионской дороги. Он провел там довольно много
времени, пил коньяк, рюмку за рюмкой, переживая свою горькую обиду от
"предательства", как он мысленно говорил, своей сестры.

Официантка отправилась в город на торжество открытия цеха "РО". Филипп
присаживался то к одному, то к другому столику. Еще никогда собственные
руки и ноги не казались ему такими длинными и нескладными, никогда он не
чувствовал такого отвращения к своему большому рыхлому телу.

Около трех часов дня вернулась официантка, страшно взволнованная, и,
едва переступив порог, крикнула:

- Шпики стреляют!

- Есть убитые? - спросила хозяйка.

- Итальянца убили, - ответила девушка. - Нет уже на свете вашего
дружка, Красавчика, - сказала она Филиппу.

И она, как умела, рассказала о том, что произошло. Сама она ничего не
видела - жандармы не пропустили ее на площадь Франсуа Летурно, - но слухи
о совершившемся ходили уже по всему городу.

Она рассказала, как Визиль штурмовал павильон американской выставки
мощной струей воды из пожарного шланга и как искусно он отступал.

- Почему же Красавчик не бежал вместе с ним? - спросил Филипп.

- Он прикрывал отступление Визиля... Он храбрый, как лев. Ничего не
боялся, не хотел идти на попятный... Сбил с ног десятки охранников и
двигался вперед... Всем полицейским грозил... Подходил все ближе к зданию
конторы и все сметал на своем пути... В него со всех сторон стреляют... а
он идет, словно пули ему нипочем и тронуть его не смеют...

Так уже начинала складываться легенда о Бомаске.

"Это самоубийство, - тотчас решил Филипп. - Красавчик пошел на смерть
из-за того, что Пьеретта изменяет ему... Я со всей очевидностью доказал ее
подлость, и он не мог перенести измены женщины, которую считал самой
чистой во всем мире. Он покончил с собой героически... Но ведь это я убил
его..."

Филипп вернулся домой, он сидел в своей комнате, терзаясь мучительными
мыслями о том, что Натали его предала, Пьеретта изменила Красавчику, а он,
Филипп, убил своего единственного друга.

Около десяти часов вечера он увидел нас сквозь приотворенные ставни -
мы шли по аллее к гаражу, находившемуся рядом с его флигелем. Я и Натали
поддерживали под руки Пьеретту, за нами брели Кювро и Миньо. Филипп
подумал, что мы идем к нему.